Я вся горю от тебя мой любимый! Возьми же меня! — шипя как змея, шептала сладострастно она ему и ерзала вправо и влево под ним. А он, размахивая и разгоняя кругами в стороны, над ними ползущий туман своими большими такими же, как у Изигири драконьими крыльями, и таким же шевеля над своим ложем любви и порока длинным, как удав хвостом, нюхал ее жадно всю своим острым прямым на своем лице Инкуба носом. От самого в ее Изигири волосатого лобка, разверзнутого как жерло Ада влагалища. До раскачивающейся перед его красивым ангельским лицом ее полной в постоянном желании необузданного секса женской груди. С ее вечно торчащими вверх возбужденными и твердеющими сосками. Он, полз медленно вверх по ней, наползая своей широкой зажившей уже от глубоких укусов и царапин, мужской грудью поверх ее женского гибкого, и под ним извивающегося как змея восстановившегося мгновенно от его острых зубов и укусов тела. Касаясь ее своими спадающими из-под, золотой, шипастой короны длинными русыми вьющимися живыми волосами и такими же возбужденными и торчащими твердеющими на груди сосками. Его большой в его волосатом лобке, жаждущий нового безумного и остервенелого с этой сучкой Ада соития член, торчал как металлический стержень, как бешенный аспид задирая плоть по торчащему своему стволу до самой уздечки, бороздя оголенной головкой ложе любви, пополз вместе с ним от основания вьющегося по сторонам Изигири длинного змеиного хвоста и анального отверстия демоницы к раскрытой настежь ее вместе с раскинутыми вширь ногами промежности. Он готов был вонзиться вновь в бездонное глубокое, наполненное до краев смазкой как лавой, чрево раскрывшегося как кратер вулкана ее влагалища, промеж широко раскинутых под Элоимом женских покрытых змеиной чешуей ног Изигири. Его под тем здоровенным членом, как у быка, мошонка демона бурлила и снова была переполнена демоническим семенем. Размахивая своими большими пятнистыми перепончатыми в прожилках крыльями и размахивая вьющимся, как длинный удав хвостом, он, разгоняя ползущий белый туман на своем каменном ложе любви, Элоим готовился к новому с Изигирью половому слиянию. К новым звериным оргиям дикого звериного секса и запаха струящейся по их телам черной ледяной крови. Вскоре два необузданных плотскими любовными страстями диких зверя огласили своим ревом и стонами свой покрытый стелющимся живым белым туманом черный лес.

Александр летел на всех парах к себе домой. Чуть ли, не бегом, обруливая прохожих и лужи от недавно пролитого с неба дождя. В него чуть ли не в буквальном смысле врезалась стая городских голубей. Прямо чуть не сбив его они спускаясь с воздуха и громко хлопая крыльями упали ему под ноги. Один даже зацепил его с разворота за плечо крылом. Александр аж отпрянул в сторону и выругавшись на птиц, понесся дальше. Он залетел в квартиру и быстро снова переоделся и рванул обратно в больницу, чтобы отнести чью-то взятую на прокат одежду. Было уже на часах двенадцать дня. Он ворвался как ураган снова в больницу и сунул в больничный гардероб всю чужую одежду со словами из стационара и рванул обратно уже к своему приятелю Якову. Он по пути никого уже не встретил, и это было хорошо. Потому как сильно торопился. Он и так опоздал на целые сутки, даже больше и поэтому рвал, что есть ноги в их с Яковом штаб квартиру. Александр понятия сейчас не имел, что там происходит. У него не было телефона, да и звонить откуда-либо времени у него не было. Надо было срочно там появиться, а то Яков его, наверное, потерял. Или Якова уже таскают по следственным органам за ту их почившую старушку. Александр ничего не знал, он только спешил на намеченную и сильно запоздавшую встречу. Он прыгнул в отходящий как раз нужный автобус и поехал почти через весь город к Якову Могильному в их студию гипноза и потустороннего опыта с данными, которые он получил от знакомых мистиков и историков эзотериков. Он вез с собой в своей голове захваченный материал об Элоиме. Документы, которые у него были, точнее их копии, он все потерял вместе с телефоном на пожаре. Поэтому то, что запомнил, у него было в его Александра голове. Он по дороге все вспоминал об этой девчонке. Эта юная Елена произвела на него неизгладимое детское впечатление. Ее симпатичное молодое совсем личико с голубыми и наивными глазами. Эти наивные детские, но по-взрослому рассуждения. Попытка казаться уже взрослой в глазах взрослого мужчины. — «Какая же ты еще совсем глупенькая!» — думал про нее Александр — «Хоть и маленькая, но больно, симпатичная. И желающая любить! Хоть, кого-нибудь!» — она не выходила у него из головы — «Хорошая все-таки девчонка. И надо будет ее найти». Он ехал и думал о ней все время, в автобусах пересаживаясь на нужные маршруты, через весь город.

