Он жил тогда там, там, когда-то давно и с самого еще рождения, пока живы были родители своего единственного пожизненного неудачника сына. И вся вот эта о прошлом жизнь, как некий реальный до мельчайших подробностей превратилась в некий глубокий беспробудный и далекий сон, сон, превращенный в некую запредельную уже иную далекую с разницей в десять лет реальность. А эта теперешняя его жизнь, как словно была не его жизнь. Словно, он жил, чьей-то чужой жизнью. Как будто ее отобрали у кого-то другого и отдали ему. Сложилось такое представление, что уже те обе жизни были обе не его теперь жизни.
Словно, он завис, где-то посередине. Где-то, среди тех ярких горящих звезд космоса. В том красном мерцающем свете, что был в черных глазах того демона Ада Цербера.
И все как сон пронеслось, будто перед его памятью, но было это или этого не было, он вообще толком не помнил. Он проснулся сразу миллиардером и сразу в Америке. Он помнил свою жизнь до того чертового контракта и уже теперь после, но тот между ними промежуток… Де-Жа-Вю.
Откуда он все знал это, и откуда такая, вот сразу у него появилась жизнь.
Это все тот чертов Цербер из той колдовской книги и тот перекресток. И если бы не прошедшие так быстро десять лет, он бы, наверное, и не вспомнил о том договоре с демоном ночи. Память сама пробудилась и напомнила ему о том колдовском договоре, который он когда-то заключил с Цербером. Он хотел радикальных перемен в жизни, и он их получил. Но, еще с этим, эту странную в нагрузку вполне реальную о прошлом память.
Он получил это все и сразу, но откуда-то, он помнил то, чего и не помнить должен совсем. Такое было ощущение, что его жизнь приростили к чьей-то, прожитой до этого. К жизни, которой он и не жил до сего момента. Но, она была и это была его жизнь. Жизнь от бандита миллионера до банковского воротилы миллиардера.
И Виктор подумал снова о договоре с демоном Цербером.
— «Почему он, не захотел его?» — думал Виктор — «Почему он, выбрал какого-то очень далекого в десятом аж, колене потомка его рода?».
Он подумал лежа в постели — «Кто тот потомок, которого, он просто, не может знать. А может?» — его вдруг встряхнуло — «Может, что?» — он передернулся, уже лежа в большой в дорогих шелках постели с супругой Ириной. В большой загородной его виллы спальне, на втором этаже.
— «Что, если он знает того, о ком говорил ему тогда Цербер» — вдруг щелкнуло в его мозгу. Он повернулся к ней вдыхая запах ее женского тела — «Да, нет, чушь, какая-то». Завтра поездка к Тихому океану с этими снова Джексонами и их детьми.
Потом, перелет в Нью-Йорк. И снова договора и банки. Виктор отвернулся на другой бок к прикроватному красивому белому с бокалом вина и кубинских сигар столику — «К черту все, к черту!» И вскоре крепко заснул.
Двадцатилетняя Герда сидела на самом краешке большой купальной ванны в туалетной комнате яхты, поправляя себе прическу. После бурно проведенной ночи с Виком, она приводила себя в порядок и была одета в домашний легкий черный женский халатик. Она только, что помылась, и еще с влажными волосами сидела и прихорашивалась в этой комнате.
В дверях торчал сам ее любовник и бойфренд лет, тоже двадцати Вик.
— Ты будешь, и здесь еще торчать? — приподняв свою черную тонкую одну бровь и посмотрев играючи, проговорила мягким языком Герда — Неужели еще не все получил этой ночью?
— Я люблю тебя, Герда — произнес Вик, медленно от дверей приближаясь к Герде.
— Я это знаю, Вики — снова произнесла ему Герда — Но, это не значит, что нужно входить в туалет, когда там женщина. Это не этично, и просто не красиво.
— Ой! Ой! Ой! — произнес заигрывающее ласково и мягко Вик подружке.
— Прости меня, Герда — проговорил ей нежно Вик. Тоже приподняв свою черную синеглазого брюнета бровь — Но, я не могу оторваться от тебя сейчас. Ты моя самая любимая девушка на этой космической посудине. Я просто, не могу без тебя, и все тут, любовь моя. Я люблю тебя, Герда, — пролепетал он ей снова в ответ, и вошел в туалетную комнату туристической яхты.
