Если вы хотите взглянуть на относительность и квантовую теорию в четкой взаимосвязи, то мы можем задать иного рода вопрос. Вместо того, чтобы сосредоточиться на том, как теории различаются, давайте спросим, что они имеют общего. Общая в них обеих — ненарушаемая целостность вселенной. Каждая из них обладает этой целостностью по-своему, однако, если целостность — общий для них фактор, то, видимо, с этого лучше всего и начинать.

Мы видели, что каждое мировоззрение содержит в себе собственные основные представления о порядке. Поэтому перед нами возникает естественный вопрос: Возможно ли развить новый порядок, удобный для того, чтобы размышлять об основной природе вселенной ненарушенной целостности? Он, возможно, будет так же отличаться от порядка механицизма, как этот последний — от древнегреческого порядка всевозрастающего совершенства. Сейчас вовсе не обязательно, чтобы мы возвращались к древнегреческим или opгaнистическим теориям — но нужно прийти к чему-то новому, возможно, отличному как от одного, так и от другого.

Однако, это подводит нас к следующему вопросу: Что есть порядок? Сейчас мы предполагаем, что существует что-то вроде порядка — поэтому обобщенное и внятное определение порядка, на самом деле, невозможно. Видите ли, для начала вы уже должны что-то понимать по поводу порядка, поскольку хотя бы для того, чтобы говорить о нем, следует иметь какое-то представление о том, что такое порядок и что такое значение. Вот вам несколько примеров для иллюстрации: порядок чисел — 1, 2, 3, 4; порядок точек в линии; порядок функционирования в машине; тонкий порядок функционирования организма; множество порядков тонов в музыке; порядок времени; порядок языка; порядок мышления и так далее. Видите, существуют всевозможные порядки, все более и более тонкие. Понятие порядка охватывает собой огромный и неопределенный спектр. Поэтому я приму как данность, что подразумевается, что мы уже знаем кое-что о понятии порядка. И потом: вся наша цель — выяснить это.

Большая часть этого подразумеваемого понятия порядка основана на перцептивном опыте, как вы видите из примеров. Могут задать вопрос, а не существует ли в нашем опыте аналогии, которая будет применима к порядку ненарушенной целостности. Здесь я мог бы отметить, что ключевую роль в прояснении некоторых понятий порядка часто играет работа научных инструментов. Например, линза — прибор для получения изображения.

Точка Р отображается линзой в точку Q, грубо говоря — изображение не точно. Теперь таким же образом вы можете рассмотреть вместе все точки изображения Q, и у вас получится фотография предмета. Это составляет некое знание о предмете, в котором мы подчеркиваем поточечное соответствие между изображением и предметом. Следовательно, вы выделяете концепцию точек. С помощью телескопов, микроскопов, очень быстрых или очень медленных камер и так далее этот вид знания посредством соответствия точек может быть распространен на вещи слишком далекие, слишком маленькие, слишком быстрые, слишком медленные и так далее для того, чтобы видеть их невооруженных глазом. Рано или поздно вы придете к выводу, что все, в конечном итоге, может быть познано в форме отдельных элементов. Это показывает, что инструменты, основанные на линзе, дали гигантский толчок механистическому способу мышления — не только в науке, но и во всех фазах жизни.

Я мог бы спросить: Не разработаны ли какие-либо инструменты, которые бы сходным образом очевидно указывали на способ мышления, совместимый с ненарушенной целостностью? Оказывается, таких инструментов несколько. Начну с описания голографии, изобретенной Деннисом Габором. Название это основано на двух греческих словах: holo означает «целое», graph — «писать». Голография пишет целое. С этой точки зрения линзу следовало бы назвать «мерографией», которая пишет части, а телеграф, я полагаю, пишет далеко. Этот инструмент зависит еще от одного прибора, который называется лазером: он производит луч света, в котором световые волны высокоупоряпочены и регулярны, в отличие от обычного света, где они довольно хаотичны. Свет от лазера падает на полупосеребренное зеркало. Часть волн отражается, а часть проходит насквозь и падает на предмет. Волны, попадающие на предмет, рассеиваются им и рано или поздно достигают первоначального луча, который отразился в зеркале, и начинается интерференция, производящая узор из двух наложенных друг на друга волн. Это очень сложный узор, и его можно сфотографировать, фотография эта пока совершенна не похожа на предмет. Она может быть вообще невидима, она может выглядеть как смутный непонятный орнамент. Но если сквозь нее послать сходный лазерный луч, она начнет производить волны, сходные с теми, которые отражались от объекта, и если вы поместите свой глаз в нужное место, то получите изображение предмета, которое очевидно будет располагаться за голограммой и казаться трехмерным. Можно будет сдвигаться и рассматривать его с разных углов как сквозь окно размерами с луч.

Дело в том, что каждая часть голограммы — изображение всего предмета. Это тот род знания, который является не поточечным соответствием, но соответствием иного вида. Кстати, если вы будете использовать только часть голограммы, у вас все равно получится изображение целого предмета, но оно будет менее подробным, и вы сможете рассматривать его с ограниченного количества углов. Чем больше голограммы вы используете, тем больше предмета можно видеть и тем более точно его можно видеть. Следовательно, каждая часть содержит информацию о целом предмете. В этой новой форме знания информация о целом свернута в каждой части изображения. Я могу предварительно показать вам идею свернутости таким образом: представьте себе лист бумаги, сложите его в несколько раз и, скажем, понавтыкайте в него булавок, порежьте его, а потом разверните — и у вас получится узор в целом. В некотором смысле голография делает то же самое.

Конечно, в данном примере фотография — лишь статическая запись света, который является движением волн. Действительность, которая непосредственно записывается, — это само движение, в котором информация о целом предмете динамически свернута в каждой части пространства, а потом развернута в изображении. Сходный принцип свернутости и развернутости можно наблюдать в широком спектре опыта. Например, свет из всех частей комнаты содержит информацию обо всей комнате и, в некотором роде, свертывает ее в этом крохотном участке, который проходит через зрачок вашего глаза, развертывается линзой, и нервная система — мозг — и каким-то образом сознание производят ощущение целой комнаты, развернутой так, как мы на самом деле не понимаем. Но вся комната развернута в каждой своей части. Это крайне важно, поскольку иначе мы не смогли бы понять, что есть комната; факт тот, что существует целая комната, и мы видим целую комнату по каждой ее части. Свет, проникающий в телескоп, сходным образом свертывает информацию обе всей вселенной пространства и времени. И, говоря более общо, движения всевозможных волн свертывают целое в каждой части вселенной.

Этот принцип свертывания и развертывания можно наблюдать и в более знакомом контексте. Например, информация, из которой формируется телевизионное изображение, свернута в радиоволне, которая переносит ее как сигнал. Функция телевизионного приемника — лишь развернуть эту информацию и продемонстрировать ее на экране. «Демонстрировать» — тоже означает «развертывать», но — с целью показа чего-либо, а не ради самого действия. Это особенно ясно в более старых телевизорах, в которых присутствовала регулировка синхронизации, поэтому когда настройка сбивалась, можно было видеть, как изображение свертывается, а при подстройке оно развертывалссь снова.

В механистическом мировоззрении все эти примеры хорошо известны, но объясняются лишь тем, что первоначальная реальность — в конечном итоге, основной набор независимо существующих элементов — частиц и полей, — а свертывание и развертывание — лишь вторичный аспект. Говорят, что это не очень важно. Вот что я здесь предлагаю: движение свертывания и развертывания — в крайней степени первоначальная реальность, а объекты, сущности, формы и так далее, появляющиеся в этом движении, — вторичны.