Машины казались Сергею куда лучше людей во всех отношениях. Они не бросят в трудную минуту. Не забудут отблагодарить, когда ты заливаешь их баки бензином. Машины всегда готовы выслушать тебя, впитать твое горе в свой карбюратор, и сжечь его там, ободряя тебя громким ревом или довольным урчанием.

Иногда Сергей задумывался, почему он никак не бросит работу водителя? Почему не попытается сменить специальность на что-то, более востребованное и хорошо оплачиваемое. Его родные считали, что он просто не способен на то, чтобы изучить что-то новое и сменить профессию. Порою и сам он склонялся к этому мнению. А порою ему просто казалось, что он не сможет жить вдали от рева моторов и визга тормозов… Музыки, сопровождавшей его большую часть его жизни.

Быть может, он и смог бы освоить какую-нибудь престижную профессию. Программиста, например. Но вот смог бы он сидеть перед холодным взглядом монитора, отдавая процессору не менее холодные команды? Ему казалось, что нет. Подвижный руль в руках, и педаль газа, нажатию которой подчиняется многотонная махина — вот, чем он жил, хотя вряд ли когда-нибудь решился признаться себе в этом.

За час брожения по различным кабинетам, неизбежно предшествующий выезду на просторы Новосибирских дорог, Сергей подписал все необходимые бумаги, прошел краткое обследование у врача (выдавшего простой вердикт: «Трезв и здоров»), получил, наконец, путевой лист и с чувством глубокого облегчения, наконец-то, выехал из гаража. Ему предстояло забросить груз бутылок на станцию «Мошково», забрать оттуда какую-то тару, и вернуться назад, в гараж. Поездочка, конечно, не ахти какая, но все же это не езда по городу с неизбежным стоянием в километровых пробках.

Бодрый, довольный и почти счастливый от предвкушения поездки по шоссе, Сергей притопил педаль газа и, ощущая, как подрагивает баранка в его руках, выехал на проснувшуюся и заполненную транспортом Богдашку.

Справа раздался громкий требовательный гудок сигнала, и, повернув голову на звук, Сергей с удивлением увидел двигавшийся параллельно ему троллейбус, за рулем которого восседал его давний приятель. Впереди загорелся красный сигнал светофора и Сергей, поравнявшись с троллейбусом, остановился и открыл окно.

— Здорово, Вася! — гаркнул он во все горло, окончательно избавившись от мучившей его все утро тоски. Поездка за город, да еще и эта нежданная встреча с Васей Шегиным, с которым они вместе сдавали на права лет восемь назад — все это сулило более чем приятный денек.

— Здоровей видали! — привычно прокричал тот в ответ, пытаясь заглушить двигатель ревниво ворчащего «ГАЗика» Сергея. — Как жизнь молодая?

— Да вот, шоферю помаленьку. А ты как на «сохатого»-то попал? Когда я тебя последний раз видел ты же «Волжанку» водил в какой-то фирме.

— Было дело. — весело согласился Василий, — Вот только директор моей конторы оказался наркошей со стажем, и тихонько склеил ласты у себя дома, никому об этом не сказав. Ну а после его смерти фирма развалилась с громким треском. Вот я и решил счастья попытать в троллейбусном депо. Ничего, работа хорошая — иди и ты к нам, за пару недель тебя переподготовят и на «сохатого» посадят.

Красный глаз светофора сменился желтым.

— Ну ладно, Вась, заезжай, как-нибудь в гости.

Шегин кивнул и вытянул в окно кулак с оттопыренными мизинцем и большим пальцем, символизируя «пол-литровый декодер». Лицо Сергея тут же вытянулось в унылую мину.

— Извини, я завязал.

Василий удивленно вскинул брови, но сказать ничего не успел. Позади раздался нервный гудок застоявшейся на месте «Тойоты» и Сергей тронулся с места, оставляя позади тихоход троллейбус.

