Все, баиньки.

Резким движением убрав ноги со стола, Арбуз неторопливо принялся собирать со стеклянной столешницы всякую мелочь — сигареты, серебряную зажигалку «Зиппо», электронную записную книжку. Рассовав все это по карманам, он выбрался из уютного кресла, огляделся напоследок и вдруг обнаружил сиротливо прикорнувший на краю стеклянной плиты собственный мобильник.

Тьфу, чуть не забыл! Иди сюда, маленький…

Однако маленький, вместо того чтобы пойти к хозяину, зажужжал вибратором, зажег разноцветный экран, и просторный кабинет респектабельного бизнесмена Михаила Арбузова огласился торжественной мелодией всенародно любимой песни «Вставай, страна огромная».

Арбуз дотянулся до мобильника и посмотрел на экран. Так, подавление номера…

Чуть помедлив, Арбуз поднес мобильник к уху.

— Да?

— Вечер добрый, Михаил, так сказать, Александрович, — затараторил дребезжащий тенорок, — я…

— Почему «так сказать», — тут же прервал говорившего Арбуз, — я и есть Александрович. Был и буд у.

— Извините, извините. Я звоню, так сказать, по просьбе и поручению…

— Так по просьбе или по поручению?

— По поручению, по поручению, так сказать, Якова Михайловича…

— Вот он сам пусть и звонит, если хочет со мной говорить.

Не задумываясь, Арбуз дал отбой.

Вот тебе и успешно проведенный день!

Яков Михайлович Тягайло, он же Тягач, в представлении не нуждался. Он короновался еще в семидесятых, имел почетный стаж в виде добрых двух десятков лет лагерей и пересылок и держал сейчас практически весь север Ленинградской области — от бывшей финской границы по реке Сестре и до нынешней. Ну а после того как под этого кряжистого шестидесятивосьмилетнего старикана с кустистыми седыми бровями легли еще и бензоколонки нефтяного олигарха Дерибаскова, его авторитет стал вообще непререкаемым.

Кремень!

Одну лишь слабость имел Тягач — пригрел старенького еврея, бывшего знаменитого карточного шулера Зиновия Исааковича Гробмана, проигравшегося в свое время до смертельной закладки.

Тягач выкупил его и сделал чем-то вроде своего секретаря.

Многие удивлялись странной прихоти серьезного человека, гадали, чем же так угодил ему вышедший в тираж шулер. Да ничем. Просто Тягач навсегда сохранил воспоминание о том, как, будучи беспризорником в тяжелые послевоенные годы, он попал в детский приемник на каком-то вокзале и после этого долго болтался по разным начальникам, пока не попал в детский дом. Неизгладимое впечатление произвела на юного беспризорника манера общения начальников с простыми смертными — только через секретаря. Вот и реализовал Яков Михайлович, как только представилась возможность, свою детскую мечту — чтобы не он звонил, а его соединяли. Похожий на суетливую мартышку Гробман пришелся как нельзя более кстати, потому что вносил в этот процесс немало оживления.

Ну что ж, теперь оставалось ждать звонка самого Тягача.

А Тягач ни с того ни с сего никогда не звонил. Общих дел у него с Арбузом не было, зоны влияния давно разграничены. Значит? Значит, дело пахнет керосином. И именно то самое дело, которое они обсуждали недавно с друзьями детства после затеянных Боровиком посиделок в пивной «Мутный глаз».

Привет от покойника Корявого!

Арбуз достал сигареты, закурил.

Не прошло и минуты, как вновь зазвучала «Вставай, страна огромная».

— Да?

— Михаил свет Александрович, — зарокотал в трубке густой бас Тягача, — ну что ж ты моего Зяму обижаешь?

— Да кто его обидит, он сам кого хочешь обидит, Яков Борисович.

— Зяма? Да он от мухи ледащей шугается, не то что от тебя, — хохотнул Тягач, — ой, уморил ты меня, все бы вам, молодежи, шутки шутить над нами, стариками…

— Я слушаю, Яков Борисович, — сдержанно сказал Арбуз после небольшой паузы.

— Чего там слушать, встретиться бы нам, Михаил Александрович, да и поговорить.

— Поговорить? — спросил Арбуз, затягиваясь.

— Ну да, поговорить. Запросто поговорить, по-свойски. Да и люди того же хотят, ждут не дождутся.

— Какие люди?

— Да все те же. Наши — Кабан, что над волховскими, и Миша-шестипалый. Знаешь, небось? — Знаю.

