– Присядь, ты выглядишь просто громадным даже для меня, – обратился Джо к Харви.

Слегка кивнув, Харви сел на диван возле Фло и тут же обнял ее за плечи, прижимая к себе. Он видел, что от Джо ему нечего скрываться, и прямо спросил Фло:

– Как, тяжело тебе пришлось там, наверху? Улыбнувшись, она ответила:

– Ну так, ничего особенного. Помнишь, я тебе говорила, что всегда была с ней не согласна, с тех самых пор, когда я впервые произнесла ее имя. Тогда я звала ее „Уин", потому что слово „Уинифред" казалось мне слишком длинным. Ей было десять лет, а мне – три, когда она в первый раз оттаскала меня за уши. В шесть лет я впервые ударила ее. Лопатой для угля. Потом наша война стала лишь словесной, но от этого не менее острой.

– Какая жалость, – сказал Джо, сидя напротив них и улыбаясь. – Хотите верьте, хотите нет, тетушка Фло. – Он наклонился к ней и зашептал: – Мне тоже иногда хочется схватить лопату. – Выпрямившись, он заговорил уже серьезнее: – Вы даже представить себе не можете, какой это удар для нее – то, что Дон, ее любимый сын, покидает нас сегодня. Вы же прекрасно знаете, тетя Фло: только ради него она жила все эти годы.

– Да, так и есть. Я не понимаю другого. Как же она дала согласие на свадьбу?

– По правде говоря, – голос Джо стал тише, – этого добился папа.

– И она послушалась его?

– Да, но было чертовски трудно. Знаете, у папы в Америке есть двоюродный брат. Он преуспел в том же бизнесе, что и папа, только гораздо больше. Где-то два года назад отец попросил его устроить Дона к себе на работу. Примерно в то же время… – В голосе Джо почувствовалось колебание, он посмотрел на цветы у камина, прикусил губу и продолжил: – Каким-то образом он выяснил, что Аннетте нравится Дон.

– Но она ведь была еще школьницей, воспитывалась в монастыре.

– Это так, но ей уже почти исполнилось восемнадцать, тетя Фло. Она могла бы пойти в колледж – кажется, она хотела стать учительницей, но, видимо, Дон ее интересовал больше. Так вот, поэтому маме пришлось решать, будет ли ее сын жить в Америке или же за десять миль отсюда, в Хейзел-коттедже возле Нортамберленда. Волей-неволей ей пришлось выбрать последнее.

– Десять миль отсюда! И она все еще не умеет водить машину. Как это может быть?

– Билл ее всюду возит. Но все равно это не ближний свет. Одно могу повторить: свадьба состоится только благодаря папе.

Джо скорчил гримасу, а Фло заметила:

– Ничего удивительного, что она на взводе.

– А мое появление, похоже, лишь усугубило положение, – отозвался Харви.

– Ну, я не знаю. – Джо улыбнулся. – Будем считать, что твой приезд был отвлекающим маневром.

– Я на нее подействовал, как красный цвет на быка. Хотя, конечно, правильнее было бы сказать: черный. Но не стоит обращать на это внимание. – Харви прижал к себе Фло. – Знаете, что я сейчас сделаю? Я представлю, что я в суде. Она прокурор, а я должен защитить одинокую женщину. – Он опять обнял Фло. – Это прекрасная женщина, добрая, понимающая. А главное, во всем мире не сыскать секретарши толковее Фло.

Все улыбнулись. В это время вошла Мэгги и принесла кофе. Вид у нее был индифферентный. Вслед за ней появился и Стивен. При виде гостя он воскликнул:

– Вы и вправду большой черный человек! Харви знал об особенностях Стивена и потому приветливо откликнулся:

– А ты – большой белый человек и к тому же прекрасно выглядишь.

Не переставая веселиться, они все вместе отправились смотреть шатер. Шатер оказался очень нарядным, с многочисленными гирляндами цветов и другими украшениями. Смех и веселая болтовня гуляющих умолкли лишь при появлении Уинифред, которая и сама выглядела, как цветок, только непомерно большой.

