— Трах! — раздался страшный удар, и над Сережиной головой сверкнуло сразу несколько молний.

Это туготроны метнули в воздух электронные лучи. Одна из молний попала в мешок с мукой, и он вспыхнул.

— Горим! — закричал Автоскок и завыл пожарной сиреной.

Автошлеп отвинтил свою левую руку и, переделав её в пожарный шланг, побежал к озеру. Мощная струя воды повалила мешок на землю и забила огонь. Накалившиеся от возбуждения туготроны замкнули Серёжу в своё кольцо.

— Он просит муки! — воскликнул Автошлеп и ударил себя щупальцем по медной заплате на животе.

— Он хочет того, чего никто не хочет! — зашипел Автоскок.

— Этакое нахальство! — тявкнул туготрон-ракета.

— А зачем тебе мука? — спросил Хамиан-14 Серёжу ласковым голосом, которым обычно выведывал у туготронов их мысли.

— Я хочу есть, — ответил Серёжа, готовый повторять это тысячу раз.

— Есть? — спросили туготроны и замолчали.

Они искали в своей памяти это слово.

И вдруг Серёжа услышал, как железные чудовища сказали совсем тихо, будто вздохнули.

— Есть?.. Этого не бывает!

— Позвать сюда Стихошлепа, — скомандовал Хамиан-14. — Прекратить все занятия на Острове! Всем собраться здесь через сорок две секунды!

Стихошлеп жил суетливой и беспокойной жизнью. Он сочинял стихи. Ежедневно ровно в две микросекунды десятого он уже хлопал переключателем и выбрасывал из уха карточки с первыми рифмами. Иногда он садился на свою правую ногу-раскладушку и создавал песню.

Собирайтесь, туготроны, троны, роны, оны, ны!

Поэту не хватало слов, и он их резал на кусочки. Но Стихошлеп не унывал и продолжал с бешеной скоростью фабриковать рифмы. В голову первого Стихошлепа когдато была заложена лекция с дневником настоящего и знаменитого поэта. С течением времени одичавшие туготроны перепутали всё, что было вложено им в голову. Последний Стихошлеп забыл и имя и стихи поэта, но старался подражать всему, о чём говорилось в его дневнике.

«Началось со скуки и тоски…» — писал поэт — и Стихошлеп устраивал себе в начале дня пятиминутку тоски и скуки. «Гулял к вечеру. На небе крупные звёзды», — записал поэт в дневнике — и Стихошлеп покидал свой ангар и топал под крупными звёздами. Потом он смазывал гусеницы и подбирал рифмы к каким-нибудь словам, оканчивающимся, например, на «ква», «щи» и «ук». Однажды ранним утром он неожиданно составил строчку: «Вечер был. Сияли звезды».

Эта строка ему почему-то так понравилась, что он выпустил её из уха в виде ста картонных карточек:

В такой цифровой форме это краткое сочинение Стихошлепа распространилось по Острову. Иногда дневник казался ему сбивчивым, и туготрон сердился на поэта.

«Первое время я терялся в груде материала», — писал в дневнике поэт.

— А ты не теряйся! — бормотал Стихошлеп. — Не теряйся! Чего тебе теряться? И в каком материале ты потерялся? Ну в каком? — вопрошал он. — В железе? Асбесте? В пенопласте?

Но барабан в голове тихо поскрипывал, передвигая загадочные строки: «Читал историю философии».

— Тьфу, ты! — сердился Стихошлеп и с досадой захлопывал крышку своей головы.

«…Мне кажется, что я ничего не успею», — жаловался поэт — и это особенно смешило туготрона.

— Скажет тоже! — говорил он. — У нас быстродействие. Сто тысяч рифм в секунду! А он говорит «не успею».

Иногда Стихошлеп выключал проигрыватель с дневником и переходил на самообслуживание. Целыми днями он отстукивал длинные стихи со складными рифмами и громко смеялся.

На Острове появлялись сотни картонных листовок со стихами Стихошлепа. Он бегал на аэродром и совал пачки туготронам, поднимающимся к летающим платформам.

— На, брось со своей тарелки! Жалко тебе, что ли? — попросил он однажды Дуракона-45.

— Давай, — сказал Дуракон-45 и бухнул на Остров сразу сорок килограммов стихов.

За это ему был большой нагоняй.

