— Страх превратил его кровь в воду. Он знал, что победит стая; у стаи есть вожаки, которые подчиняют себе других.

— Бушмен никому не будет служить! — сердито крикнул Дакуин.

— Да. И потому он должен уйти, если хочет жить. Я слышу топот бегущих ног. Мы уйдем, когда проснется солнце.

На рассвете следующего дня они собрали свои пожитки — шкуры, полосы сушеного мяса, мешки с пеммиканом — и, спустившись в долину, пошли на запад. Антилопы, которые паслись на лугу, долго смотрели им вслед, а животные, сидящие на корточках, проводили их лаем. Когда кочевники скрылись из виду, павианы спустились в долину, чтобы издали взглянуть на пещеру: они хотели знать, действительно ли ушел человек.

Но лишь на третий день один из самых смелых павианов рискнул войти в пещеру, покинутую бушменами.

Перед уходом из пещеры Кару и Дакуин в последний раз гадали на костях. Воздух дрожал от топота ног. Кафиры-убийцы вторглись в страну. Покинуты были краали, сожжены хижины, уведен скот. Бежали все, кто в силах был бежать. Остались только старики и больные; им грозила голодная смерть или смерть от ассегая. Мозелекац приближался с войсками. Не только кочевники, но и оседлые жители, занимавшиеся скотоводством, в страхе бежали в горы, уступая дорогу «истребителям».

Гадальные кости предвещали беду. Главная кость, Чоу, лежала лицом вниз; Као, юноша, упал рядом с Доной, девушкой, а Гэчуи, женщина, валялась в стороне.

— Много будет убитых, — сказал Кару, — и многие покидают равнины. Но мало проходит людей нашего племени. Мы пойдем вдоль реки. Суолла, ты воткнешь в землю несколько веток листьями вниз. Если по этой тропе пройдет кто-нибудь из нашего народа, он узнает, что мы, жившие здесь, ушли.

Когда Суолла исполнила приказание, они покинули пещеру. Впереди шел Кару, за ним Дакуин, оба несли свое оружие. Шествие замыкала Суолла, нагруженная шкурами, пузырями с водой и мешками с мясом. Охотникам не полагалось нести поклажу: эта обязанность лежала на женщине.

Животные, проводив их глазами, снова вернулись на пастбище.

Трое бушменов целый день шли вдоль берега реки. На следующее утро Кару уселся на землю, свесил голову между колен и долго прислушивался. Примеру его последовал Дакуин. Издалека донеслись до них протяжные вопли женщин. Но это были женщины чужого племени.

Снова тронулись они в путь и шли не останавливаясь, пока не увидели хижин, сложенных из камня. Кару взял на себя роль разведчика. Словно змея, он полз от куста к кусту, и Дакуин вскоре потерял его из виду. Вернулся он не скоро; Дакуин заметил его издали. По-видимому, путешественникам никакая опасность не угрожала, так как Кару шел смело, не считая нужным прятаться.

Он повел их к каменным хижинам — жилищам оседлого племени. Они увидели дохлых собак с раздутыми животами и оскаленными зубами, но ни одного живого существа в хижинах не оказалось. Мужчины, женщины, дети бежали в горы, оставив здесь лишь несколько разбитых горшков.

— Этой дорогой шли кафиры, — сказал Кару. — Суолла, ступай по тропинке женщин к воде. Должно быть, они опустили свои горшки в водоем, если боялись преследования.

У Суоллы глаза были зоркие. Она тотчас же нашла дорожку, протоптанную женщинами и ведущую к водоему. Сюда приходили они посудачить, и это место было для них не менее священно, чем дерево «индаба» для мужчин.

Суолла сбросила одежду и, словно выдра, нырнула в холодную воду. Вскоре она извлекла из водоема несколько горшков, наполненных запястьями и ожерельями из слоновой кости и меди. Сделаны они были очень грубо, но Суолла пришла в восторг, так как у нее не было никаких украшений, кроме ожерелья из кусочков скорлупы страусового яйца.

Затем она вытащила из воды точильный камень и несколько тыквенных бутылок с привязанными к ним ремнями. Эти бутылки она решила захватить, а одну из них взял себе Дакуин для нюхательного табаку.

Больше здесь нечем было поживиться. Суолла с сожалением опустила на дно горшки, которых не могла взять с собой, и наполнила водой пузыри. По совету Кару беглецы снова отправились в путь.

