Деннис отодвинулся от двери, но мог слышать их голоса.

— Послушай, Дафни! — настаивал седеющий мужчина.

— Да, папа, я слушаю.

— Дафни Херберт! — шепнула Берил на ухо Деннису. — Я знала, что слышала это имя раньше!

— Твоя мать и я давно решили, Дафни, что, когда тебе придет время думать о… ну, о замужестве или о чем-то в таком роде, мы не станем препятствовать твоему выбору. Не так ли, Клара?

Женщина ответила приятным, но не свидетельствующим о высоком интеллекте голосом:

— Конечно, Джонатан. Но так глупо, что наша Дафни утверждает, будто она влюблена!

— Почему глупо? — воскликнула девушка.

— Не задавай нелепых вопросов, дорогая.

— Но почему это глупо? Разве ты не была влюблена в папу?

Когда английская семья начинает разговаривать так откровенно, можно держать пари, что они забылись, столкнувшись с чем-то по-настоящему серьезным.

— Да… очевидно.

— И ты не была с ним счастлива?

Последовала легкая пауза. Голос миссис Херберт смягчился.

— Очень счастлива! — Это был крик души, который не мог не тронуть слушателей. — Но это совсем другое дело, Дафни.

— Почему другое?

— Я была взрослой и… ну и так далее, а не глупой маленькой школьницей!

— Клара, дорогая моя, — мягко заметил мистер Джонатан Херберт, — было бы справедливым обращаться с Дафни как с взрослой, каковой она, в конце концов, и является.

— Спасибо, папа!

— Но я говорю не о возрасте Дафни, — продолжал он. — Ей уже двадцать четыре. Речь идет о мужчине, в которого она, по ее словам, влюблена. Если бы с ним было все в порядке, я бы не возражал против выбора Дафни. Мне все равно, выйдет ли она замуж за герцога, за мусорщика или за… за паршивого актеришку! Но вы сознаете, что этот тип может оказаться маньяком-убийцей, которого уже много лет разыскивает полиция?

— Значит, ты слышал эти злобные сплетни? — сдавленным голосом произнесла Дафни.

— А ты нет, дорогая моя?

— Я никак не могу понять, — сказала девушка, — каким образом начались эти ужасные разговоры.

— Но, дорогая, будь справедливой и благоразумной…

— Я и так справедлива и благоразумна!

Снова загудев, поезд нырнул в один из многочисленных туннелей, которые скрывали железную дорогу от пригородов.

Наступила темнота, заглушив даже гудок. Затем в каждом купе зажглись четыре яркие лампочки. Наблюдателям в коридоре больше незачем было заглядывать внутрь. При свете лампочек в черных окнах коридора на фоне проносящегося снаружи белого пара виднелись четкие отражения мистера Херберта, миссис Херберт и Дафни.

Будь Дафни Херберт более оживленной и менее робкой, ее можно было бы назвать по-настоящему красивой.

Даже сейчас Деннис Фостер почувствовал, как его сердце сжалось от эмоции, которую ему редко доводилось испытывать.

Широкий лоб, короткий нос, изогнутые брови были обрамлены поблескивающими при свете ламп русыми волосами. Фигура казалась девственной и в то же время зрелой, что лишь подчеркивало белое платье покроя, скорее подходящего для более юного возраста. Несмотря на смущение, Дафни подняла взгляд — ее светло-серые глаза были озадаченными и умоляющими.

— Берил! — прошептал Деннис. — Что с тобой?

— Эти люди!..

— Ну?

— Они в точности соответствуют подробным описаниям персонажей в пьесе. Ее как будто написали для них.

— Ш-ш!

Мистер Джонатан Херберт повысил голос, чтобы перекрыть стук колес поезда, мчащегося через туннель:

— Слушай, Дафни! В первый же день прибытия твоего идеала в «Кожаный сапог» он по рассеянности начал расписываться другим именем в регистрационной книге. Он написал «Роджер Бью…», а потом быстро это зачеркнул.

— У тебя нет никаких доказательств.

— Командор Ренуик видел это, дорогая. Он владелец отеля.

— Но…

— И мы с Читтерингом были в курительной «Кожаного сапога», когда твой джентльмен с монгольской физиономией читал маленькую лекцию о том, как легко душить людей. Честное слово, у нас волосы встали дыбом. Со мной не было ничего подобного с тех пор, как я видел Ричарда Мэнсфилда[20] в «Джекиле и Хайде».[21]

— Господи! — прошептал Деннис. — Брюс переигрывает, как…

— Тсс! — прошипела Берил.