Проехав еще пару остановок Сергей отвлекся от дороги, чтобы подправить вечно отходящие контакты радиоприемника, а когда вновь поднял голову, избежать столкновения уже было невозможно. Впереди вспыхнул красный сигнал светофора и громадный бензовоз «КАМАЗ» резко затормозил, подставляя Сергею свой открытый всем ветрам тыл. Еще не поняв толком, что происходит, Сергей чисто рефлекторно утопил в пол педаль тормоза, но «ГАЗик», не желавший останавливаться так резко, идя юзом впечатался в возвышающуюся перед ним корму цистерны…

Елисеева практически не спала всю ночь. Из головы не шли события прошедшего дня. Нить, множество смертей, среди которых как-то затерялась ее собственная. Сознание упрямо отказывалось воспринимать это видение как объективную информацию, а сердце же, наоборот, считало происшедшее всем чем угодно, но только не галлюцинацией.

Решение назрело само собой под утро. Она не видела места трагедии, но знала, что в ней погибнет много людей. Это она видела точно и однозначно, в отличие от загадочного «предмета спора» и собственной роли в этом событии. Множество людей! Значит нужно просто избегать скоплений народа. А еще лучше — пожить с недельку там, где скопления в принципе невозможны. В какой-нибудь деревне, на свежем воздухе, где жизнь течет медленно и размеренно. Скажем, у мамы в частном домике на окраине Пашино.

Пожить там пару недель, забыв о кошмарных видениях. Переждать опасное время… Вот только, откуда ей знать, когда опасное время закончится? Через неделю? Через год?

Она напрягла память, вспоминая увиденное вчера днем — то, что подсознание уже успело упрятать как можно дальше, не желая даже думать об этом кошмаре. Образы приходили с трудом — плохое забывается быстро, а ничего хуже этого огненного ада Надя еще не видела. Но, сконцентрировавшись посильнее, она отчетливо вспомнила одну важную деталь, касавшуюся ее самой…

Она не знала, во что была одета — не видела ни цвета, ни фасона своей одежды, но твердо была уверена, что в момент своей смерти в этом видении она была одета во что-то легкое и явно летнее. Значит ждать максимум до осени?…

Или трагедия случится и вовсе не этим летом?..

Но все же это было решение. Какое никакое, но все же действие, а оно просто по определению лучше, чем сидеть сложа руки и терпеливо ждать, когда же Костлява соизволит заглянуть к тебе на огонек. Решив все окончательно, она взглянула на часы. Семь утра. Не особо вежливо, конечно, отрывать мать от сна, но бездействовать Надя уже не могла. Ей нужно было поскорее убраться из этого многолюдного города. Города, где смерть может придти за тобой просто потому, что ты случайно был задет чьей-то нитью…

Не колеблясь более, она набрала номер телефона матери.

— Алло, мам, это я. Ничего, что я так рано?

— Нет, Наденька, ничего. Я только что встала. — мамин голос и в самом деле не был сонным, давая Наде надежду на то, что она и в самом деле не подняла мать с постели. — Что-то случилось?

В первую секунду Надя поразилась чуткому материнскому сердцу, за тридевять земель ощущающим, что с его чадом творится что-то нехорошее. Но секунду спустя мысли заработали в ином направлении. Это ж надо было так забросить маму, чтобы она воспринимала телефонный звонок именно как предвестник того, что произошло что-то, из ряда вон выходящее. Неужели дочь не может позвонить просто так? Проведать, расспросить о жизни, о работе?…

Задумалась, и тут же ответила сама себе. Нет. Такая дочь, как она, и в самом деле позвонит только в том случае, если что-то произошло. И не при чем тут материнское сердце — что еще, кроме чрезвычайного происшествия могло заставить блудную дочь позвонить матери, да еще в такую рань?

— Да, собственно, ничего. — не рассказывать же ей о своих страхах, которые, возможно, беспочвенные и глупы. — Просто… Просто устала я задыхаться в этом городе. Душно, грязно… Можно я поживу у тебя с недельку? Прибьюсь, так сказать, хоть ненадолго, к родовому гнездышку.

— Конечно приезжай! — мать даже оживилась при мысли о том, что впервые за последние четыре года проведет немного времени с дочерью. С тех пор, как Надя уехала в город, по девичьей глупости влюбившись в элегантного и обеспеченного директора небольшой фирмочки, они лишь изредка созванивались, да первые два года супружеской жизни Надя с мужем иногда заезжали к ней в гости. Этакие дежурные визиты, чтобы напомнить матери о том, что они еще живы, и не забыли о ней, пусть на самом деле это было и не совсем так.