— Ты мне зубы не заговаривай! Кто сюда Балка отправил с поручением меня за борт отправить? Ликвидация, блин… Вот сейчас с полным правом тебя ликвидирую, и пойду досыпать, с чистой совестью. Ты вообще — о чем думал, когда сюда сунулся на МОЙ корабль, после того как МЕНЯ сюда из моего мира отправил? Не спросясь, между прочим. Да я тебя только за это выведу в чистое поле, прислоню лицом к гладкой стенке и пущу пулю в лоб! Хоть представься напоследок что-ли.
— Фридлендер Владимир Александрович. Но насчет посылки нашего куратора в тело Балка, вы кардинально не правы, его инструктировал мой коллега, профессор Зеленской. А я…
— Ага, а ты тут совершенно не причем. Вот скажи мне, а на кой ты мне за спиной сдался? Мало того, что ты у меня уже лет 15 — 20 жизни украл, когда в более старое тело пересадил… Так в любой момент можешь захотеть "проверить новую теорию" и чисто из научного любопытства меня вообще порешить. Чего такого ты, живой, можешь хорошего сделать, чтоб мне имело смысл пойти на риск и тебя сейчас не пристрелить? Был бы ты поумнее, господин Фрилансер, сидел бы тихо в своем Лейкове, и жить бы тебе да жить, спокойно.
— Знаете, а об этом я как-то не подумал… — задумчиво произнес пришелец, и въевшимся за годы жестом попытался пригладить отсутствующую у Лейкова бородку.
— А зачем вообще сюда полез, если не подумал? Вадик то хоть про Николашку кое-что полезное заучил. А в тебе какой прок? Ты кто ТАМ был, пока не начал людям подлянки межвременные кидать?
— Кандидат технических наук, радиотехника… А там уже никак мне оставаться не получалось, пока мы снова зацепили настройкой хоть кого-то, горючего для генераторов уже почти не осталось. И так бочку со спиртом, и весь коньяк из погреба в солярку слили, чтобы перенос обеспечить. Хорошо хоть у клиента нашего запасы на даче на все случаи жизни, там третью мировую войну можно пересидеть…
— Хороший-то хоть коньяк был, господин кандидат в доктора? — первый раз за время беседы хмыкнул Руднев, не опуская, однако, пистолета.
— Курвуазье, Мартель, даже пару бутылок Шустовского попалось, но его мы более традиционно употребили…
— А чего вы все именно на «Варяг» лезете? Тут что, медом намазано? Нет чтобы в Николая Второго переместиться, или хоть великого князя какого, вы выбираете механика «Варяга»… Вы идиот, или как?
— Понимаете, тут весьма интересный казус вышел, — внезапно встрепенулся и оживился Фридлендер, совершено забыв о направленном на него стволе, — Каким-то образом все личности в данном временном потоке, находящиеся от вас на расстоянии более 200 метров, для переноса недоступны. Я предполагаю, это обуславливается тем фактом, что фактически эта версия реальности связана с нашей только вами. Вы — исходник этого мира, и сам мир по отношению к нашему стабилен только в приближенном к вам периметре. На это накладывается тот факт, что личность, в которую перемещается донор, должна спать. А единственное место где мы точно знаем, что вы иногда спите — это «Варяг». А все попытки зацепить Николая ни к чему не привели.
— Значит, все-таки пытались себя на царство продвинуть, — задумчиво промурлыкал Руднев, — тогда я, как честный офицер русского императорского флота, вас обязан повесить, еще и за покушение на царствующую особу.
— А по другому никак нельзя? — снова потускнел перемещенец.
