Юлий отобрал полупустую бутыль, невзирая на пассивное сопротивление и обиженное пыхтение. Вместо стеклотары вручил стакан воды с шипучей таблеткой. Погрозил пальцем, будто маленькой. У Сони даже слезы на глаза навернулись от обиды, что ее не воспринимают серьезно. Но паршивец неожиданно припечатал ее возбухшие было возражения поцелуем. Прямо в губы! При этом придержал мотнувшуюся голову за покрасневшие уши, потер мочки с силой, чтобы разгорелись.

Не сказать, чтобы Соня разом протрезвела. Но ошарашена оказалась.

Герд только усмехнулся, наблюдая эту сценку. Взгляд, которым Соня уперлась в спину собравшегося удрать по делам «чертенка», был непередаваемо эмоционален. Она даже успела справиться с координацией: наступила ногой на несчастный хвост рогатого искусителя. Хвост, естественно, опять развязался на полную длину. Смешавшись с толпой, Юлий едва не потерял это украшение своего костюма под чужими каблуками, да и сам с трудом устоял на ногах.

Герд тихонько фыркнул смешком, прикрыв рот рукой. Похоже, он может гордиться своей избранницей.

11

…Соня проснулась с трудом. Зыбкая нереальность видений не отпускала. Но лучше бы не просыпалась — голова болела ужасно. Во рту будто помоечные кошки ночевали. И тело всё затекло, и шея ныла… Еще бы не ныла — спала она, оказывается, на маленьком, коротком, жестком антикварном диванчике. На таком уютно сидеть вдвоем и дегустировать вино. Но спать и, особенно, просыпаться — сущая пытка.

Еле выгнувшись из изгиба подлокотника, растерев одеревеневшую шею рукой, Соня поняла, отчего ей в голову пришла мысль о дегустации. Всю противоположную стену занимал стеллаж с ячейками, в которых под ковром пыли виднелись темные бутылочные донышки. Богатая коллекция дорогих старых вин. Ясно: Соня почему-то оказалась в погребе усадьбы.

Она села, и комната слегка качнулась, поплыла вокруг нее, как карусель… Соня откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Что же вчера было на самом деле? А что ей приснилось? Помнились какие-то кошмары. Не Новый год, а Хеллуин просто.

Единственное, что она знала точно — она напилась. Стыд-то какой…

За стеной тихо гудели-зудели голоса. Тихо, но в отравленном алкоголем мозге каждый звук отдавался колокольным гулом.

— Ну мы и попали, мужики!

— После такой сатанинской оргии как в глаза жене посмотрю?

— Живым бы выбраться…

— Серьезно струхнул, да?

— А ты сам будто нет?

Соня не вслушивалась. Она пыталась сосредоточиться. Итак, что же она видела? А что привиделось? И сон, и явь прошедшей ночи казались одинаково реальными — и одновременно расплывчатыми.

Итак, сначала она злилась… Непонятно на что. На Юлия? На весь мир? Злилась — и пила. Сперва шампанское, потом коктейли, потом опять шампанское. Потом загремели праздничные куранты, и все компанией с криками и смехом высыпали на воздух. Над заснеженным садом загрохотал фейерверк. Прекрасные шары огненных «хризантем» разноцветьем освещали зимнюю ночь. Все восхищались, кричали «ура», целовались. А Соня стояла в толпе, но одна… Даже Юлий обнимал за плечи девушку. Странно, но это была Нина — невеста Романа…

_______________

Соня огляделась: куда же смотрит Роман, когда его девушку обнимает другой парень?

Ромео нашелся на удивление недалеко — чуть поодаль, за спинами глазеющих на фейерверк. Жених выглядел крайне смущенным, он с напряженным вниманием слушал что-то, что ему негромко нашептывал Ольгерд. Соня нетвердым шагом подобралась поближе и замерла под прикрытием заснеженных кустов. Наверно, она могла бы и не скрываться, Герд как будто игнорировал ее весь этот вечер. Но подслушивать всё-таки она стеснялась в открытую. С другой стороны, если бы эти двое говорил о чем-то действительно важном, то нашли бы более укромное место для обмена секретами…

На самом деле Герд прекрасно видел ее неловкие маневры. Не удостоил ее и взглядом, но говорить стал чуточку громче. Не из любезности, напротив, желая помучить — пусть с ума сойдет от любопытства, пытаясь разгадать обрывки разговора.

