— Ты передо мной тут не выделывайся! — взвизгнул Эрик. — Если ты мне будешь проблемы устраивать, я тебе двери с полпинка вышибу.

— Вам известна разница между силой и ловкостью? — спросил я.

— Да я три года за убийство отмотал, — бахвалился Эрик. — Чувак на меня с топором набросился, он меня стукачом назвал, а я себе стукачом называть никому не позволю! В общем, когда он мне это сказал, я на него кинулся, а он — за топор, а я у него топор выхватил и распорол ему грудную клетку. Самозащита. Судья сказал — самозащита. И присяжные сказали — самозащита. Он за мной по улице гонится, сердце в разрез видно, кровища хлещет. Триста ярдов пробежал, прежде чем свалился. Будешь на меня наезжать, так я за тяжкие телесные шесть месяцев оттрублю и глазом не моргну.

— В этом основное различие между мной и вами, — торжественно подвел я итог. Великий английский философ Томас Гоббс однажды сказал, что сильнейший человек может пасть от руки слабака, если тот подкрадется к нему сзади с ножом. Я, правда, вовсе не слабак. Я, возможно, даже сильнее, чем вы, и уж наверняка ловчее.

— Три моих брата от крэка сдохли! — хрюкнул Эрик.

К тому времени беседа окончательно утомила меня, поэтому я взял со стола молоток и стукнул им Эрика по голове. Эрик упал на софу. Он был мертв. Я решил, что пусть Минобороны само приводит в порядок квартиру, а мне там уже ничего не нужно. Пора было сматываться из Брайтона. В конце концов, я — всего лишь невинная жертва экспериментов по контролю над сознанием. Однако теперь, когда правда о множественных личностях, находящихся во мне, раскрылась, я не собирался складывать лапки и сдаваться на милость врага. Нет, я собирался биться до последнего, доказывая свою невиновность. Я прибегну к помощи судебной системы и отсужу у британского правительства каждое пенни причиненного мне ущерба.

Поскольку меня разыскивала полиция, я счел за лучшее обойти стороной брайтонский вокзал. Я вызвал такси и попросил водителя высадить меня возле кладбища Хоу. Вскоре я отыскал место упокоения сэра «Джека» Гоббса, который умер в том же самом году, когда родился я, и которого многие считают самым лучшим бэтсменом из всех, когда-либо игравших за сборную Англии по крикету. Я испражнился на его могилу, бросив тем самым обществу мелкий, но значимый вызов. Если общество позволяет себе гадить на меня, тогда и я позволю себе излить мое презрение на тех, кого это общество почитает. Затем я дошел пешком до станции Портслейд и вернулся в Лондон через Литтлемптон.

Я пролистал мою записную книжку (или записную книжку Кевина) и нашел в ней номер, который выглядел многообещающе. Я позвонил Ванессе Холт и попросил встретить меня на Гринвичском вокзале. Она неуверенно сказала, что собиралась пообедать с друзьями. Я отрезал, что мне на это глубоко наплевать — или она хочет получить посвящение в тайны "Ложи Черной Завесы и Белого Света" или нет. Когда я прибыл на вокзал, Ванесса уже поджидала меня в кассовом зале. Мы зашли в кафе «Терминус», где я заказал две чашки чая.

— Умеешь ли ты общаться с духами? — спросил я Ванессу.

— Нет, — ответила та.

— Пошли, — сказал я перед тем, как опрокинуть в себя остатки пойла. — Я научу тебя.

Холт последовала за мной в "Южно-Лондонский Книжный Центр". Я окинул взглядом полки и вскоре отыскал подходящий том — издание девятнадцатого века трактата Шопенгауэра "О четырех источниках принципа самодостаточного разума". Я приказал Ванессе прочесть из него вслух.

— Божественный Платон и великолепный Кант в один голос призывают нас руководствоваться следующими правилами, — нашептывала Холт, — при любых философских рассуждениях, как и при занятиях прочими науками. Два закона важны, утверждают они: закон однородности и закон специфичности.

— Продолжай, — скомандовал я, когда Холт замолкла.

— Что это за чушь? — спросила Ванесса.

— Тебе известно значение слова "ислам"? — огрызнулся я.

— Нет, — прошипела Холт.

— Оно означает "повиновение", — разъяснил я. — Именно от ислама ведет свое происхождение суфизм. Все религиозные и оккультные учение, которые чего-нибудь да стоят, ведут свое происхождение от суфизма, так что, если ты хочешь научиться видеть через завесу, отделяющую этот мир от следующего, то ты должна повиноваться мне и читать дальше.

