Он сказал это полушутя, но, поскольку она промолчала и пауза затянулась, добавил:
— Возможно, вы действительно жили здесь в прошлом!
Он почувствовал, как странно прозвучали его слова, и она могла не ответить либо рассмеяться, однако герцог услышал другое:
— Я знаю… что жила… и вы… тоже жили!
Герцог замер от неожиданности, недоверчиво взглянув на нее, и она быстро произнесла:
— Я не должна была говорить этого. Извините… мне пора возвращаться… к отцу.
Она отошла от колонны, и герцог сумел разглядеть ее стройную фигуру, довольно высокий рост и очень тонкую талию. Она была полна той гибкой фации, которой отличалось одно из выгравированных изваяний при входе в храм.
На ней было длинное платье, старомодно застегнутое до шеи, простое и без украшений.
Однако на ней это невзрачное платье смотрелось столь же изящно и красиво, как и все вокруг них.
— Пожалуйста, не покидайте меня, — сказал герцог. — Если мне нельзя видеть вашего отца, то хотелось бы услышать ответы на мучащие меня вопросы от вас. Обещаю быть очень прилежным учеником, изучая эту страну, к которой почему-то меня так сильно влечет.
Герцогу так отчаянно хотелось удержать ее, что он пустил в ход все свое обаяние, никогда прежде не подводившее его.
Он видел, что она колеблется, не зная, как поступить.
— Расскажите мне об этом храме, — попросил он.
Он чувствовал, как она недовольна собой, что проговорилась о чем-то слишком личном, и теперь, подобно провинившемуся ребенку, хотела убежать и забыть об этом.
— Что вы… уже знаете… о нем? — спросила она.
Она пыталась говорить сдержанным тоном, будто о чем-то не очень важном.
— Мне придется признаться в крайнем невежестве, — отвечал герцог.
Она слегка улыбнулась, и уже когда они вернулись во двор между колоннад, он сказал:
— По-моему, нам следует представиться друг другу. Я — герцог Дарлестонский и прибыл сюда лишь нынешним утром на яхте, которую вы можете видеть на причале у противоположного берега.
— Я заметила ее.
Он подумал, что девушка наверняка сравнивает его яхту с судами фараонов или, может быть, с кораблем под шелковыми, надушенными парусами, на котором Клеопатра спускалась вниз по Нилу навстречу Марку Антонию.
Он и сам чувствовал, что титул герцога вряд ли может соперничать с титулом фараонов.
— А теперь назовите свое имя, — сказал он.
— Ириза, — ответила она, и он улыбнулся.
— Оно подходит вам. А ваша фамилия?
Ему показалось, что она на мгновение заколебалась, прежде чем ответить:
— Гэррон.
Будто избегая дальнейших расспросов, она стала показывать ему некоторые из деталей Великого Зала.
Герцог слушал с интересом, но его не покидало чувство, что она рассказывает как гид, без доверительных ноток обычной беседы.
— Здесь производились некоторые раскопки, — говорила она, — но работы предстоит еще много. Как вы видите, храм в течение веков подстраивался под другие религии.
И она указала герцогу на маленькую мечеть, встроенную в стену зала снаружи и поднятую выше первоначального уровня основания храма.
— Странный контраст, — сказал он, — и все же я считаю, что все религии хороши для людей, которые верят в них.
— Конечно! — ответила Ириза. — Поэтому нелепо чужеземцам пытаться насаждать свою религию там, где у людей уже есть своя собственная.
— Если ваш отец придерживается того же мнения, я могу понять, почему он оставил свое миссионерство, чтобы сосредоточиться на Древнем Египте, — заметил герцог.
— Я не говорила этого, — быстро сказала Ириза.
— Значит, мне удается читать ваши мысли.
— Этого вы… не должны… делать!
— Почему?
— Потому что мысли являются очень интимной частью человека и чтение их означает вторжение в его личность.
— Я не думаю, что способен был на такое прежде, — ответил герцог, — но, слушая вас сейчас, я догадался о многом, о чем вы не говорили, так же, как, думаю, вы понимаете не сказанное мной.