Миленхирим ждал Алину. Только она ему была нужна. Он чувствовал мир своего брата. Эту потустороннюю ментально-астральную энергию Божественного эфира. Не все еще было потеряно, хотя было много и чужеродной нехорошей и мерзкой энергии исходящей откуда-то извне. Откуда-то из другого совсем не Ангельского мира. Злого мира.

Инородного и враждебного понятию и пониманию самого Миленхирима. Миленхирим остался в этой комнате. Больше идти не куда не стоило. Он теперь только ждал. И ему было не очень тут сейчас уютно, но не куда было деваться. Он чувствовал своего опять брата Элоима. Чувствовал именно здесь, но там был еще кто-то. Кто-то злой и нехороший. Кто-то тот в том мире, где был его брат Элоим. Умбриэль был прав, когда говорил, что брата надо спасать. Бог хочет спасти своего отпрыска. Спасти от опасности. Он сбежал из Рая быдычи соблазненным Суккубом. Словно ненормальный он был как под влиянием гипноза, что не совсем понятно для Ангела. Он говорил, о, какой-то Изигири. И будто, она его, оттуда соблазнив, собою увела. Умбриэль не меньше Бога был заинтересован в спасении его родного близнеца брата. Такого же, как и он, только второрожденного, после Миленхирима. Там в Райских кущах в источнике жизни. Они друг за другом вышли из этой волшебной Небесной воды, льющейся звездным потоком откуда-то с Неба. И Отец принимал их роды. Миленхирим посмотрел на часы на стене Алининой комнаты. Было двенадцать часов дня. Он лег на постель Алины и вдохнул воздух.

— Женщины! — он сладостно потянулся и закрыл глаза.

— «Отец!»— подумал Миленхирим — «Отче, Мой!» — он повернул набок голову, вдохнув, не открывая глаз, аромат цветочных духов, стоящих на девичьем столике с зеркалом и сказал вслух самому себе — Я спасу своего брата Отец! Спасу! Чего мы мне это не стоило! И я знаю как! Я верну его Отец! Я увижу снова, своего Умбриэля!

Яков, выслушав, весь и до конца рассказ Алины. Был, потрясен, услышанным. То, что он слышал, было непостижимо. Он ей верил. И как мистик-эзотерик из плоти и крови и как Медиум, который сам сталкивался напрямую с иными потусторонними мирами. Он слушал Алину, чуть не раскрыв свой рот и ему было интересно.

Все было описано так точно и реалистично, что Яков сам мог себе представить в подробностях тот мир, в котором побывала Алина. Она не выдумывала и не врала. По ней было видно. Он и сам видел краем глаза этот кошмарный мир. Мир через воспоминания Маргариты Львовны, умершей от удушья у него на руках.

Он видел мельком и тот лес, в котором Алина побывала и ту тень по имени Изигирь. Он тогда напугался не на шутку, но профессиональное любопытство брало над Яковом Могильным верх. Он захотел побывать через человеческую осторожность и свой страх в том лесу, где побывала Алина. По крайней мере, гибель старухи, будет не напрасной и их все вот эти гонения от исполнительных органов за тот трагический случай. Можно считать это компенсацией за моральный и физический ущерб. Ведь именно из-за этой истории с этим кошмарным призрачным лесом их опытную мастерскую и студию потусторонних опытов и изысканий хотят прикрыть. Яков захотел увидеть хозяина того призрачного леса из женских сновидений. Того сказочного любовника Эльфа, со слов Алины. Он захотел своими глазами все увидеть и побывать в том призрачном иллюзорном черном затуманенном белым туманом лесу.