— Я решил обвенчать вас сегодня, — объявил он пылающему от смущения жениху.

— Сегодня? — едва слышным эхом повторил за ним Роман, бездумно теребя свои кукольные кружевные перчатки. — Но…

— Ты не готов? — строго спросил «священник». — Не хочешь разделить с ней вечность, дыхание, кровь и биение сердца?

— Хочу, но… — выдохнул жених. Он давно упал бы в обморок от волнения, но был для этого слишком крепок здоровьем и чересчур напуган происходящим.

— Твоя родня согласна ее принять, — смягчившись, поведал хорошую новость Ольгерд.

— Правда? — вспыхнул надеждой Ромео. — Вы сами с ними говорили?

— Я не уговаривал их, а поставил в известность, — с должной важностью пояснил Герд. — И они с радостью согласились на твой союз с Ниной. И на союз между нашими кланами. Надеюсь, после этого ты останешься со мной?

— Это большая честь для меня! — воскликнул Роман.

— Ну-ну, не так пылко, — покровительственно улыбнулся Ольгерд, когда тот в порыве схватил его руку и прижал к губам. — Вижу, ты правда ее любишь. Почему?

— Она… сильная, — смущенно опустил подкрашенные ресницы Ромео. — И еще… Ее кровь. Когда она напугана, ее кровь просто божественна.

— Ну, тогда кричи громче, — с усмешкой велел Герд. — Напугай ее в последний раз так, чтобы запомнить на вечность вперед. Больше у тебя такого шанса не будет.

— Я знаю, — застенчиво улыбнулся жених. — После брачной ночи моя любимая станет бесстрашной.

Соня ничего не поняла из услышанного. Ее заворожила эта сценка: в ярких всполохах фейерверка священник, красивый как невеста, держит в объятиях трепещущего жениха в пышном светлом платье. Выговорившись, Ромео припал с долгим поцелуем к руке покровителя. Тот же приник к его шее, придерживая свободной рукой за затылок, сминая локоны парика. Соня в смятении подумалось, какие же засосы должны после этого остаться у обоих.

Отсверкали последние россыпи золотых звездопадов, и возбужденная толпа развернулась к ним радостными, раскрасневшимися лицами.

— Это что же, прелюдия к обещанному новогоднему шоу? — пошутил кто-то из мужиков, глумливо хмыкнув, чтобы скрыть неловкость.

Барышни залились краской. Ребята закричали что-то одобрительное, а дамы со смехом принялись хором вести счет, будто на настоящей свадьбе. Нина, которую крепко держал за руку Юлий, замерла в шоке от увиденного.

Роман не сдержал стона, обмяк в объятиях Ольгерда.

— Отпусти его! — закричала Нина. Рванулась было к жениху, но Юлий не отпустил.

Еще мгновение, и Ромео не устоял на ослабевших ногах, без чувств сполз по черной сутане вниз. Герд с каким-то печальным смирением разомкнул объятия и позволил юноше осесть на снег, будто хрупкому цветку со сломанным стеблем.

Нина забилась в руках Юлия, закричала, заплакала, прося отпустить ее к возлюбленному.

Двое из ребят отделились от толпы и подняли Ромео на ноги, подставив плечи для опоры, пусть у него пока не было сил самостоятельно даже держать голову или выговорить хоть слово.

Юлий разжал хватку, и Нина подлетела к Ольгерду, рыдая от ярости:

— Сволочь! Гад! — выкрикнула она, замахнувшись кулачками.

Но тот перехватил ее тонкие запястья. Сжав до боли, легко завел ей руки за спину, так что она оказалась крепко прижатой к нему всем телом. Запрокинув голову, она смотрела на него снизу вверх, глаза сквозь слезы сверкали ненавистью. Он ответил ей холодной улыбкой. Облизнул свои непривычно раскрасневшиеся губы.

Взгляд его гипнотизировал девушку. Соня невольно вспомнила избитое выражение: как удав на кролика. Но здесь оно подходило как нельзя лучше.

Шокированные мужчины в толпе наконец обрели дар речи. Не вполне трезвые, наперебой возмущенно захорохорились, как петухи перед курятником:

— Блондинка, поимей совесть! Отпусти девочку, тебе говорят! Не вынуждай тебя украсить фингалом!