— Нужно бежать, — сказал он. — Люди, покинувшие эти хижины, прячутся среди холмов и нападут на нас, если мы здесь останемся.

Они шли по тропе, проложенной пришельцами-кафирами, и вскоре увидели место, служившее стоянкой. Здесь остались огромные кучи золы, свидетельствовавшие о том, что у костров отдыхало много народу. Маленькие бушмены с любопытством изучали следы, оставленных пришельцами.

— Смотрите! — воскликнула Суолла. — Женщины, дети и скот спали в кольце костров, а мужчины их охраняли.

— А когда они ушли, женщины, дети и скот свернули в эту сторону. — Дакуин указал на север. — А тропа воинов ведет навстречу солнцу.

— И это все? — спросил Кару. — Я узнал больше, чем ты. Впереди шло стадо, за ним женщины, дети и собаки. А воины пошли прочь от солнца только для того, чтобы сбить с толку врага. Смотри, не все они пошли туда. Другие идут к солнцу, а стадо затоптало их следы. Женщин, детей и скот нельзя было отправить одних в горы, где притаились в засаде люди, бежавшие из каменных хижин. Один отряд защищает женщин, другой заманивает врага и ведет его по ложному следу.

Дакуин одобрительно щелкнул языком.

— Почему одни воины хотят скрыть свои следы, а другие смело протаптывают дорогу? — спросила Суолла.

— Они хотят, чтобы враг шел по этой тропе, — объяснил Дакуин.

— Да, — продолжал Кару. — Они знают, что враг их преследует. Слушайте: это тропа Мозелекаца. Он знает, что Черный Лев — Чака — за ним гонится. Мы пойдем по следам воинов и посмотрим, будет ли бой.

Они шли гуськом, зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь к малейшему шороху. Пройдя около двадцати километров, они остановились: по склону холма тянулись параллельно две широкие тропы.

— Вот путь Чаки. Войско прошло здесь на рассвете, когда пала роса. Сотни ног примяли траву.

— Их было немного, — возразил Дакуин.

— Нет, очень много. Воины Чаки идут гуськом, как ходят слоны. Вот почему тропа узкая. Она, как змея, вползает на холм и спускается по склону. Скоро они догонят людей Мозелекаца, а ветер принесет весть об этой встрече.

Они ускорили шаги и, поднявшись на вершину каменной гряды, увидели вдали холм, а на холме — людей. Два отряда медленно приближались к подножию холма.

— Сейчас начнется бой, — пробормотал Кару, раздувая ноздри. — Мы можем идти быстрее, — они нас не заметят. Они смотрят только друг на друга и больше ничего не видят.

Рысцой побежали они вперед. Высокая трава скрывала их почти до плеч. Приблизившись к войску, они притаились за скалой и стали ждать.

Воины на холме — смелые воины Мозелекаца, которые жертвовали собой, чтобы спасти женщин и детей, — затянули боевую песню, протяжную и глухую, напоминавшую грозное рычание льва, попавшего в засаду. Они держали щиты, обтянутые рыжей и белой шкурой быка, блестевшей на солнце. Воины Чаки разделялись на два отряда: у одних были черные щиты, у других — черные с белым. В левой руке они держали щит, в правой — ассегай, короткий, как римский меч, — страшное оружие Чаки. Они подошли чуть ли не к самому подножию холма. Затем раздалась команда военачальника. Индуны передали ее своим отрядам, и воины развернули фронт. Снова приказ, подхваченный индунами, прокатился по всей линии фронта.

Оба крыла двинулись вперед — это был знаменитый маневр зулусов.

— Рога быка! — пробормотал Кару, дрожавший от возбуждения. — Посредине лоб, за ним — шея. Лбом Чака раздавит Мозелекаца у подножия холма. Смотрите… Те, другие, не хотят ждать натиска.

Грозное ворчание людей, попавших в засаду, перешло в рев. Лавиной понеслись они с холма навстречу опасности. Кафиры не успели закончить маневр. Раздался громовой голос военачальника:

— Дубинка!

Воины, как один человек, подняли правую руку, и в воздухе зажужжали дубинки — короткие палки с утолщением на конце. Они ударялись о щиты, ломали кости, и люди Мозелекаца, остановившись на склоне холма, стали метать ассегай.