Он обожал пианино. Как-то на рассвете я отправилась к Лерою, чтобы поспать у него. По дороге мне попался давным-давно закрытый бар. Но оттуда доносились звуки смутно знакомой мелодии. Приоткрыв дверь, я заглянула в щелочку. Лерой сидел за пианино. Заметив меня, он кивнул, приглашая войти. Потом протянул мне стакан горячей воды с лимонным соком и усадил рядом с собой. Он бренчал по клавишам, протяжно напевая что-то под нос, но я никак не могла вспомнить, что это за мелодия. Пальцы у него были такие крупные, что не помещались на клавишах, поэтому казалось, что играет он как-то неуклюже. Но когда звуки музыки окатили меня, по всему телу побежали мурашки. Я невольно вцепилась в его руку. Я впервые ощутила колдовскую магию его пальцев. Он искоса посмотрел на меня, потом подмигнул и засмеялся. У меня вдруг впервые возникло подозрение, что он просто дурачит меня. Я выхватила у него изо рта зажженную сигарету и сунула себе в рот. Коричневый фильтр был весь обмусолен и изжеван. На нем виднелись четкие отпечатки зубов Лероя. «Под эту мелодию хочется закурить», — вывернулась я, и Лерой доброжелательно улыбнулся. Его пальцы летали над клавишами, отведенный в сторону локоть просто ходуном ходил, и тут я заметила, какие у него мощные руки. Боже, как они двигались! «Если бы в целом мире существовали лишь он, пианино и я, все сложилось бы совершенно наоборот, — подумала я. — Мы бы тогда поменялись ролями…»

— Вот если бы натянуть эти струны на твои зубы… — пробормотала я. На мгновение его руки зависли в воздухе. — Тогда я, наверно, смогла бы влюбиться в тебя…

Он схватил меня за руку и грубо привлек к себе. Потеряв равновесие, я с грохотом оперлась свободной рукой о клавиатуру. От толчка крышка упала, придавив мне пальцы. Я буквально взвыла от боли и неожиданности. Я впервые кричала при Лерое. А он мигом перетащил меня к себе на колени — и ввел в меня член. Он просто не дал мне возможности сопротивляться. И я отдалась, хотя пальцы мои все еще были прищемлены крышкой.

Это дошло до него, когда все уже было кончено. Из-под закрытой крышки торчал мой ноготь, который прошлым вечером он сам покрывал красным лаком. Рука посинела, под ее весом несколько клавиш просело, издав протяжный стон.

Вернув ключ хозяину бара, мы отправились к Лерою. Шли молча. У меня было такое ощущение, что между ног мне вложили мокрую салфетку, вроде той, которой увлажняют рассохшиеся музыкальные инструменты. От этого ноги подкашивались, и Лерою приходилось поддерживать меня. Он с беспокойством поглядывал в мою сторону. Его острые взгляды приводили меня в смятение, и я отворачивала лицо. На воротнике его рубашки алело пятно. Но я так и не поняла, что это: кровь от моего укуса или след от поцелуя.

Когда мы свернули в неосвещенный проулок, Лерой что было силы стиснул меня в объятьях и прошептал: «Я хочу, чтобы ты любила меня!» Его шепот прозвучал в тишине переулка, как гром. Я вдохнула острый запах его тела, слегка отдающий лавровым листом, прокипевшим в густой похлебке из свиной требухи, и вдруг поняла, что очень скоро все будет кончено.

После этого случая я стала избегать Лероя и, вернувшись к своим загульным дружкам, кутила с ними ночи напролет. Пресытившись злачными местами Токио, мы переместились в клуб на американской базе. Время от времени я сталкивалась там с Лероем, но он не заговаривал со мной. Он даже не делал попыток приблизиться к нашей компании. Он садился за стойку бара подальше и, ссутулившись, потягивал колу с ромом. Он никогда ни с кем не разговаривал, и, казалось, целиком ушел в свои мысли. Но однажды я перешла все границы. Я плюхнулась на колени к какому-то типу и начала очень громко отпускать фривольные шуточки. Лерой обернулся и мрачно, исподлобья посмотрел на меня через плечо. Поймав его взгляд, я просто съежилась от стыда, будто я голая исполняла стриптиз, но притворилась, что ничего не замечаю, а потом принялась обмусоливать того парня, изгваздав ему физиономию помадой. Тут Лерой вскочил и, отшвырнув ногой табурет, пулей вылетел на улицу. С моих плеч просто груз свалился — я вновь обрела свободу! Меня, разумеется, тут же подняли на смех.

