- Где это ты пропадаешь, Свет? - спросила Аня с намеком на какие-то особые обстоятельства.

Нет, Аня, не с Геной. Еду вас провожать, чтобы искупить свою вину, что не пришла на ужин попрощаться.

Я и не думаю, что с Геной, потому что он приходил и на обед, и на ужин и, по-моему, ждал тебя: оглядывался и очень неспокойно вел себя.

А я была на проводах Елены Ивановны и Ивана Ивановича.

Света оглядела автобус, он уже наполовину был заполнен. На задних сиденьях автобуса сидела Маринка со своей сопалатницей. Света обменялась с ней кивком головы. Села с Еленой Ивановной позади своих застольников, Иван Иванович - чуть подальше. Потом вошло еще несколько человек, полностью заполняя автобус. Водитель включил мотор.

- Прощай, Финский залив,- грустно сказала Елена Ивановна...

Света вышла с отъезжающими возле вокзала, пожелала им счастливого пути. Вместе с ней возвращалась только Маринкина сопалатница, видно, она провожала Марину.

Ну вот,- сказала она Свете,- и вы остались одна.

Почему же? - ответила Света.- Со мной все те, кого я впустила в свое сердце.

Она поняла "тонкий" намек Маринкиной приятельницы.

ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

Света проснулась рано. Вот он и наступил - последний день пребывания в санатории, день отъезда. Этот день всегда был самым ненужным и самым длинным днем, который хотелось поскорее прожить. Вот и сегодня Света была уже дома и душой, и мыслями. Было впечатление, что этот день и существовал только для того, чтобы собрать вещи и проститься с приобретенными друзьями и знакомыми.

Посмотрев на аккуратно застеленную кровать Елены Ивановны, она подумала: вот и ее кровать будет завтра такой же аккуратной и чистенькой, а потом здесь поселятся новые люди, которые будут, как она когда-то, радоваться своему первому дню пребывания в этом санатории и гадать, как они проведут здесь свои двадцать четыре дня. У Светы все было позади, все было угадано, и ей очень хотелось, чтобы этот день промелькнул как можно быстрее, стал прошедшим днем, который если и останется в памяти, то только как день дорожных хлопот.

Как ни странно, ей сегодня не хотелось видеть Геннадия. Его вчерашнее поведение говорило о том, что он знал: она сегодня уезжает, подсчитать несложно, и именно поэтому у него появилось желание перешагнуть через ту пропасть, что теперь их разделяла, но он не знал, как это сделать, потому что тот гордый и самолюбивый человек, что охранял подступы к его сердцу, не хотел помочь в этом тому легко ранимому неопытному человечку, который, это Света знала наверняка, страдал от нелепого поведения своего двойника. Светлана знала, что сегодня он постарается сделать так, чтобы каким-то образом опять сблизиться с ней, но этому сближению он может только чуть-чуть посодействовать, а инициатива должна принадлежать ей, и не иначе. Но Света знала и другое: ни за что на свете не возьмет еще раз эту инициативу в свои руки. Никогда! Да и ни к чему уже это - их примирение, завтра она опять попадет в свое прежнее измерение, а Гена останется в этом. Ну что им может дать этот день? Ничего! Впереди - все равно разлука. А ничего серьезного у них быть не может: гордый с гордым гнездо не вьют. Света все это прекрасно понимала и примирения почти не желала; быть может, где-то подспудно ей хотелось за ту боль, что он ей причинил, рассчитаться с ним той же монетой, уйдя от продолжения каких бы то ни было отношений между ними. Поэтому она пришла в столовую одной из первых и, быстренько позавтракав, выскочила в свежесть прекрасного солнечного утра. "Пойду попрощаюсь со всем тем, что окружало меня целых двадцать четыре дня, пусть останется в памяти эта широкая тропа, ведущая вверх, к доброму одинокому столику, который всегда так радушно встречал всех приходивших к нему".

Она шла медленно-медленно, запоминая очертания деревьев по сторонам тропы, выбоины и вросшие в тропу камешки, голубое спокойное небо и валуны, проглядывающие сквозь стволы сосен и елей.

Света остановилась возле старой водонапорной башни, запоминая ее оригинальную архитектуру и орнаментальное оформление, где они с Геной оставили свой совместный детский автограф: "Гена плюс Света равняется навсегда".

"А что навсегда? - спросила сама себя Света.- Там не хватает еще одного слова, надо подняться и дописать". Очень осторожно, то и дело останавливаясь и отдыхая, Света добралась до верхней площадки, куда они еще недавно поднимались вместе. Вот и надпись, нацарапанная ее рукой... Она подняла осколок стекла, лежащий там, где она его положила, и тем же ровным почерком после "навсегда" дописала слово "расстались" и поставила жирную точку. "Вот теперь - законченная фраза",- Света положила осколок стекла в уголок, постояла, думая о том, что башня будет хранить эту надпись так долго, насколько долго будет стоять сама на ровной площадке возвышенной местности в окружении деревьев, и так же не торопясь, держась за выщербленные перила, спустилась вниз, продолжая привычный маршрут. Радужный лучик прыгал с ветки на ветку и разбивался где-то чуть-чуть впереди Светы о блестящие камушки.

Вот и сгорбленная полуразвалившаяся избушка, в которую они заходили когда-то втроем. Света свернула на заросшую тропинку, ведущую к ней, почти непроизвольно: почему-то опять захотелось заглянутъ в нее и проститься с ней, такой заброшенной и одинокой, как сама Света в этот грустный день расставания с тем, что составляло фон для ее беззаботной санаторной жизни. Задумчивая и притихшая, она перешагнула порог избушки и остановилась в изумлении. Избушка была прибрана: исчезли все ржавые, разбитые железки и прочий хлам, который был разбросан по полу тогда, когда она с ребятами заходила сюда на второй день по приезде на берег Финского залива. Только в углу стояло старое, ржавое, но не дырявое ведро, а в нем торчал полынный веник, связанный и обвязанный куском проволоки. Пол был чисто выметен, а полка, на которой раньше валялись старые худые кастрюли и чайники и которая была покрыта мохнатым слоем пыли, была вымыта и даже выскоблена. На ней ничего не стояло, только в углу лежала пачка газет. "Кто же навел здесь такой порядок?" - подумала Света и тут же получила ответ. На единственной непродырявленной стене избушки было написано куском известняка: "Рыжик, привет! Твой Конек-Горбунок". Сережка! Сережка навел здесь порядок. Может быть, приходил сюда и сидел здесь, когда она с Генкой проводила время возле залива, и оставил ей эти слова, которые понятны были только ей одной. Рыжик! Свете сразу вспомнился ресторан "Только для иностранцев", их показной вход в ресторан, финны, приславшие ей коробку конфет, музыкальный ящик и "Катюша", под звуки которой они уходили из ресторана.