— Я… Вы… Да как вы смеете! Кто вы вообще такой, и что вы от меня хотите? — попытался задавить неизвестного ему докторишку, которого сам принял за просто посредника, нынешний муж княгини Ольги, Петр Александрович Ольденбургский. При том, что сам он был весьма невысого роста и полу лыс, это смотрелось весьма комично. Доктор Банщиков открыто хохотнул и свободно откинувшись на спинку кресла, не спросясь закурил. Выпустив клуб дыма в лицо побагровевшому от такой наглости князьку, он перешел на деловой тон.

— Я — ваш главный и единственный кредитор. Кто, как и почему — не важно. Факт в том, что вы мене должны. С учетом процентов порядка полутра миллионов (выкупленных правда всего за 800 тысяч, эх плакали мои денежки). Я вам сделаю одно предложение, один раз. Если вы откажетесь — я клянусь, вы станете первым в истории России князем, постояльцем долговой тюрьмы. Мне угодно, чтобы вы в течении месяца дали развод вашей жене, и желательно проваливали из Росии на все четыре стороны. Хотя последнее — не ваше усмотрение.

— Мне говорили, что моя супруга слишком часто бывет замечанав обществе некого господина морского доктора… Но я не думал что все настолько серьезно. Вы хоть знаете, какое значение придает ее царственный брат нашему браку? Династическому между прочим….

— Знаю, — прервал надувшегося как петух европейского князька Вадик, — уже никакого (тут он немного блефовал, но Николай и сам изрядно нелоюбливал мужа сестры, а после рассказанной Вадиков абсолютно вымышленной истории о "предательсве интересов России родственниками этого гада", и как тот потешался над самим Николаем, и сочуствовал революционерам уже после его смерти и, абсолютно правдивой, о "наклонностях и сексуалных предпостениях голубого князя", и правда не не горел желанием того спасать). В случае вашего отказа, развод будет оформлен автоматически, после вашего помещения в тюрьму, ибо у русской Великой Княгини не может быть мужа заключенного в тюрьму. Кстати о тюрьме, вы в курсе что там происходит, при нехватке женской ласки? Впрочем. Возможно как раз это то вас и не пугает…

— Что вы себе позволяете???? — вскочил со стула генерал свиты его величества, которому в первый раз за всю его сознательную жизнь намекнул о его ориентации кто — то, не принадлежащий к "его кругу".

— Все, что мне заблагорасудится, — взял его за воротик и притянул к себе поближе на голову более высокий, на порядок более мускулистый и на десяок лет более молодой Барышников, — третьим, так же устраивающим МЕНЯ, вариантом является дуэль. После чего, Ольга станет вдовой, избавленой от необходимости терпеть ваше существование на этом свете. Выбор за вами, но вы можете выбирать только из трех вышеизоложенных вариантов. Через неделю я подаю на вас в долговой суд, как на просрочившего уже второго платежа. Это я называю — "сделать предложение от которого вы НЕ МОЖЕТЕ тказаться". Честь имею.

С этими словами Вадик слегка оттолкнул обалдевшего от столь бесцеремонго обращения князя, отчего тот с плюхом призимлился на стул. Бросив на стол отдельного кабинета ресторана «Максим» пятирублевую купюру, доктор направился к ожидающему его извозчику. Жизнь продолжала радовать молодого доктора, вернее недоучившегося студента, волею судеб ставшего завсегдааем высокосвестких салонов и постоянным собеседником и советником Императора Всероссийского. Вопрос с разводом Ольги можно было считать решеным, она и так развелась с мужем в 1916 году ради любимого человека, так что он просто немного ускорил события. Тогда, в его мире, Николай настоял на семилетней отсрочке. Сейчас издесь — Никки, узнав, что отсрочка ни к чему кроме нервного срыва у Ольги не привела, и заваленый Вадиком черным пиаром на князя, дал добро на немедленный развод. Жизнь продолжала радовать доктора еще пару часов, пока он не приехал в свою импровизированныю лабораторию, под которую была переоборудованна одна из залов Елагина дворца.

