На глазах присутствующих Скобелев резво вскочил на коня, бросился в воду и переплыл реку туда и обратно. Скобелев ожидал разноса, всего чего угодно, но Леер не скрывал восхищения, а по приезде в Петербург настоял на назначении Скобелева в Генеральный штаб. Незадолго до выпуска, 20 мая 1868 года Скобелева производят в очередной чин штаб-ротмистра.

Для любого из однокашников Скобелева попасть в Генеральный штаб было пределом мечтаний. Еще бы! Служить в столице империи, в здании, из окон которого открывается превосходный вид на Дворцовую площадь, Зимний дворец. Приемы, которые с особым постоянством устраивались в резиденции российского монарха для офицеров гвардии и Генерального штаба, разве сравнимы они с унылым прозябанием в каком-нибудь гарнизоне?

Но кабинетная тишь, шуршание бумаг, поскрипывание перьев и штабная суета быстро наскучили Скобелеву. Одному ему известным способом он добился назначения в отряд генерала Абрамова, которому предстояло проделать путь по условной границе России с Бухарским ханством. Однако и в отряде Скобелев не нашел себе применения. Военные занимались не «своим» делом: описывали местность, искали караванные тропы, ведущие к колодцам. Одним словом, Скобелев с неимоверной быстротой отделался от полномочий, данных ему Генеральным штабом, и объявился в Петербурге. И тут его ждала новость. В верхах было принято решение об организации экспедиции на побережье Красноводского залива.

Командиром отряда был назначен полковник Н. Г. Столетов, заблаговременно выехавший на Кавказ, где деятельно приступил к организации похода за Каспий. Какие сведения об этом крае мог почерпнуть Скобелев из учебников? Надо полагать, что весьма скудные. А раз так, то его место там, где в строжайшей тайне готовится экспедиция. Сознавал ли штабс-капитан, что это вовсе не прогулка, не заграничное путешествие, а необходимость, вызванная геополитическими интересами России? По-видимому, нет. Но он нажал на отца, Дмитрий Иванович – на свояка, графа Адлерберга, и заветное предписание и рекомендации вскоре были у него в руках. Так Скобелев объявился на Кавказе.

Идея самого похода состояла в том, чтобы отправить за Каспий небольшой отряд, который провел бы рекогносцировку и обеспечил высадку основных сил. Конечно, Скобелев попал в первый эшелон. И вот тут-то и выяснилось, что в деле, требующем детального изучения и осторожного подхода, Скобелев оказался для Столетова помощником никудышным. Штабс-капитан выпросил у Николая Григорьевича небольшой отряд солдат и с ними сделал вылазку из импровизированного укрепления, созданного на берегу Каспия. Вылазка закончилась удачно, но наделала изрядный переполох у туркмен, которых явно озадачило внезапное появление русских. И хотя молодой и энергичный офицер пришелся по душе Столетову, он был вынужден все же расстаться с ним...

Скобелев возвратился в Петербург. Здесь его ожидало приятное известие. 5 июля 1872 года он получил чин капитана. Надо полагать, что именно отец убедил Михаила согласиться с назначением на должность адъютанта штаба дивизии, которая располагалась в Новгороде. Назначение это было формальным, дивизия, как и многие другие соединения Петербургского военного округа, находилась в стадии переформирования, и каким-то образом воздействовать на этот процесс Скобелев, естественно, не мог.

И тут у Скобелева неожиданно проявился интерес к штабной работе. Возник он не на пустом месте. В Военно-Учёном комитете Главного штаба, исполнявшего функцию оперативного управления, сходились нити преобразований, и Скобелев, на некоторое время оказавшийся в его стенах, воочию убедился, насколько сложным является механизм вооруженных сил, малейший сбой в котором сулил крушение многих планов. А они поражали своим размахом, продуманностью и реальностью, однако требовали значительного времени. Но Скобелев сгорал от нетерпения и брался за любое живое дело, лишь бы оно было связано с поездками. В одной из них и застало его известие о производстве в чин подполковника. Произошло это событие 30 августа 1872 года. Два года Скобелев колесил по России, пока его «служебные блуждания» не были прерваны женитьбой.