— Ну, есть еще пара вариантов, — наслаждался долгожданным реваншем Руднев, — можно, по блату и расстрелять, конечно. А можно вспомнить славные пиратские времена, и отправить вас в путешествие по доске. Ну и как самый скучный вариант — вы мне через пару дней предоставите список тех "добрых дел", которые вы сможете тут, в 1904 году, сделать. Добрых не только и не столько для меня, а скорее для России, в преддверии первой мировой и вытекающей из нее смуты. Только делать это придется без транзисторов, резисторов и даже радиоламп, господин кандидат в радиотехнические доктора. Тогда мы и закончим этот, безусловно, интересный разговор. А теперь избавьте меня от своего присутствия, пока я не передумал и не решил проблему экспресс-методом.
При последних словах Руднев выразительно покачал слева направо стволом браунинга.
— Дым на горизонте!! Зюйд-зюйд-вест! — прервал размышления Руднева крик сигнальщика. С удивлением он обнаружил себя на левом крыле мостика крейсера, в окружении полудюжины свежих окурков.
— Дым на норд-осте!
Почти одновременно раздался крик сигнальщика на миноносце «Беспощадный». Его командир, капитан второго ранга Федор Воинович Римский-Корсаков, до этого флегматично куривший сигарету за сигаретой, поминутно посматривая в бинокль на догоняющие его три дестроера противника, мгновенно оказался на носу миноносца. Вскинув к глазам бинокль, он несколько секунд вглядывался в облачко дыма, и потом побежал в машину.
— Николай Семенович, как у нас с углем?
— Тонн восемь, а то и меньше. Два часа такого хода, и мы сидячие утки, Федор Воинович. Не мне, машинному прапорщику, вам давать советы по морской тактике, но по моему пришла пора переодеваться в чистое.[3] Ну и пока уголь, пар и ход еще есть — развернуться навстречу японцам и попытаться использовать ту последнюю мину, что у нас в первом аппарате осталась.
— Это по идущему то полным ходом миноносцу ее использовать? Побойтесь бога, можно просто в море выпустить, шансы те же. Там на горизонте дым, вроде корабль одиночный. Тут, в Цусимском проливе, кроме японцев больше делать никому нечего. Если повезет и это транспорт, то в него и используем. А там — коль снова повезет, то может вообще японцы станут с него команду снимать и отстанут. Ну а нет — так хоть помрем с пользой. Вы уж следующие два часа, постарайтесь поддерживать ход без сюрпризов?
— Не извольте беспокоиться, товарищ командир, — проявилась на черном от угольной пыли лице меха белозубая улыбка, — ради еще одного транспорта не подведем.
— Все бы вам, Николай Семенович, балаганить. На пять лет меня старше, а туда же — "товарищ командир", — блеснул в ответ не менее белыми зубами капитан.
Отодвинув от штурвала рулевого, Римский-Корсаков сам положил лево на борт, и повел свой миноносец навстречу показавшемуся на горизонте дыму. При повороте преследующие «Беспощадного» японцы срезали угол и приблизились на 20 кабельтов. Теперь снаряды из носовых 75 мм пушек вполне долетали до русского миноносца, как и снаряды его кормовой пушки того же калибра до них. За время сближения с неизвестным кораблем, в «Беспощадный» попало 3 снаряда.
Когда спустя пол часа на левом борту миноносца справились с первым пожаром (просто выкинув за корму весело полыхающую шлюпку вместе с тоже занявшимся брезентовым чехлом. Больше на миноносце и гореть-то было нечему — остальное металл), сигнальщик опустил от глаз бинокль, и как-то враз постаревшим голосом вынес приговор кораблю и команде:
— Это не транспорт. Крейсер идет прямо на нас, больше ничего сказать не могу — его дым тоже на нас ветром несет. Даже трубы посчитать не выходит, створятся.
На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени, он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро) на весь корабль заорал.
— Слушайте все. Шансов у нас теперь точно нет. Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться отвернуть от крейсера. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести — это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, — при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и как будто заручившись поддержкой команды, Римский-Корсаков еще более возвысил голос, — но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже, один из тысячи… И скорее всего японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш «Беспощадный» погибнет не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его, как и положено боевому кораблю Русского Флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!
3
По старой русской военной традиции, в последний бой надо идти в чистом.