- Оказывается, здесь все удобства есть,- сказала Света. - Прямо ресторан под открытым небом.

Шоссе было полностью закрыто от глаз огромными елями и лиственными деревьями, верхушки которых тянулись намного выше, чем требовалось, чтобы загородить холм от любопытного глаза прохожего, только шум от проезжающих по шоссе машин доносился сюда, а сторона, выходящая на залив, была открыта.

Света остановилась на краю холма: внизу расстилался залив во всей своей красоте и необозримости. Отсюда он казался более картинным и величавым. Света вбирала в себя всю ширь и чопорность этого самовлюбленного великана:

- Какая прелесть... Люблю все красивое - красивые картины природы, красивых людей, красивые отношения между ними, все, что радует глаз и вызывает радостные чувства. Стоя здесь, над заливом, чувствуешь себя более значимым, чем есть на самом деле, как будто ты своими руками создал все, чего касается взор, как будто ты властен над всем этим. Посидим, не хочется уходить отсюда, хочется чувствовать себя хоть немного причастной к этой частице прекрасного и более долговечного, чем мы сами.

Они сели рядом на скамейку, лицом к заливу. Отсюда залив нисколько не терял своего великолепия. Игра красок на его поверхности напоминала бесконечное мелькание пестрых узоров калейдоскопа, не повторяющихся и чуждых любой статичности. Хотелось без конца смотреть на постоянно меняющуюся мозаику бликов. Большие серые камни-валуны возле берега отбрасывали на поверхность залива серо-фиолетовые тени. Небеса словно приблизились и в то же время стали еще глубже, бездоннее и пронзительнее.

"Кавказ подо мною, один В вышине..." продекламировал Гена. Я помню, в детстве, зимою, по сугробу, который примыкал к глухой стене нашего небольшого домика, забирался на крышу и воображал себя покорителем горной вершины.

Ты тогда уже учился?

Да. Наверное, в третьем классе.

Мне кажется, что ты в детстве был очень серьезным и примерным мальчиком: никогда не шалил и не сердил своих учителей. Точно?

Пожалуй, что так. Я рос с мачехой. Мама умерла, когда мне было пять лет. Отец почти сразу женился, взял молодую, моложе себя на десять лет. Но она ко мне неплохо относилась, она была для меня как родная, только не любила выпускать меня со двора. Во двор выпустит - хоть целый день играй, а к товарищам редко пускала. Поэтому я больше жил своим внутренним миром, придумывал всякие игры для самого себя, а позже - много читал. Учился ровно, отличником не был, но и троек старался не хватать.

Не била она тебя?

Нет, никогда. В угол ставила, "пока прощения не попрошу". Только я прощения никогда не просил, сколько бы ни стоял в углу.

А почему не просил?

Не знаю... Она говорила, что я упрямый, но это было не упрямство, а... Не мог, и все...

А с отцом они не ссорились?

Ссорились, но меня всегда выгоняли во двор, когда у них назревал какой-то конфликт. А когда я учился в восьмом классе, она ушла от нас. Я пришел из школы, отец сидит за столом с бутылкой и говорит: "Осиротели мы с тобой, сынок". Я так перепугался, спрашиваю: "Мама умерла?" Он говорит: "Лучше бы умерла. Оставила она нас с тобой". Она ушла к другому, который был ее ровесником. Когда она с ним так близко сошлась - не знаю. Я приходил из школы - она всегда была дома, вечером отец приходил с работы... Она не работала, может, они по утрам встречались. Я узнал ее новое местожительство и пошел к ней, мне казалось, что, если я ее позову обратно, она вернется, но из этого ничего не получилось. Она очень смутилась, когда я ее спросил, почему она нас бросила. Сказала: "Когда вырастешь - тогда поймешь". Накормила меня, сунула деньги, а когда я уходил, сказала, не глядя мне в глаза: "Ты уж меня прости, но не приходи ко мне больше, теперь у меня другая семья, и могут быть неприятности из-за этого". И еще сказала: "У меня скоро маленький будет". Так я и не попытался позвать ее обратно, я понял, что это бесполезно. Ушел и больше никогда не приходил к ней.

Переживал?

Сначала переживал, потом - привык. Через два года, когда я в десятом классе учился, отец опять привел в дом женщину, тетю Веру, она была разведена с первым мужем. Но тетя Вера как была, так и осталась для меня чужой, просто тетей Верой. А после школы я уехал в училище, после училища по месту службы. Первые годы в отпуск с женой к ним ездили. Они позже расписались. А потом отец умер скоропостижно - инфаркт. Мы на похороны ездили. И все, больше я ни разу туда не заглядывал. Не хотелось. Тетя Вера с первым мужем сошлась, так живут в нашем домике.

А свою настоящую мать помнишь?

Смутно очень. Мне неродная родной была. Я потом понял ее, поэтому все ей простил. Я знаю, что у нее сейчас двое детей: сын и дочь. Видно, она вышла за отца, потому что ей тогда было уже двадцать пять лет, и ей казалось, что это ее последний шанс.

Я понимаю, какой трагедией все это для тебя было.

Да нет, я все же был почти взрослым. Если бы она раньше ушла, то я бы сильней это переживал, а так я в это время уже с Тоней встречался. Я, собственно, к этому времени уже вышел из детского возраста.

Ген, а почему ты мечту свою не осуществил? Почему в летное училище пошел, а не в военно-морское?

Так в летном на целый год меньше учиться, а мне хотелось скорее стать самостоятельным, я боялся, что Тоня меня не дождется. И потом профессия летчика мне тоже нравилась.

А пожалуй, неплохо, что ты не стал моряком, все же жизнь моряка - это особая жизнь, очень непростая, к ней не каждый может приспособиться.

Да, я смирился, что не стал моряком. Хотя, с другой стороны, жаль своей мечты... И меня, наверное, поэтому тянет к воде, люблю рыбалку, лодочные прогулки, люблю просто смотреть на воду.

Они проговорили здесь до самого обеда и, встретившись после тихого часа, опять до ужина бродили по берегу залива. Он притягивал их своей похожестью на их душевное состояние, как будто частота биения их сердец совпадала с частотой импульсов, идущих откуда-то издалека, но затихающих здесь, у самого берега залива.

- Одухотворенная субстанция, пытающаяся повлиять на все, что с ней соприкасается даже на расстоянии,- задумчиво сказала Света.