— А все стало очевидным, Дафни, когда Читтеринг вовлек его в разговор о знаменитых преступлениях и затронул тему Бьюли. Когда твой красавец повествовал о второй жертве Бьюли — Элизабет… как бишь ее… которая училась музыке…

— Пожалуйста, папа!

— …он привел такие детали, которые, как клянутся Читтеринг и викарий, никогда нигде не публиковались.

Отражение Дафни в оконном стекле исказила не только вибрация поезда.

— Я н-не могу этого выносить! — вырвалось у нее. — Это просто фантастично!

— Еще бы, дорогая моя. Тем не менее это правда.

Глаза Дафни наполнились слезами.

— Если ты думаешь, что он… тот, кем ты его считаешь, — а это не так, потому что он очень милый и я люблю его, — почему бы тебе не обойтись с ним честно вместо того, чтобы шептаться по углам? Почему бы тебе не спросить его напрямик?

— Именно это я и намерен сделать.

— Ради бога, Джонатан, не устраивай сцену! — вскрикнула миссис Херберт. — Разве не проще обратиться в полицию?

— Откровенно говоря, Клара, я уже был в полиции.

— Ты… — Серые глаза Дафни с влажными от слез черными ресницами широко открылись. На какой-то момент она словно утратила дар речи. — Ты был в полиции?

— Да. Три дня назад.

— И что они сказали?

— Они посмеялись надо мной.

Мистер Херберт взмахнул кулаком. Поезд вылетел из туннеля в белом облаке пара, на миг уничтожившем отражения, но почти сразу нырнул в другой туннель.

— Я ходил в полицейский участок, — продолжал мистер Херберт, разжав кулак. — Инспектор Паркс мой старый друг, но мне было нелегко говорить об этом. Я долго мялся и наконец прямо спросил Паркса, доходили ли до него слухи о пребывании Бьюли в Олдбридже.

— Ну?

— Паркс очень странно улыбнулся и сказал: «Мы из-за этого не беспокоимся, сэр, и вы не беспокойтесь». Потом все начали смеяться.

— Кто?

— Сначала инспектор, затем сержант и констебль. Окна участка были открыты настежь, и я слышал, идя по дорожке, как они хохочут.

Лицо Дафни сияло. Девушка пробуждалась от кошмарного сна здоровой и торжествующей.

— Почему ты не рассказал мне об этом раньше, папа? Разве ты не видишь, что это все меняет?

— Каким образом?

— Это кладет конец грязным сплетням! Полиция должна знать, не так ли?

— Пожалуй, — нехотя отозвался мистер Херберт. — Это меня и потрясло. Тем не менее…

— Прости, папа, но боюсь, что я по-настоящему влюблена в него.

— Слушай, дорогая, я не хочу быть несправедливым к этому парню. И твоя мать, и я желаем тебе только счастья. Но мне кажется, он тебе не подходит, и я намерен это доказать.

— Если ты не прекратишь, — сдавленным голосом предупредила девушка, — я завтра же убегу с ним! Он просил меня об этом.

Миссис Херберт вскочила на ноги:

— Этот тип просил тебя убежать с ним и выйти за него?

— Да!

В коридоре Деннис Фостер и Берил Уэст обменялись взглядами.

— Уйдем отсюда! — отвернувшись, пробормотала Берил. — Пожалуйста!

Деннис согласился с ней. Стук колес, свет, мелькающий на деревянных панелях и серой обивке, клаустрофобия, вызываемая туннелем, начали давить на них, как неприятные перспективы, становившиеся все более вероятными.

Вдыхая угольную пыль, они зашагали по коридору. Берил открыла дверь другого купе и вошла внутрь, прежде чем они осознали, что оно не пустое.

Полноватый мужчина, лысый, если не считать нескольких прядей каштановых волос, зачесанных поперек черепа, сидел в углу, лениво перелистывая страницы потрепанной книги. Когда Берил открыла дверь, он с улыбкой повернулся.

— Прошу прощения, — извинилась Берил, которой хотелось оказаться там, где они с Деннисом могли бы разговаривать без помех. — Мы ошиблись купе.