Действительно, из сумрака ночи бесшумно, словно сгустившаяся темнота, появились люди. Их было трое, и даже в этом мраке было видно, что в руках у всех троих оружие. На гортанный оклик часового ответил сам Белов, потом к разговору подключился и Павел, в совершенстве владевший как пуштунским, так и таджикским и узбекским языками. После длительного разговора их повели в глубь кишлака. Полуразрушенные дома его были мертвы, лишь караул у одного из них предполагал внутри наличие жизни. Конвоиры «шурави» переговорили с постовым, и один из бойцов, отогнув брезентовую занавеску, исчез внутри дома. Белов, не торопясь, скинул с плеч рюкзак, поставил его у стены, то же самое жестом велел сделать лейтенанту. Вскоре посланец вернулся и велел сдать оружие. Когда оба пояса с кобурой и ножи оказались в руках часового, тот жестом разрешил незваным гостям войти в дом.

Перед тем как переступить порог Могильный невольно взглянул вверх, на звезды, по сравнению с равнинными казавшиеся неестественно огромными и яркими.

В доме стоял полумрак. Белов ориентировался по спине своего провожатого, сзади слепым кутенком тыкался в спину генерала Могильный. Генерал не видел, но чувствовал, что кругом, рядом, на полу спят люди. Храп, тяжелое ночное дыхание выдавали их присутствие. Лишь в дальнем углу виднелся свет. Туда и повел непрошенных гостей афганец.

Горела небольшая лампочка типа «шахтерки», подключенная к аккумуляторной батарее и стоявшая прямо на полу. Ее свет падал на страницы беспощадно истрепанной книги с узорчатой вязью арабских букв. Белов ни минуты не сомневался, что перед ним Коран. Кажется, он даже узнал и саму книгу.

"Как они этот аккумулятор подзаряжают?" — удивленно подумал генерал, но тут из темноты показалось лицо чтеца Корана, и Белов забыл обо всем. Казалось, что за прошедшие годы Мансур нисколько не изменился. Худощавое продолговатое лицо с рыжеватой, не очень густой бородой, длинный с горбинкой нос, глубоко посаженные глаза удивительного желтоватого-коричневого, как у тигра, цвета. На голове его была типичная для всех афганцев круглая пуштунская шапка. Мансур улыбнулся, обнажив при этом неровные, выщербленные зубы. Голос его оказался хрипловатым, но мягким и ровным:

— Аллах мне приказал прийти в эти горы, но не сказал почему. Я только знал, что встречу знакомого человека.

Белов по-азиатски устроился на полу перед ящиком, сбоку сел лейтенант. Переводить ему не пришлось. Оба собеседника прекрасно говорили на таджикском.

— Не думал, что придется снова свидеться, но, как у вас говорят, аллах сподобил, — сказал генерал. — Многое изменилось и у нас, и у вас. Афган сожрал Союз, как раковая клетка съедает человека. В те времена вы воевали с нами, теперь — между собой.

— Да, это больно, — признался Мансур. — Пятнадцать лет назад я думал, что все плохое осталось позади. Оказалось, все оно только начинается. Аллах кого хочет наказать — сводит с ума гордыней. Все хотят быть в этой стране главными.

— Насколько мы знаем, наибольшее напряжение наблюдается между вами, старыми моджахедами, и талибами. В чем суть этого конфликта?

— Талибы сами по себе никто. Ими руководят из Пакистана те, кто желает присоединить Афганистан к своей стране. Для этого им и нужны эти недоучки из медресе.

— Наше руководство озабочено подобным положением в Афганистане. Талибы завалили Россию дешевым опием, героином. Для нас это тоже национальная катастрофа. Именно поэтому я здесь. И у меня есть предложение. Скажите, уважаемый, если мы предложим вам помощь в борьбе с талибами, вы примете ее?

Мансур не задумался ни на минуту.

— Да. Сегодня я открыл Коран и ткнул пальцем в первую же попавшуюся суру. В ней было сказано: "Лучше союз с бывшими врагами, чем вражда с бывшими друзьями".

— Хорошо. Что именно и в каких размерах вам нужно для продолжения борьбы? Мы готовы предоставить вам помощь в неограниченных количествах.

Лицо моджахеда дрогнуло, такое выражение бывает у долго голодавшего человека при виде обильно накрытого стола.

— Нам нужно все. В последнем бою трое моих воинов погибли, пытаясь достать автомат убитого талиба. Начали отказывать даже «Калашниковы». Многие из них в бою по двадцать лет.