Вик уже смелее вошел в туалетную комнату, и подошел к одному из больших зеркал, и посмотрел на себя в таком же домашнем длинном халате. Он приблизил свое лицо к зеркалу и посмотрел на себя вблизи.
— Тебе просто нужна еще мама, Вики — произнесла ему также, ласково и, улыбаясь Герда — Тебя просто, тянет к заботливым о тебе женщинам.
— Мама — произнес Вик — Мама, говоришь. Мне не нужна сейчас мама — он, недовольно произнес Герде — Мне нужно только ты, любимая моя Герда. И мои и твои друзья Лаки и Кармела.
— Прости меня, Вики — произнесла, виновато делая выражение своего миленького девичьего смугленького чернобрового брюнетки лица Герда — Я не собиралась тебя обидеть милый мой. Прости — она мигнула ему приветливо и играючи по очереди обоими красивыми карими, почти, черными глазками под вверх, вздернутыми тонкими черными бровями. А Вик практически подошел к ней. И прижался своими голыми мужскими без штанов ногами, и хозяйством в узких тельного цвета плавках молодого двадцатилетнего парня к ее, таким же смуглым, как и личико ногам. Он вообще был раздет, почти до полной мальчишеской ногаты, и сверкал своими подкачанными спортивными сильными мускулами в зеркалах туалетной комнаты «Зенобии» перед своей красивой любовницей Гердой.
— Эта долгая заморозка, это просто, какое-то чудо, Герда — произнес он ей — Уснул и раз, ты уже, где-то далеко-далеко от земли, когда проснулся.
— Я сейчас думаю, Вики — произнесла Герда, поправляя свою прическу, и не спуская с Вика влюбленных и жаждущих с ним снова секса девичьих черных, как бескрайний космос глаз — Это ничего, что нас родители, так вот отпустили?
— Да, они и сами еще хоть куда. Еще молоды. И хотят подразвлечься.
И им не до нас сейчас — произнес Вик — И они думаю, о нас даже не думают. У них у самих по путевке на Альдебаране отдых. И я просто уверен о нас даже забыли. Вик сбросил с себя тот длинный халат и практически нагой в одних тоненьких узких плавках приблизился к любимой Герде.
— Не говори так о родителях, Вик — произнесла критично, но ласково своему любовнику Герда, любовно смотря на Вика — Я никогда так о своей маме и папе не говорю.
— Ни знаю, как у тебя, любимая моя Герда — Вик потерся снова торчащим возбужденным своим молодого парня членом в натянутых туго на его бедра ног, задницу и волосатый лобок плавках. О колено ноги своей звездной теперь подруги. И положив руку на то голое колено любимой, пальцами сдавливая, массажировал ей само колено и бедро полной девичьей ноги — Но, им до меня на самом деле, дела сейчас нет. Мама вообще обо мне мало, когда-либо думала, Герда. Я сам себе был всегда больше всего предоставлен, любимая. И ты у меня единственная, кто думает больше всех обо мне, и заботиться, почти, как мама.
Он обхватил Герду руками, и прижал, целуя ее к себе.
— Ну, хватит, Вики — простонала она, освобождаясь от его сильных мускулистых рук — Ну, достаточно. У нас еще будет уйма времени на это, любимый. Надо собираться в дорогу. Говорят, скоро высадка на планету, и мне нужно привести себя в порядок, Вики. Ну, хватит! — произнесла громко уже и настойчиво Герда все же кое-как, освободившись от крепких объятий своего любовника. И встав с края купальной большой ванны на ноги, подошла к зеркалу, а Вик подошел к ней сзади и обнял ее за гибкую тонкую талию и короткий халатик.
— Давай, собирайся любимая, а я пойду тоже оденусь — произнес он — А то, еще совращу таким видом первого пилота Джему. Она, думаю, неравнодушна ко мне и моей спортивной молодой фигуре — он специально еще так произнес, играя в ревность с подружкой Гердой. Та, посмотрела также играючи через зеркало на своего любовника двадцатилетнего бойфренда.
— Угу — ему шутя, и смеясь, ответил Герда — И двух ее еще в нагрузку совращенных тобою женщин андроидов.
Она расхохоталась, а Вик выскользнул, как есть в таком голом бесстыжем виде, помахав рукой любимой в коридор «Зенобии». И пошел в их совместную на двоих с Гердой каюту.