Алиса сложила бумагу и спрятала ее в карман спортивной курточки, в которой она спала практически всегда. Подойдя к шкафу, девчушка открыла дверцу и достала маленькую резную шкатулку. А вот и бабушкин фамильный оберег, такой теплый и веселый, навевающий странное чувство…

Она вышла из домика и направилась к берегу, где теснились и визгливо кричали чайки, не поделившие добычу…

«Не может быть, чтобы мама и папа… Они ведь не могут меня не любить, — думала она, вышагивая по шатающемуся на ветру подвесному мостику, перекинутому через глубокий овраг. — Разве ты, Господи, можешь позволять им поступать со мной так? Разве я этого заслужила?!.»

Доски при каждом шаге предательски поскрипывали. Внизу, в нескольких метрах от настила притаились камни, уродливо обтесанные постоянными приливами и отливами, — большие, средние и маленькие камни. Девочка держалась рукой за почерневший от времени разлохмаченный канат, выполнявший роль перил… Внезапно послышался скрежет. Что-то затрещало, и вместе с настилом Алису сначала потянуло в сторону, потом вниз… Мостик странно прогнулся, часть досок вздыбилась, а затем с грохотом обрушилась вниз. Ноги подогнулись, пальцы девочки вцепились в канат. Глаза закрылись в тот момент, когда Алиса разжала пальцы и полетела вниз…

Над головой закричала чайка, будто пытаясь таким образом разбудить потерявшую сознание девочку. Алиса осторожно открыла глаза. Первое, что она увидела, — голубое безмятежное небо. Правое колено ныло от боли, но сердце ласково шептало: «Не бойся, просто ничего не бойся… И все! Боль сейчас пройдет! Ты жива!»

Алиса приподнялась.

«Почему я жива? — девочка коснулась рукой острого камня. — Я должна была погибнуть. Я жива?!.»

Она подняла голову. Прямо над ней тяжелыми плетьми болтались остатки подвесного моста. Девочка посмотрела направо, потом налево… Повсюду валялись куски досок.

«Но как? — Алиса едва дышала. — Почему? Почему я не погибла?»

Вставая, девочка почувствовала, что с ее груди скатилось что-то маленькое и теплое. Она посмотрела на землю.

— Что-о-о?!.

Под ногами лежал старинный бабушкин оберег. Алиса присела.

— Неужели это ты? — прошептала она. — Неужели ты спас меня?

Алиса прижала оберег к груди. От него пахло парным молоком и луговыми травами.

— Неужели ты спас меня?

Она раскрыла ладонь… Нет, не может быть! Оберег странным образом изменился. Одна из сторон была испачкана кровью. Девочка вспомнила, что падая, она ушиблась и поранила колено. Теперь же старинный талисман потемнел и стал горячим.

Алиса убрала оберег в карман и, прихрамывая, направилась к скалам. Над водой все так же шныряли безалаберные чайки. Они взмывали высоко в воздух, замирали, словно завороженные, в нескольких десятках метров от воды, а потом камнем падали вниз. Девочка прошла несколько метров, пока не увидела на камнях одну из птиц. Окровавленная чайка лежала на боку, ее крыло было сломано.

— Милая моя, — прошептала Алиса, — как же это с тобой произошло? Бедная, несчастная… Давай я отнесу тебя в дом… Нет, ни в коем случае не в дом! В небольшую пристройку за маяком…

Тем временем день неторопливо подползал к вечеру… На кухне сидели мать с отцом и еще пара незнакомых бородачей, которые курили трубки и изредка выкрикивали какие-то кошмарные ругательства.

— А-а-а, — прохрипел отец, увидев появившуюся дочь. — А это, ребята, наша Алиса! Лис, Алис, иди-ка сюда!

Отец поманил дочь пальцем. Девочка посмотрела на него исподлобья, не в силах что-либо сказать.

— А ну, иди сюда! — повторил отец. — Живо! Алиса отошла к стене, пряча за спиной в руках бабушкин оберег. Отец встал со стула и медленно пошел в сторону дочери, протягивая к ней кривые пальцы, но тут же был остановлен одним из бородачей:

— Да зачем она тебе? Оставь ты ее сейчас в покое. Давай-ка лучше еще по стопочке пропустим.

Девочка бочком прошмыгнула в спальню. Здесь было по-обычному тихо. Безмятежно тикали старинные часы.

