— Постойте, — запротестовал Тюря, — у меня наколки на новосибирскую братву…

— Наколки эти ты передашь нам с Саней, — твердо сказал Роман, — а здесь ты нужнее. Не спорь, пожалуйста.

Махнув рукой, Тюря отошел в сторону, и тут напомнила о себе Лиза.

— Обо мне, кажется, никто уже и не думает? — с вызовом спросила она. — Как Мату Хари изображать, так сразу Лиза, а как в Новосибирск, так без меня? Дудки! Я еду с вами.

Внимательно посмотрев на Лизу, Роман тут же понял, что спорить бесполезно, однако это его почему-то ничуть не огорчило. Он обреченно махнул рукой, невольно повторив жест Тюри, чем вызвал дружный смех всех присутствующих.

— Ладно, Мата Хари, собирайся в путь-дорогу. Толя, помоги с билетами, нужно вылететь ближайшим рейсом. И не забудь отзвониться в Новосибирск, приготовь тамошнюю братву.

— Все будет! — кивнул Тюря и тут же удалился.

Проводив его удивленным взглядом, Боровик присвистнул:

— Ну ты, Рома, матереешь на глазах! Прямо отецкомандир. И откуда это у артиста, напитками и женщинами избалованного? Да у меня так сержанты не бегали, а Тюря тебя три раза увидел — а уже не хуже, чем Мишку слушается! Не пойму, то ли погоны тебе впору нашивать, то ли эполеты синие на плечи накалывать…

В самолете Роман маялся.

Лиза, уронив голову ему на плечо, мирно посапывала, Боровик, откинув спинку кресла до предела и изрядно придавив таким образом тучную соседку сзади, заливисто храпел, нимало не смущаясь ее кокетливыми попискиваниями, Роману же заснуть так и не удалось.

Не помогла даже обтянутая кожей плоская металлическая фляжка с пол-литрой текилы, предоставленная заботливым Тюрей, прекрасно знавшим на основании собственного богатого опыта, что в самолетах Аэрофлота на внутренних рейсах больше двух поганых пластиковых стаканчиков алкоголя ни за какие деньги не допросишься — сколько бы там ни трендели по поводу нового капиталистического сервиса. Перед иностранцами на заграничных линиях они, конечно, горазды стелиться, а у своих как тырили, так и тырят, суки.

Роман поболтал остатками текилы во фляжке, вздохнул и решительно завинтил крышку. Осторожно отстранив Лизу, он выглянул в иллюминатор.

Во как! Уже светает. Ярко-розовая полоса вспыхнула на фоне фиолетового неба и резко очертила рваный горизонт бескрайнего поля облаков. Ну да, вылетели во второй половине дня, плюс три часа разницы во времени, значит, пора бы и Новосибирску показаться…

Не спалось Роману по двум причинам.

Во-первых, мешал дурацкий молдаванско-румынский грим, от которого он успел было уже отвыкнуть за время пребывания на так называемой туристической базе «Уют» и которым вновь пришлось изуродовать собственное лицо в преддверии дальнего перелета.

А во-вторых, конечно же, проклятые сомнения. А ну как ничего не выйдет? Незнакомый город, летим, как на Луну, экипаж «Аполлона», командор Армстронг, блин…

Тягучая дремота туманила мозги, однако беспокойные мысли не давали им отключиться…

Бессонная ночь, проведенная в ожидании вылета из Питера, не прошла даром — Тюря связался с новосибирскими братками, братки вывели на главного, обещали достойно встретить посланцев уважаемого Арбуза, оказать им помощь и снабдить всем необходимым, благо до Новосибирска буча вокруг Арбуза еще не докатилась. Боровик тоже долго шептался с кем-то по телефону, под конец объявил с довольным видом, что кореш его на месте и есть кое-какие завязки…

Завязки, завязки…

Роман встряхнул головой и тут же уронил ее на грудь.

Когда усталая стюардесса с вымученной улыбкой на плохо накрашенных губах вышла в салон и равнодушно порекомендовала уважаемым пассажирам пристегнуть ремни перед посадкой, он уже крепко спал.

В Новосибирск приземлились около пяти утра по местному времени. Пока получали багаж, прошло еще где-то полчаса, так что к тому времени, когда позевывающие Роман с Лизой и Боровик выбрались из неказистой двухэтажной стекляшки новосибирского аэровокзала, было уже почти светло.