Вышло так, что Харви стоял к ней ближе всех. Видя, что никто не заговаривает с Уинифред, Харви сам подошел к ней, протянул руку и очень вежливо – за все годы, проведенные в Феллбурне, Уинифред не приходилось слышать столь изысканно учтивого тона – произнес:

– Я должен извиниться, миссис Кулсон, за свое вторжение. У вас ведь сегодня особенный день, – он понизил голос так, что только она могла его слышать, и продолжил: – И если мое присутствие вас смущает, я тут же уеду. Я не хочу вас расстраивать, особенно сегодня.

Уинифред быстро моргнула. В глазах Фло ей почудилась угроза, на которую нельзя было не обратить внимания. Даже если бы не эта угроза, ей все равно не просто было бы приказать такому неординарному гостю уйти. Она спрашивала себя: как случилось, что Фло выбрал такой видный мужчина, пусть даже и черный? В нем все казалось особенным: голос, рост, импозантность… Уинифред не удивилась, когда, словно со стороны, услышала свои собственные слова: „Вовсе нет, ваше присутствие мне совсем не в тягость. С чего бы?"

И когда Харви твердо, но учтиво пожал ее руку, в душе у нее родилось чувство, которому Уинифред даже не смогла подобрать названия. Ведь прежде она никогда не завидовала сестре…

Оживленность и веселье, охватившие компанию, посещавшую шатер, распространялись по всему дому.

Когда часы пробили двенадцать, Дон, полностью готовый к церемонии (ему оставалось надеть только серый цилиндр), выбежал из боковой двери дома в направлении коттеджа Джо. Проходя мимо окон коттеджа, он заглянул внутрь и замер: он увидел Джо молящимся на коленях.

То ли Джо заметил тень в окне, то ли почувствовал чье-то присутствие, но он быстро поднял голову. Братья пристально посмотрели друг на друга.

Затем Дон все-таки вошел и негромко спросил:

– Тебя что-то беспокоит, Джо?

– Нет, ничего.

– Но… с тобой все в порядке?

– Да, я просто молюсь. А ты разве никогда не молишься?

– Посреди дня – никогда. У тебя точно все нормально? Ты ведь давно уже не был в церкви. И знаешь, тобой интересуются – по крайней мере, отец Коди.

– Если хочешь знать, я молюсь, чтобы вы… оба были счастливы.

– Джо! – Голос Дона прервался, он судорожно обнял брата, да, именно родного брата, каким он его всегда считал.

Тот тоже обнял его и проговорил:

– А тебя что привело сюда?

– Я… я просто хотел позвонить Аннетте, поговорить с ней, узнать, как она себя чувствует. Из дома-то никак не позвонишь.

– Ну давай, пойдем. – Джо провел Дона в соседнюю комнату, где обычно работал, а сам отправился в спальню. Там он остановился, понуро прислонив голову к дверному косяку.

Дон набрал номер.

– Сара? Это я. Можешь позвать Аннетту на минуточку?

– Знаете, мистер Дон, она одевается, – шепотом проговорили в ответ. – А вот и миссис Эллисон.

– Алло. Кто это? Дон? Тебе-то что надо? Ты же знаешь, есть такая примета: жениху и невесте нельзя общаться перед самой свадьбой.

– Ну, по телефону-то можно поговорить! Ну что, будущая моя теща, позовете Аннетту?

Отстранившись от телефонной трубки, Дон широко улыбнулся: что за выдумщица эта мама Эллисон…

– Дайте же мне перекинуться с ней парой слов!

– Нельзя. Несчастливая примета.

– Да сегодня не может произойти никакого несчастья!

Воцарилось молчание. Дон услышал далекий гул голосов на другом конце провода. Наконец трубку взяла Аннетта.

– Дон, что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось, дорогая. Я… я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь.

– Мне страшно, я вся дрожу и очень скучаю по тебе. Я даже не верю, Дон, что осталось совсем чуть-чуть, – голос у нее был взволнованный.

– Не пройдет и часу, и мы с тобой наконец-то пойдем к алтарю.

– Я люблю тебя. Я тебя ужасно люблю.

– А я не просто люблю. Обожаю.

– Тебе ведь придется идти на исповедь, – Аннетта звонко рассмеялась. – „Ложные идолы".

– Все идолы ложные. Но есть среди них один очень-очень прелестный. Ладно, иди, я тебя отпускаю. До свидания, любимая. Нет, не до свидания. Оревуар.

Дон положил трубку и задумался. Следующий час будет самым длинным в его жизни. Самый длинный час в жизни их обоих.