Летом 1874 года он обвенчался с фрейлиной императрицы княжной Марьей Николаевной Гагариной. Княжна не блистала красотой, но ровный, выдержанный и спокойный характер, проявлявшийся в ее мягком женственном облике и неспешной, распевной речи, должны были, наконец, по мнению Дмитрия Ивановича и Ольги Николаевны, «обуздать порыв». И, кажется, в первые месяцы это удавалось, иначе в письме к отцу не было бы таких слов: «Спокойствие есть почти целое счастье на земле».

Своего удовлетворения Дмитрий Иванович не скрывает. Сын, принесший столько хлопот в улаживании его постоянных конфликтов и долгов, обрел семейную пристань. «Радуюсь твоему настоящему степенству, – пишет он Михаилу, попутно делая комплимент его молодой жене, – радовался радостью твоей жены, она накупила удачно тебе в кабинет ковров...»

Внешне Скобелев действительно изменился, но мечты о жизни иной, деятельной, боевой, где властвуют удаль, хождение между жизнью и смертью, увлекали его сильнее, чем устланная мягкими коврами тахта и спокойное и ровное потрескивание свечей в уютной квартире. Судьбоносный жребий Скобелева был однозначно ясен: он рожден для баталий. Там, именно там его место. Не в тиши штабных кабинетов, а на полях сражений оттачивался его ум, озаренный блеском оригинальных военных решений.

Он буквально вымаливает назначение в Туркестан[11] и при посредничестве дяди получает долгожданное предписание, обычный, деловой стиль которого вызвал у Скобелева массу чувств. Наконец-то он избавился от унылого кабинетного сидения и затеплилась надежда испытать свой жребий в настоящем, столь необходимом для России деле.

Отъезд в Туркестан стал первым шагом к разрыву с женой. Их брак был расторгнут в 1876 году.

По прибытии он напишет дяде: «Жить моей жизнью, сознаюсь, для женщины нелестно». В разговорах с друзьями Скобелев часто говорил, что «Игнатий Лойола только потому и был велик, что не знал женщин и семьи...» И все же, ведя холостяцкую жизнь, Скобелев частенько выказывал желание «понянчить своих скобелят». К сожалению, этому не суждено было сбыться.

Длинен и труден путь от Петербурга до Ташкента. Но вот он позади, и Скобелев с головой уходит в подготовку своего отряда к боевым действиям...

На российских картах середины XIX века Туркестан, имевший более чем тысячелетнюю историю, прочные культурные традиции и самобытный жизненный уклад, выглядел лоскутным одеялом. Края его либо терялись в необъятных азиатских просторах, либо внезапно обрывались на пороге российских владений.

Далеко не просто складывались взаимоотношения среднеазиатских государств с Россией. К прибытию Скобелева в Туркестан история их конспективно выглядела следующим образом. Среднеазиатские правители, можно сказать, шли на ощупь в делах с Российским государством. Это и объяснимо. В представлении восточных владык, Россия являлась полной загадкой, а отправляемые ими караваны на пути, пролегавшем в эту страну, поджидало немало опасностей. Прибытие российских послов, а тем паче купцов в Бухару, Хиву или Коканд считалось подлинным событием. Не меньший восторг у жителей Москвы, Нижнего Новгорода и Астрахани вызывали и ответные визиты торговцев тканями, пряностями, экзотическими фруктами, ювелирными украшениями.

Однако такой скудный и эпизодический обмен не мог устроить Петра I, и царь-преобразователь возвел интерес к Средней Азии в ранг государственной политики. Выгоды активного проникновения в азиатскую глубинку были очевидны, и все последующие российские государи в меру своих сил пытались утвердить влияние России в этом регионе. И тут выяснилось, что «владычица морей», как иногда называли Англию, не прочь прибрать к рукам «бесхозные» среднеазиатские ханства. По этому поводу Ф. Энгельс, глубоко осведомленный о намерениях лондонского кабинета, писал: «Санкт-петербургские дипломаты отдавали себе отчет, насколько важно парализовать возможное сопротивление Англии окончательному утверждению России на Босфоре. После Крымской войны, а в особенности после индийского восстания 1857 г., завоевание Туркестана, начатое еще в 1840 г., стало неотложной задачей»[12].