— Бабуля, милая, — плача, прошептала Алиса. — Скорее приезжай! Забери меня отсюда. Милая, поскорее…

Девочка не могла знать, что сегодня тело ее бабушки — лучшей в мире рассказчицы японских мифов, легенд и сказок — отвезли в морг. Врачи констатировали острую сердечную недостаточность.

Немного успокоившись, Алиса легла на кровать. Повернулась на правый бок и прижала к щеке бабушкин подарок. Завывающий за окном ветер навевал воспоминания. А лучшее воспоминание о бабушке — это ее сказки…

В давние-давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все бы ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то, вроде, и смеется кто-то.

Жуть да и только…

Вот как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали, как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет?

А в это самое время пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся.

— Да неужели никто с оборотнем справиться не может? — пожал плечами Тасукэ. — Ладно, помогу вам — сам в храм пойду.

Дождался он ночи и в храм отправился. А осенью ночи тихие: ни звука кругом. Сидел Тасукэ в храме, сидел, скучно ему стало, он и зевнул. Да так громко! Запело эхо на всю округу, все вторит, вторит, остановиться не может.

Наконец, стихло все. Видит Тасукэ — стоит перед ним оборотень, улыбается.

— Ты кто такой? — спрашивает. — Смельчак, что ли? Один ко мне пришел?

— Конечно, один. А то с кем же? — не понял Тасукэ и снова зевнул.

Оторопел оборотень:

— Так ты что же, меня не боишься?

— Что значит — бояться? — не понял Тасукэ.

— Чудак ты, да и только! — захихикал оборотень. — Все люди на свете чего-нибудь боятся. Вот -ты чего боишься?

— Отстань от меня, — рассердился Тасукэ. — Не возьму в толк, о чем ты речь ведешь.

Примостился оборотень рядом с Тасукэ и объяснять принялся:

— Понимаешь, — говорит, — ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому в храм не ходят.

— Кто ты? Оборотень? — переспросил Тасукэ. — Никогда бы не поверил!

— Да, я — оборотень, — гордо ответил тот. — Ты тоже меня должен бояться!

— Ну, вот еще! — ответил Тасукэ. — Дурак я, что ли, тебя бояться? Уж если я чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу — мурашки по коже.

— Ну я же говорил, говорил! — обрадовался оборотень, — Все на свете чего-нибудь боятся.

— Все? — не поверил Тасукэ. — И ты тоже?

— Я? — задумался оборотень. — По правде говоря, боюсь я вареных баклажанов. Запах у них противный, с ума меня сводит.

Посмотрел оборотень в окошко, заторопился.

— Светает уже, пора мне уходить, — говорит. — Приходи завтра — я тебя пугать буду!

На следующую ночь Тасукэ снова отправился в храм. Захватил он с собой большой чан с крышкой и много-много баклажанов принес. Сварил их, крышкой закрыл и ждать стал, когда оборотень пожалует.

В полночь явился оборотень. Идет, потом обливается. Присмотрелся Тасукэ получше, видит — несет оборотень большой мешок. Отдышался и говорит:

— Ну, готовься, сейчас я тебя пугать буду! Вынул он из мешка горсть золотых монет и в Тасукэ швырнул.

— Ну что, страшно тебе? — спрашивает. — Сейчас еще страшнее будет!

Бросился Тасукэ от оборотня, бегает по храму и кричит:

— Ой, боюсь! Аи, боюсь! Обрадовался оборотень.

— Все чего-нибудь боятся! — кричит.

Бегал Тасукэ по храму до тех пор, пока оборотень весь пол золотом не усыпал. А потом подбежал к чану да крышку-то и открыл. Вырвался оттуда пар и наполнился храм запахом вареных баклажанов. Поморщился оборотень, задергался весь, а потом опрометью из храма бросился. Выбежал в сад да за дерево схватился, глядь — и в гриб превратился, большой-пребольшой.

Обрадовались жители деревни, что от оборотня избавились. Накупили у Тасукэ в благодарность много-много трав и снадобий. А потом пошли в храм золотые монеты собирать. Смотрят — а это и не монеты вовсе, а грибочки. Так ни с чем они и ушли. А Тасукэ дальше отправился, и везде об оборотне из старого храма рассказывал.