В ту ночь мне хотелось лишь одного — напиться и перетрахаться, с кем угодно и где угодно. Я вышла из бара в обнимку с тем самым типом, у которого сидела на коленях, и которого видела первый раз в жизни. Мы брели по какой-то улице мимо череды бесконечных баров, как вдруг у меня возникло мерзкое предчувствие. Я услышала знакомую мелодию — и поняла, что мы находимся в том самом месте. Я поволокла своего провожатого — поскорей, поскорей пройти мимо! Но парень был еще пьянее меня, так что с трудом волочил ноги. Пока мы валандались, дверь с грохотом распахнулась, и в проеме возник Лерой.

— Эй… Ты… слышь, чувак… — успел выговорить мой кавалер заплетающимся языком. Метнув стремительный взгляд, Лерой ударил его что было силы. Парня буквально швырнуло на другую сторону улицы, он ударился о дверь какого-то магазина и покатился кубарем. Потом застыл бесформенной грудой.

Я похолодела, решив, что та же участь сейчас постигнет меня. Но Лерой только стоял и молча смотрел. Переведя дух, я небрежно сказала:

— Что-то ноженьки не идут…

Он подхватил меня и понес к своей машине. Я вдруг почувствовала странное облегчение. Я посмотрела в зеркало заднего вида, не видно ли того парня — но нет, в зеркале было пусто. Ничего, кроме металлической сетки ворот.

Сама не знаю, что я хотела себе доказать в тот вечер, какие свидетельства получить. Я сидела верхом на стуле, перевернув его спинкой вперед. Ноги мои были широко раздвинуты, но спинка стула надежно скрывала от Лероя то, что было между ними. Облокотившись о спинку обоими локтями, я приказала Лерою раздеться. Он начал медленно расстегивать пуговицы на рубашке, не сводя с меня глаз. Когда он дошел до молнии на джинсах, я кивком приказала ему подойти. Он пополз ко мне на коленях, поэтому его голова оказалась как раз на уровне моего рта. Но он явно не испытывал никакой неловкости. Никакой обиды или раздражения. Он глядел на меня, словно ребенок, с нетерпением ждущий следующего приказания. И тут я с силой плюнула ему в лицо. Это и было моим приказанием. На мгновение его лицо исказилось, но тотчас же приняло прежнее непорочное выражение. Я плюнула еще раз. И тут же с треском спустила молнию на его джинсах. Трусов на нем не оказалось. Я заглянула в ширинку — она распахнулась, как нижние губы дешевой девки. От этой мысли меня охватила такая жгучая ревность, что помутилось в голове. Я встала и поставила стул, как надо. Потом медленно развела ноги. В тот день на мне было облегающее черное платье, и я побоялась, что резинка трусиков будет выпирать на бедрах, а потому белья на мне тоже не было — только алые подвязки для чулок обвивали мои бедра.

Заставив Лероя встать на колени напротив, я вонзила острую длинную шпильку своей красной туфли в его обмякшее от нервного напряжения мужское достоинство. Лерой скривился от острой боли, однако член вдруг стал набухать и расти, словно змея, которой показали приманку.

Я затолкала его голову под юбку, а сама закинула ноги ему на плечи, чтобы не походить на какое-то диковинное двуполое животное.

Стул шатался и скрипел. Я сжала голову Лероя ногами и запрокинула голову. Туфли соскочили с меня и упали на пол. Мне вдруг вспомнилась деревянная лошадка, на которой я обожала кататься в детстве. Она начинала скакать, когда в нее бросали монетку. Я постоянно приставала к маме, со слезами канюча деньги. А теперь я могу заставить эту лошадку скакать, когда мне захочется. Только вместо монеток у меня теперь глаза, зубы и рот. Я блаженно вздохнула. Это было как отпущение всех грехов Лероя. Я запустила пальцы в его курчавую шевелюру, выдирая слипшиеся напомаженные волосы. Мое тело сжималось и разжималось, словно пружина, двигаясь вверх-вниз по стержню его языка.

Чтобы сильнее раздразнить себя, я подтащила его повыше за волосы и подняла его голову. Он посмотрел на меня прозрачными, просветленными глазами. В такие моменты глаза у него всегда делались чистыми и непорочными. Будто он знал, как это распаляет меня.