Они оказались на довольно большой пустой площади, покрытой потрескавшимся асфальтом и уставленной по периметру тускло светящимися в предрассветных сумерках круглосуточными ларьками, полки которых пестрели немудреными товарами из серии «выпить-покурить», столь хорошо знакомыми каждому, кто хоть когда-нибудь путешествовал по просторам матушки-России.

Вокруг простиралась бескрайняя степь, в которую от площади уходили в разных направлениях три шоссе.

— Ага, — успел промычать между двумя зевками Боровик, — известная картина художника Васнецова из старинной жизни «Витязи на распутье». Кто там в сказках добрым молодцам в таких случаях дорогуто показывал, Баба-Яга с клюкой?

— Старик-Боровик! — буркнул невыспавшийся Роман, поежился от прохладного не по сезону ветерка и вдруг почувствовал, как кто-то легонько теребит его за локоть.

Он резко обернулся и чуть не рассмеялся.

Рядом с ним и впрямь стояла неизвестно откуда взявшаяся сморщенная старушенция в платке, аккуратно повязанным домиком.

— Туда, туда, — прошамкала старушка, указывая на припаркованную возле одного из ларьков белую «Газель», — туда, там вас ждут.

— Кто ждет? — машинально спросил Роман.

— Кто-кто… Кому надо, те и ждут. Идите, не бойтесь.

Роман присмотрелся и увидел, как из «Газели» выбрался какой-то бородач в штормовке и приветственно помахал рукой.

Когда Роман с Лизой и держащийся чуть сзади Боровик подошли к нему, бородач откатил в сторону пассажирскую дверь, выплюнул прилипшую к губе сигарету и сказал:

— От Семафора. Будьте здоровы, залезайте.

Ехали молча. Скоро показалась развилка с указателем на центр Новосибирска, однако бородач решительно повернул в противоположную сторону.

— Что, в город не поедем? — не удержался и спросил Роман.

Бородач помолчал минут пять, и только после того, как Роман окончательно потерял надежду на то, чтобы хоть чего-нибудь от него добиться, вдруг неожиданно добродушно ответил:

— Не-е, у Семафора база на водохранилище. Ну, на Оби. Ему в городе душно. Да вы не волнуйтесь, доставлю в лучшем виде.

Покосившись на задремавшую Лизу и на внимательно зыркающего по сторонам Боровика, Роман отвернулся к окну и прикрыл глаза.

После этого бородач нарушил молчание только минут через сорок.

— Во, приехали, база! — сказал он, тронув Романа за плечо. — Буди свою компанию.

«Газель» с выключенным мотором стояла на берегу бескрайнего моря, по которому мерно катились волны с пенистыми гребешками. Вдоль берега выстроились грязно-желтые хрущевские пятиэтажки, до боли напоминающие какую-нибудь улицу Костюшко в Питере. Из-за крыш пятиэтажек виднелись темно-зеленые верхушки кедров начинающейся прямо за домами тайги.

— Во! — еще раз сказал бородач и подмигнул. — Поселок Промышленный, улица Русская, — пошли, Семафор ждет. Скромно живет, закона придерживается!

И уважительно поднял кверху коричневый от табака мозолистый указательный палец с потрескавшимся толстым ногтем.

Седой как лунь Семафор, поджидавший гостей в крохотной гостиной скромно обставленной двухкомнатной квартирки на первом этаже, сразу перешел к делу.

— Арбуза знаю, Тюрю знаю, — сказал он, кивнув вместо приветствия, — про проблемы Тюря дал знать, слышал и про гон на Арбуза. Арбузу верю, чем могу — помогу. Чего там за поезд? Тюря не стал по трубе молотить, сказал, что вы сами расскажете.

Роман собрался с мыслями и рассказал про «Поезд смерти», тщательно подбирая слова и стараясь быть как можно более убедительным.

— Н-да… — вздохнул Семафор и загасил окурок «Беломора» татуированными пальцами, — чего только не придумают враги наши, чтобы со свету нас сжить! Серьезное какое дело-то заваривается, а? А вы кто, кстати, сами-то будете? Вот ты, например, что-то ты на мента больно смахиваешь, гость мой далекий?

Татуированный палец уперся в грудь Боровику, бородач, стоящий у двери, ведущей в коридор, сноровисто сунул правую руку под полу штормовки.