В тот момент, как Хамиан-14 приказал вызвать Стихошлепа, он плавно опускался на дно озера, после того как утром прочитал строчку из дневника поэта: «Жарко. Пошёл купаться на озеро. Писал стихи». Выпустив облако дыма, Стихошлеп опустился на дно и медленно прошёлся по нему, натыкаясь на затвердевшие мешки с мукой. Это был урожай прошлого года.

«Теперь пора писать стихи», — подумал туготронный поэт и начал с бульканьем подниматься к голубой глади озера.

— Эй, на озере! — окликнул его кто-то с берега.

Поэт увидел на берегу Автоскока, который выпустил чёрное облако дыма и пару синих лучей.

— Эгей! — отозвался Стихошлеп.

«Где он берет столько горючего? — позавидовал Стихошлеп. — Дыму-то, дыму-то от него сколько!»

— Лети на поляну в квадрат сорок два! — крикнул Автоскок и, поправив на себе хвост ракеты, поднялся в воздух.

— Винта с два полечу! — пробормотал Стихошлеп. Его походная ракета давно валялась без употребления в куче хлама.

Он вышел из воды и, выпустив из уха несколько карточек с новыми рифмами, пошёл пешком по живописной тропинке, вьющейся по направлению к квадрату сорок два. Через минуту и пятьдесят две секунды он пришёл на поляну, где уже собралась толпа туготронов. Хамиан-14 так перегрелся, что из-под крышки его головы валил пар, как из кипящего чайника.

— Наконец-то, дорогой мой! — обрадовался он, увидев Стихошлепа, и усыпал свой экран изображениями незабудок. — Найди мне, пожалуйста, в твоём словарике слово «есть».

— Есть — это глагол, — безмятежно ответил Стихошлеп и перевёл свой ответ на язык цифр: " 100000 11 000».

На розовом экране Стихошлепа это выглядело очень красиво.

Хамиан-14 повернулся к Серёже.

— Ясно? — спросил он.

Серёжа сжимал в руке горсточку муки и молчал.

— И не развязывай больше узлов, пока я сам не научусь, — добавил туготрон.

Серёжа молчал.

— Включи экран и подготовь мне к завтрашнему дню программу развязывания узлов.

Серёжа хотел вынуть фонарик из кармана, но рука его не послушалась.

— Смотрите, до чего же побелел экран у Ненамагниченного! — заметил какой-то туготрон.

Наступила тишина. Серёжа услышал, как где-то зашелестели листьями деревья, и закрыл глаза.

«Испортился», — подумал Хамиан.

— Эй! — крикнул он. — Посыпьте его мукой, если она ему так нужна!

Туготроны бросились к открытому мешку и, отталкивая друг друга, стали бросать в Серёжу мукой. Серёжа открыл глаза. Вокруг него бушевала мучная метель.

— Отведите его в Ангар высокого напряжения. Пусть зарядит свои аккумуляторы, — распорядился Хамиан.

«Там-то уж мыслей не бывает», — подумал он и погладил свои розовые косицы.

— А он знает много слов? — задумчиво спросил Стихошлеп, повернув экранчик к Серёже. — Мне так нужны слова! — добавил он мелодичным голосом.

— И мысли тоже? — злобно гаркнул Хамиан. — Если у него есть мысли?

— Мне нужны не мысли, а слова, — беззаботно сказал Стихошлеп. Внутри у него заиграла тихая музыка.

запел проигрыватель Стихошлепа.

— Эх, Стихошлеп, Стихошлеп! — вздохнул Хамиан-14. — А я-то думал, что на тебя можно опереться в трудную минуту. Пойди проводи Ненамагниченного, а я переберу свои щитки!

Толпа туготронов стала редеть. Кое-кто взмыл на ракетах в воздух, оставляя реактивную струйку в небе. Некоторые возились около мешков, пытаясь их развязать, подражая Серёже. Какой-то любитель выпустил из уха десять тысяч фотографий Серёжи с надписью: «11001», что означало: «Не в магнитах счастье».

Хамиан-14, кряхтя, вынул инструменты из колена и начал возиться со своими щитками. На щитках были собраны схемы мелкого жульничества.

— Эх-хе-хе! — вздыхал он. — Куда ты, удаль прежняя, девалась?..

Стихошлеп подошёл к Серёже и долго топтался, не решаясь подать на экран приветственные незабудки.