Хотя экспериментя по переливанию и отделению плазмы крови шли успешно, под руковоством Павлова (тогосамого, временно оставившего собачек без присмотра), проблем на медицинском фронте хватало. С порога его огорошили новостью — мышки, на которых велись эксперименты по отработка антибиотика на базе анилиновых красителей, в очередной раз отбросили копыта. Вернее — заменяющие их когтистые лапки. Это была уже пятая партия, и пока единственным прогрессом было то, что они дохли не мгновенно а спустя двое суток. Но — дохли стабильно все, без исключений. Громко выматерившись доктор Вадик снова засел за перепроверку технологических процедур, пытаясь понять, где именно он делает ошибку. Ему все сильнее казалось, что проблема лежит в недостаточной чистоте исходного продукта, но как именно отсепеарировать все примеси из исходного красителя, основываясь только на технологиях начала века… А стрептоцид, обещавший быть золотым дном, нужен был уже вчера. Его масовые клинические испытания проще всего было бы устроить до конца Русско Японской войны. Засидевшись за экспериментами (вроде медленная дистиляция раствора могла удалить большинство примесей, по крайней мере более летучие и тяжелые соеденения, эх — пол царства за хромотограф!) Вадик несколько пропустил время выезда на еженедельный обед с Питерским банковским сообществом. Пропускать эту встречу было нельзя, экипаж уже был подан и ждал у подъезда.

— Голубчик, принеси пожалуйста из кареты букет роз, — обратился Вадик к дворецкому, пробегая мимо него в ванну, ехать к серьезным людям ТАК воняя химикатами, было решительно невозможно, — он там под задним сидением. И поставь в воду, очевидно в Зимния мне сегодня уже не попасть, а без воды — до завтра наверняка завянет.

Розы были куплены для Ольги, он просто не смог проехать мимо нежно розового шара выглядывающего из окна голландской цветочной лавки на Невском. Их цвет почему то настолько явственно и болезнено вызвал у него ассоциацию с княжной, что он не раздумывая и не торгуясь заплатил за две дюжины розовой прелести. Он намеревался сделать любимой женщине столь не одобряемый ею ("ВадИк, — почему то с ударением на второй слог, всегда отчитывала она его в таких случаях, — ты меня отчаянно компрометируешь, душа моя. Не смей этого больше делать, ни смей, слышишь?". Но при этом так радостно зарывалась с головой в букет или рассматривала каждую безделушку такими глазами… Ей было абсолбтно непривычно, но явно приятно получать подарки не как княжне, а как любимой женщине…) сюрприз, но… Мышки сдохли, и Вадик снова, в котрый раз, азартно с головой залез в эксперименты, забыв о времени, более важных банковсих делах и даже о ней. Все же где — то там, под маской морского волка — доктора и прожженого придворного интригана, жил обычный мальчишка студент.

Грохот взрыва и упругая взрывная волна дошли до дворцовой ванны в момент, когда Вадик, только только открывал кран горячей воды в душе. Накинув банный халат прямо на голое тело (его карикатуры в неподобающем виде потом примерно с месяц мелькали как в крайне левой, так и в крайне правой прессе) Вадик вылетел на улицу. Позже, вечером, пытаясь проанализировать события этого длинного дня, в который он, по чистой случайности, пережил первое, но далеко не последнее покушение, он никак не мог понять одного. Ну за каким хреном его вобще понесло на улицу, к месту взрыва? Туда, где все еще кисло воняло взрывчаткой, где кто — то в голос орал, что — то горело, и не факт, что не поджидал его еще один «бомбист»? Да еще и практически голым, ну куда было так торпиться?? Только после третьего бокала коньяка, прижимая к себе все еще дрожащую от страха княгиню (прослышав о взрыве, она сматериализовалась во дворце через невозможные для транспорта начала века полтора часа, и долго убеждала Вадика, что "она во сем виновта, и на ней висит рок, смертельный для каждого полюбившего ее") он понял. В нем, сработал Банщиковский рефлекс военного врача. Если что — то, где — то взорвалось, и там орут от боли раненые, то когда все нормальные люди бегут ОТ взрыва, его ноги сами, без вмешательства головы, несут прямо его к эпицентру…