Он и сам поражался своим словам, которые непроизвольно слетали с.: его губ и будто доносились откуда-то со стороны.
— Как вы можете… знать это?
— Может быть, на меня влияют магические чары, исходящие от храма и от вас. Но чувства мне подсказывают, что я будто прошел сквозь завесу из одного мира в другой и новый мир так же реален для меня, как тот, который я покинул.
Она быстро повернулась к нему, и в лучах заходящего солнца, заливавшего всю окрестность сумеречным золотом, волосы девушки словно засияли невиданным доселе светом, а глаза стали ярко-голубыми.
— Вы пугаете меня, — прошептала она. — Когда я увидела вас, мне показалось, что все это происходит во сне, и когда мы разговаривали, думала, что все еще сплю. Но я уже проснулась и хочу, чтобы вы ушли… и забыли, что… встретили меня.
— Почему же? — спросил герцог. — Мне хотелось бы побеседовать с вами. Если вы верите в судьбу, — а это, я знаю, так и есть, — значит, должны поверить и в то, что я пришел сегодня в этот храм один не по слепой случайности, и вы знаете, что вы тоже ждали меня здесь.
— Я… не ждала… — начала она.
Но она умолкла и сделала безнадежный жест, будто признавала тщетным противиться его словам.
— Давайте допустим, — настаивал он, — что боги или кто-то другой, управляющие нашей судьбой, свели нас вместе, поскольку есть предначертанная цель, и она заключается в том, по крайней мере для меня, чтобы постигнуть вещи, сокрытые от авторов очень скучных книг о Египте, которые считают, будто прошлое не оказывает влияния на будущее.
Он чувствовал, что его слова глубоко трогают ее, и она, сжав свои руки, сказала:
— Я понимаю вас, потому что… думаю… так же. Здесь можно очень многое познать, если только уметь… слушать. !
Здесь столько всего, что может помочь… здешнему народу и… другим тоже.
— Тогда начнем с обучения меня тому, что я должен знать, и, возможно, я сумею справиться и донести все это до нужных людей.
— А вы сможете… сделать это?
Она спросила с такой непосредственностью, точно любопытный ребенок, — Надеюсь, что да, — ответил герцог, — но прежде всего я, как вы понимаете, должен сам вполне убедиться в достоверности того, о чем говорю.
— Да, конечно, — отвечала она, — но я, возможно, не тот человек, который должен… учить вас. Если бы папа был сейчас здесь, все было бы… по-иному.
— Я думаю, что нам нужно продвигаться к этому познанию постепенно, — сказал герцог, — и я начну с того, что буду слушать богиню, которую зовут Ириза.
Она улыбнулась, понимая, что он сравнивает ее с великой богиней Изидой, изображенной на многих колоннах храма.
Она повела его за мечеть, туда, где стояли одиннадцать статуй фараонов из красного гранита, и среди них — уменьшенная копия царицы Нефертити.
Она ничего не говорила и лишь молча стояла, пока герцог смотрел на статуи.
Царица была чрезвычайно прекрасной, с роскошными толстыми косами, ниспадающими на грудь и закрывающими ее. Прелестное лицо было умиротворенным, а на губах словно блуждала едва заметная загадочная улыбка.
Она выглядела счастливой и в то же время сдержанной и величественной, как подобает царице.
— Ею вы были в прошлом? — тихо спросил герцог.
Ириза покачала головой.
— Нет.
— Кем же тогда?
— Я не хочу… говорить об этом… теперь.
— Но вы скажете когда-нибудь?
— М… может быть.
Она запнулась на этом слове, словно смутившись.
Они продолжали разглядывать рельефы храма, повествовавшие о великолепной процессии, проходившей когда-то от Луксора до храма Карнака.
— Я хотел бы завтра посетить Карнак, — сказал герцог.
Он взглянул на нее, и она поняла, что он просит ее показать ему великий храм Амона, которому посвящено множество страниц в путеводителях для туристов.
— Я покажу его вам, — сказала она после недолгой паузы, — но он не так прекрасен, как этот храм, и в нем нет такой магической атмосферы.
— Я поделюсь с вами своими впечатлениями после того, как увижу его.