Как не знать! Арбуз быстро прикинул — Кабан целиком на востоке области, Миша-шестипалый держит эстонскую границу. С покойным Корявым никто из них вроде бы подвязан не был.

Что ж, расклад приемлемый…

— Ну так что, Михаил Александрович?

— Со всем моим уважением, Яков Борисович.

— Вот и чудненько! — обрадовался Тягач. — А Зямато как будет рад! Прямо как на Рождество, хотя что ему до Рождества-то, нехристю… Ну да бог с ним, с Зямой. Зато Кабан с Мишей-шестипалым отблагодарят меня, грешного…

— За что же, Яков Борисович?

— Как за что? Да за счастье дружеской встречи. К тому же и повод есть — помянуть почившего раба божия Корявого, нашего общего знакомого.

— Ну что ж, и помянем, — спокойно сказал Арбуз, — когда?

— А прямо сейчас, — не менее спокойно ответил Тягач, — ты уж извини, Михаил Александрович, нам, старикам, не спится…

— Где?

— Да вот хоть на бензоколоночке моей недостроенной на двадцать четвертом километре по Выборгскому шоссе. Народу там никого, зато ангарчик есть на случай дождя. Пустой, как фраерский карман после трамвая, хоть костер пали да шашлыки жарь. Годится?

Арбуз помедлил.

— Годится.

— Только ты вот что, Михаил Александрович…

— Что?

— Ведь как не хватает нам сейчас уединения, — жалобно загудел Тягач, — кругом суета, толпа! Редко когда выпадает случай посидеть, потолковать без суеты. Так ты уж его, случай этот, не упускай.

— Я слушаю, Яков Борисович.

— Да что ты заладил, как не родной — слушаю, слушаю? Мы, например, поодиночке будем, а водил с машинами на всеволожской развилке оставим. По ночной-то поре прогуляться пешочком хотя бы и с полкилометра — разве не благодать?

— Благодать, благодать, — заверил Арбуз, — и я того же мнения.

— Великая вещь — взаимопонимание! — вздохнул Тягач. — И как его нам подчас не хватает! Ну и ладушки, значит, через два с половиной часа в ангарчике. Ангарчик приметный, не ошибешься. Крыша у него такая полукруглая, в красный революционный цвет выкрашенная. Да долго ли продержится краска, не знаю… Говорил мерзавцам, не красьте под дождем — нет, красят! Ну как найти управу на бракоделов, Михаил Александрович?

Арбуз прекрасно знал, что Тягач в состоянии найти немедленную управу на кого угодно, однако промолчал.

— Ну и ладно, — посерьезнел Тягач, — нет счастья на белом свете, и не надо. До встречи.

Отключив мобильник, Арбуз выдвинул ящик стола и достал из него наплечную кобуру с обмотанными вокруг нее ремнями. Тяжелый позолоченный «Магнум» привычно лег в руку, он пару раз подбросил его на ладони и выщелкнул обойму. Обойма была полной.

Хорошо.

Откинувшись на спинку кресла, Арбуз вставил обойму в рукоятку, передернул затвор и поставил пистолет на предохранитель Он посмотрел на кобуру, с сомнением покачал головой, после чего встал, снял пиджак и засунул «Магнум» стволом вниз под пояс брюк за спиной.

Так-то оно будет лучше.

Только надо не забыть по пути заехать домой за какой-нибудь летней курткой покороче, чтобы едва прикрывала рукоятку.

Ну, кажется, все.

Арбуз взял мобильник и набрал номер.

— Але, гараж? Тюря, готовь бронепоезд и самого себя впридачу. Намечается легкая ночная прогулка.

К месту встречи Арбуз с Тюрей подъехали минут за двадцать до назначенного времени. Когда до всеволожской развилки оставалось метров сто, Арбуз приказал Тюре остановиться и сдать назад.

Он заметил полузаросший проселок, уводящий в сторону от шоссе куда-то в лес.

— Сворачивай туда! — показал он Тюре направление.

Приглушенно урча, «Лексус» заколыхался на ухабах проселка. Скоро шоссе скрылось за обступившими машину деревьями.

— Стоп машина!

Тюря тут же нажал на тормоз, погасил фары и выключил зажигание. В наступившей тишине стало слышно, как по крыше семенит мелкий гнусный дождик, из тех, которые первые минут десять вообще не замечаешь, зато потом с удивлением обнаруживаешь, что уже насквозь промок.