— Закон однородности обязывает нас объединять в роды однородные предметы, — выплюнула Ванесса, — что же касается закона специфичности, он требует, чтобы мы при этом ясно различали между различными родами объединенными в силу сродства в общее понятие.

— Отлично, — рявкнул я, забирая том из рук Ванессы и ставя его обратно на полку, — теперь пойдем!

— Что все это означает? — еще раз спросила Холт. когда мы очутились на улице.

— Я показывал тебе, как общаться с духами, — ответил я, устремляясь на аллеи Гринвичского парка.

— Да брось ты! — усомнилась Холт.

— Послушай, — сказал я, — как и всем, кто взыскует Истины, тебе еще предстоит понять: то, что кажется непостижимым глазам профана, оказывается очень будничным для взгляда посвященного. И Шопенгауэр, и тот, кто перевел его книгу, мертвы — иными словами, ты только что получила послание из мира духов. Те, кто еще не рожден, также суть духи, и, написав книгу, ты сможешь вступить в общение с ними!

Мои аргументы не особенно убедили Ванессу — ей предстояло еще многому учиться. Я вел Холт к Холму Одинокого Дерева, ветер развевал ее длинные каштановые волосы и она выглядела просто шикарно. Мы сели на одну из парковых скамеек, предназначенных для посетителей. Я приказал Холт лечь и положить голову мне на колени.

— А сейчас мы немного займемся Сексуальной Магией, — проурчал я. — Не волнуйся, если кто-нибудь появиться, я наложу на него заклятье. Ложись на живот и отсоси у меня.

— Я не буду! — проскрипела Ванесса. — Кто-нибудь пройдет мимо и засечет нас!

— Не волнуйся! — заверил ее я. — Я же сказал, что наложу на них заклятье. Делай, что я говорю, и все будет в порядке.

Холт захихикала и извлекла мой болт из ширинки. Он взяла орудие за основание и принялась посасывать головку. Я же взирал на то, что некогда называлось Новиомагусом и на видневшийся за ним вдали лондонский Сити. Я расслабился и старался ни о чем не думать. Я хотел погрузиться в пучины моей души и вырвать оттуда все, что поместили в нее помимо моей Воли. Я нимало не удивился, когда появились три музы, также как появились они перед Астреей, Королевой-Девственицей, четыре века тому назад. Хотя, конечно, я сомневаюсь, чтобы музы, явившиеся Глориане, были облачены в бейсболки и джинсы.

— Они увидят нас! — воскликнула Холт, одновременно поднимая голову.

— Не волнуйся! — прохрипел я, прижимая ее голову обратно к моему лобку. — Сейчас наложу на них заклятье!

Подростки шли, обмениваясь шуточками о какой-то их общей знакомой; они были настолько увлечены разговором, что даже не заметили, как Несс отсасывает у меня. Я извлек "Religio medici" Томаса Броуна из кармана и начал читать вслух с первой попавшейся страницы.

— "Нет спасения для тех, кто не уверовал во Христа, — бубнил я, — что наполняет мое сердце печалью за всех честных праведников и философов, нашедших свою кончину прежде Боговоплощения. Как они, наверное, удивились, когда их поэтические видения предстали пред ними наяву и измышленные ими фурии обернулись чертями, терзающими плоть их!"

Тут три паренька заметили меня, посмотрели друг на друга, не сговариваясь, повернулись и пустились наутек, убежденные в том, что наткнулись на опасного психа.

— "Как должно быть потрясены они были, выслушав историю Адама, — вопил я вслед убегающим малолеткам, — и, узнав, что им суждено страдать за того, о чьем существовании они даже и не подозревали: те, кто выводили свой род от богов, оказались жалкими потомками грешного человека!"

Я бросил взгляд на Холт, на сию новую Еву, тело которой было распростерто передо мной. Я знал, что я вот-вот кончу, и что у меня пока еще нет желания потянуть Холт за волосы для того, чтобы сперма брызнула ей в лицо. Время еще не пришло. Ванесса была слишком тощей, ее еще предстояло откормить до нужной кондиции. Во многих примитивных обществах девочек, достигших половой зрелости, заставляли поститься из врожденного страха перед менструальной кровью. Богиню же следовало утучнить перед тем, как совершить очистительный ритуал и принести ее в жертву.