Все же разве правильная версия не отличается от неправильной просто применимостью к миру, так, чтобы сама правильность зависела от мира и подразумевала его? Скорее нам следовало бы сказать, что 'мир' зависит от правильности. Мы не можем проверить ту или иную версию, сравнивая ее с миром неописанным, неизображенным, неосознанным, но только другими средствами, которые я буду обсуждать позже. Мы можем говорить об определении того, какие версии являются правильными как 'сообщающие нечто о мире', где 'мир' предполагается тем, что описывают все правильные версии, но все, что мы узнаем о мире, содержится в правильных его версиях. Хотя лежащий в основе мир даже без своих правильный версий не должен быть отклонен теми, кому он нужен, возможно, в целом он — затерянный мир. Для некоторых целей нам может понадобиться определить отношение, которое будет так сортировать версии по группам, что каждая группа составляет мир, а члены группы — версии этого мира. Но для многих целей правильные описания, изображения и восприятия мира, "способы, которыми мир существует", или просто версии, можно рассматривать как наши миры.[4]

Так как сам факт, что существует множество различных мировых версий, едва ли спорен, а вопрос о том, сколько существует "миров в себе" (если таковые вообще имеются), фактически пуст, то в каком нетривиальном смысле Кассирер и согласные с ним плюралисты настаивают на существовании множества миров? Думаю, что в следующем: множество различных мировых версий имеет независимый интерес и важность, без всякого требования или предположения их сводимости к единственной основе. Плюралист, далекий от того, чтобы занимать антинаучную позицию, принимает науки в их полной ценности. Его типичный противник — монополистический материалист или физикалист, утверждающий, что одна система, физика, превосходит все другие и включает их все в себя — так, что каждая другая версия должна в конечном счете быть редуцирована до этой или отклонена как ложная или бессмысленная. Если все правильные версии могли бы так или иначе быть редуцированы до одной и только одной, то она могла бы с некоторой видимостью правдоподобия[5] быть расценена как единственная истина относительно единственного мира. Но очевидность для такой сводимости незначительна, и даже само такое требование туманно, так как сама физика фрагментарна и непостоянна, и вид и последствия предполагаемой редукции неопределенны. (Как можно свести к физике мироощущения Констебля или Джеймса Джойса?) Я последним стал бы недооценивать конструкцию и редукцию.[6] Сведение одной системы к другой может внести подлинный вклад в понимание взаимосвязей между версиями мира, но редукция в любом разумно строгом смысле редка, почти всегда частична, и вряд ли когда-либо бывает единственно возможной. Требование полной и единственной сводимости к физике или любой другой одной версии должно предшествовать почти всем другим версиям. Принятие плюралистами других версий, нежели физические, подразумевает не послабление требований, но признание того, что отличающиеся стандарты все же могут быть не менее требовательными, чем применяемые в науке — это стандарты, соответствующие оценкам, передаваемых в перцептуальных, художественных или литературных версиях.

Постольку, поскольку разрешено противопоставление правильных версий, не сводимых к единой, единство должно быть отыскано не в многозначном или нейтральном нечто, лежащем в основе этих версий, а в общей организации, охватывающей всех их. Кассирер предпринимает такой поиск через кросс-культурное исследование развития мифа, религии, языка, искусства и науки. Мой подход направлен скорее на аналитическое изучение типов и функций символов и символьных систем. Ни в том, ни в другом случае не следует ожидать единственного результата; вселенные миров — также как и сами миры — могут быть построены многими способами.

Не-кантианская тема множественности миров близко родственна кантианской теме пустоты понятия чистого содержания. Одна лишает нас уникального мира, другая — общего материала, из которого сделаны миры. Вместе эти тезисы бросают вызов нашему интуитивному требованию некоторого независимого основания и угрожают оставить нас без контроля, в пространстве наших собственных непоследовательных фантазий.

Непреодолимые доводы против восприятия без постижения, против чистого данного, абсолютной непосредственности, невинного глаза, субстанции как субстрата были так полно и так много раз сформулированы Беркли, Кантом, Кассирером, Гомбричем,[7] Брюнером[8] и многими другими, что не нуждаются в повторении здесь. Разговор о неструктурированном содержании или о неконцептуализованном данном, или субстрате без свойств пагубен, так как сам разговор налагает структуру, концептуализует, приписывает свойства. Хотя концепция без восприятия просто пуста, восприятие без концепции слепо (полностью бездеятельно). Предикаты, картины, другие ярлыки, схемы выживают в отсутствие применения, но содержание исчезает без формы. Мы можем иметь слова без мира, но никакого мира без слов или других символов.

Многие вещи — материя, энергия, волны, явления — из которых сделаны миры, сами сделаны наряду с мирами. Но из чего они сделаны? Не из ничего, в конце концов, а из других миров. Создание миров, поскольку мы знаем его, всегда начинается с уже имеющихся миров; создание есть переделка. Антропология и психология развития могут изучать социальные и индивидуальные истории такого строения миров, но поиск универсального или необходимого начала лучше оставить богословию. Мой интерес здесь заключается скорее в исследовании процессов, вовлеченных в создание мира из других миров.[9]

Когда ложная надежда на устойчивое основание оставлена, когда мир замещен мирами, которые являются всего лишь версиями, когда субстанция растворена в функции и когда данное признается как принятое, мы оказываемся перед вопросами о том, как миры сделаны, как они проверяются и как они познаются нами.

Не претендуя на инструктирование богов или других создателей миров, или на попытку какого бы то ни было всестороннего или систематического обзора, я хочу проиллюстрировать и прокомментировать некоторых из процессов, которые входят в создание миров. Фактически я заинтересован скорее определенными отношениями среди миров, чем тем, как специфические миры сделаны из других, если это так.

В значительной степени, но ни в коем случае не полностью создание миров состоит из разделения и сложения, часто совмещающихся: с одной стороны, из деления целого на части и родов на виды, из анализа состава комплексных величин, из проведения различий; с другой стороны, из составления целых и родов из частей, членов и подклассов, из объединения единиц в комплексы и создания связей. Эти композиция и декомпозиция обычно производятся, сопровождаются или поддерживаются применением ярлыков — таких, как имена, предикаты, жесты, картины и т. д. Таким образом, например, темпорально разнесенные события могут быть объединены под именем собственным или идентифицированы как составляющие 'предмет' или 'человека'; или снег может быть разделен на несколько веществ согласно терминам эскимосского словаря. Метафорическая передача — например, когда предикаты вкуса применяются к звукам — может производить двойную реорганизацию, одновременно и вновь сортируя новую область применения, и связывая ее с прежней областью (LA: II).

Идентификация основана на организации в объекты и рода. Ответ на вопрос "То же самое или не то же самое?" должен всегда быть "То же самое что?"[10] Различные вещи могут быть теми же самыми, что и определенные другие вещи: то, на что мы указываем, вербально или иными способами, могут быть разные события, но тот же самый объект, разные города, но то же самое государство, разные члены, но тот же самый клуб или разные клубы, но те же самые члены, разные подачи, но тот же самый бейсбольный матч. Позиция "мяч в игре" отдельной игры может состоять из темпоральных сегментов дюжины мячей. Когда психолог задает ребенку вопрос о тождестве содержимого при переливании из одного сосуда в другой, то он должен учитывать, о каком тождестве он спрашивает — о тождестве объема или глубины, или формы, или материала и т. д.[11] Идентичность или постоянство в мире есть идентичность относительно того, чем является предмет в пределах организации этого мира.