Обсуждение продолжалось почти два часа. Наконец генерал подвел итоги:

— Итак, на первое время вам потребуется до пятидесяти танков и самоходок, около сотни «Уралов» для перевозки войск, три десятка БМП, топливо, снаряды, тридцать минометов, пять тысяч автоматов, пятьдесят тысяч цинков с патронами, с десяток радиостанций, медикаменты и продовольствие. Легкое оружие, медикаменты и продукты подвезем быстро, вертолетами, тяжелую технику — как вскроются перевалы. У нас есть не менее десяти пилотов-афганцев, готовых воевать на вашей стороне. Захватите какой-нибудь аэродром, и мы перегоним к вам четыре МиГа-двадцать первых, два ЯК-24 и два МИ-восьмых.

— Если это будет так, мы в июне сумеем переломить ситуацию. Надо загнать этих пакистанских выкормышей к своим хозяевам.

Спать гостей уложили рядом с «шахтеркой», оказав этим большую честь и доверие. Было холодно, но перед тем как заснуть Могильный заметил, что за спиной по-прежнему сидевшего над Кораном Мансура маячила темная тень телохранителя.

"Доверие доверием, а глаз с нас все-таки не спускают", — подумал лейтенант и почти тут же провалился в черную яму сна.

Спал он плохо, в доме было холодно, а спальные мешки они оставили на улице, вместе с рацией и рюкзаком. Земляной, кочковатый пол также не способствовал сладости сновидений.

Проснулся он от того, что почувствовал рядом какое-то движение. Осмотревшись по сторонам, лейтенант понял, что все давно встали и рядом с ним устраиваются на полу для утренней молитвы. Моджахедов было не менее десяти человек. Поспешно поднявшись, Могильный вышел из дома, спиной чувствуя настороженные взгляды мусульман.

Белова он нашел раскладывающим поклажу из рюкзака.

— А, выспался! Вот что значит молодость. Я и уснуть толком не мог, ворочался-ворочался. Под утро только задремал. Отвык от подобных "удобств".

— Ничего не стырили? — кивнул Могильный на свою поклажу.

— Обижаешь, брат. Это же истинные мусульмане, для них воровство — первейший грех. У них за такое руки рубят.

Лейтенант немного помялся, но все же спросил:

— Николай Васильевич, что-то ваш Мансур на крупного военачальника не очень походит. И люди-то его где?

— Не делай скоропалительных выводов. У Мансура тысячи бойцов, есть большой штаб. А с такими мобильными отрядами он передвигается в случае необходимости — когда, например, на него открывают охоту или если нужно с кем-то встретиться.

Завтракали прямо на улице и своими припасами — тушенкой и хлебом, благо погода этому благоприятствовала: ветер стих и солнце сияло во все небо. Намаз кончился, и бойцы Мансура разбрелись по всему кишлаку, собирая оставшееся скудное дерево для костра.

— А где сам Мансур, что-то я его не вижу? — спросил лейтенант, оглядываясь по сторонам.

— Он еще по темноте ушел куда-то с тремя сопровождающими. Будем его ждать.

— А как вы с ним познакомились?

— Это было в восемьдесят девятом, перед самым выводом. Он тогда контролировал перевалы, надо было обеспечить безопасность вывода войск. Вот тогда я с ним и встретился.

— И что?

— И все. Он же нормальный человек. Договорились, что он пропустит нас без выстрелов в спину, так и произошло. Я ему тогда Коран подарил, вон до сих пор с собой его носит. Кстати, ты знаешь, что он прекрасно говорит по-французски? Он учился в Париже, окончил философское отделение Сорбонны.

Мансур появился лишь перед обедом. При свете дня генерал рассмотрел, что лицо его старого знакомого все-таки изменилось за эти прошедшие годы. Многочисленные морщины изрезали его лоб, волосы бороды поседели.

— Сегодня хорошая погода, мы проводим вас через перевал, там можете вызвать вертолет, — сказал Мансур. Белов согласно кивнул головой:

— Хорошо.

В дорогу выступили немедленно. Впереди шли пять человек, сзади столько же. В середине шествовал сам Мансур с гостями и трое телохранителей. Судя по сдержанным переговорам этой троицы, Могильный понял, что моджахеды чего-то явно опасаются. Через два часа они вошли в узкое ущелье. Группа во главе с Мансуром присела отдохнуть, авангард же продолжил движение. Белов не мог не отметить хорошую выучку моджахедов. На месте своего гостеприимного хозяина он поступил бы точно так же.