Харкорт решил, что когда вернется домой, нужно будет расспросить обо всем деда, хотя это дело, конечно, очень деликатное. Может быть, дед поймет, что вопрос задан от чистого сердца, и ответит, пусть и не слишком обстоятельно; а может быть, и придет от него в ярость. Дед с Шишковатым дружат уже много лет, и они никогда не дадут друг друга в обиду.

Размышляя об этих загадках, он в конце концов заснул. Его разбудил аббат, который без особой деликатности потряс его за плечо.

– Вставай, – сказал он. – Там их множество. Полный лес. Они нас окружили.

Харкорт сел, пытаясь понять, что происходит.

– Кто нас окружил?

– Вонючие бугры, – ответил аббат. – Я бы пошел и разделался с ними, но Шишковатый в тот раз так раскричался, что я решил этого не делать.

Харкорт увидел, что уже начинает светать. Из-под своего одеяла, разбуженная громким голосом аббата, выползла Иоланда. Шишковатый тоже проснулся и сидел, протирая глаза.

– Что там еще? – спросил он аббата. – Что за шум ты поднял?

– Бугры нас окружили.

Шишковатый вскочил.

– Ты уверен?

– Уверен, – подтвердил аббат. – Они выстроились цепочкой позади нас и спустились к самому болоту по обе стороны. Мы в мешке. На этот раз я их не слышал, они вели себя очень тихо. Первого я увидел, только когда стало светать. Прежде чем вас будить, я проверил.

Шишковатый повернулся к Иоланде:

– Ты сказала, что мы можем обойти болото. А перейти его можно?

– Может быть, и можно. Мне говорили, там есть тропинка. Это будет нелегко. Придется много брести по воде. Но я думаю, мы сможем перебраться на другую сторону.

– Это безумие! – вскричал аббат. – Мы можем прорваться и обойти болото.

– Возможно, ты бы и прорвался, – сказал Шишковатый, – но я бы рисковать не стал. Ведь ты ничего о них не знаешь.

– Зато ты знаешь, и ты сказал.

– Неважно, что я сказал, – перебил его Шишковатый. – Идем через болото. Если мы это сделаем, не думаю, чтобы они стали нас преследовать.

Харкорта снова одолевали призраки, хотя день был в самом разгаре. Он их не видел, хотя временами ему чудилось, что в воздухе пробегает легкое колыхание, похожее на знойные волны, которые поднимаются в жаркий летний полдень над золотистым полем спелой пшеницы. Но призраки говорили с ним, и говорили не умолкая. Он почти ничего не понимал, хотя временами ему чудилось, что понимает. Однако большей частью это было неразборчивое бормотанье, вроде того невнятного говора, что слышишь, проходя мимо закрытой двери, за которой мать и другие женщины занимаются после обеда шитьем, а больше – болтовней.

Харкорт брел по пояс в воде, с трудом вытаскивая ноги из илистого дна. Остальные следовали за ним. Призраки становились все назойливее. Над головой у него роились тучи насекомых – время от времени он принимался отмахиваться, но они не обращали на это никакого внимания и продолжали кружиться над ним жужжащим вихрем, сверкая на солнце крылышками.

Он приближался к пригорку, который приметил издалека. Подойдя вплотную, он уперся руками в землю, вскарабкался на сухой берег и повалился ничком, с трудом переводя дыхание. Следующей шла Иоланда – когда она добралась до пригорка, он протянул руку и вытащил ее на берег рядом с собой. Почти вплотную за Иоландой следовал Шишковатый, а сзади, пыхтя, с багровым лицом, грузно брел сквозь воду и грязь аббат. Один за другим они подошли к пригорку, и Харкорт помог им выбраться на берег. Все уселись в ряд, промокшие, усталые и слишком запыхавшиеся, чтобы разговаривать.

– Ни о чем подобном речи не было, – сказал наконец аббат. – Я знал, конечно, что придется много ходить, против ходьбы я ничего не имею. Но пробираться вброд через такую грязь – не самое увлекательное приключение, на мой взгляд. Это не что иное, как тяжелая работа.

– Нам бы, может быть, не пришлось этого делать, – заметил Шишковатый, – если бы ты оставил в покое тот бугор. Но нет, тебе обязательно нужно было пойти и стереть его в порошок.

– Я убежден, что другие бугры не могли произойти от того, с которым я расправился, – возразил аббат. – Не может быть, чтобы клочья, которые я от него оставил, побежали за нами вдогонку и превратились каждый в новый бугор.

– Ну, не знаю, – сказал Шишковатый, – хотя от них всего можно ожидать. В свое время мне довелось слышать немало всяких страстей о том, на что они способны. Может, этот холм – их любимое место, и они зарождаются здесь во множестве. Может, жизнь не пробудилась бы в них еще много лет, но когда они узнали…

– Узнали? – переспросил аббат.

– Ну да, узнали, что появился враг и напал на них, они не стали дожидаться своего срока и собрались отомстить.

– Ну уж и отомстить, – презрительно сказал аббат, подняв булаву и стукнув ею по земле. – Вот дали бы мне волю, тогда у них уж точно появился бы повод отомстить.

– Все это уже позади, – прервал его Харкорт. – Забудьте об этом. – И, обращаясь к Иоланде, сказал: – Вон там впереди, на сухом островке, я, по-моему, вижу продолжение тропинки.

– Значит, здесь и вправду есть тропинка, – радостно откликнулась она, – и мы идем правильно. Когда она исчезла, я боялась, что мы пошли не той дорогой, что она скоро кончится и что никакой тропы на самом деле нет. Но, если ты прав, значит, тропа есть. Она только была под водой, а теперь мы снова на нее вышли.

Харкорт пожал плечами.

– Мы можем еще десять раз ее потерять, такая уж тут местность. Но надо идти дальше. Как ты думаешь, много мы прошли? Полпути уже есть?

– Не думаю. Полпути мы еще не прошли. Хорошо, если мы доберемся до того берега к ночи.

– Вполне можем добраться, – сказал Шишковатый, – если будем идти и идти. И не будем останавливаться отдохнуть и поболтать всякий раз, как увидим сухое место.

– Если мы не будем отдыхать, – возразил аббат, – мы, может быть, вообще не дойдем до того берега. Время от времени нужно делать передышку, чтобы собраться с силами.

– Никогда еще не видел, чтобы такой большой и сильный человек оказался таким слабаком, – с презрением сказал Шишковатый.

– Ты мне всегда нравился, Шишковатый, – отвечал аббат. – Я тебя всегда уважал, хоть ты и нелепо устроен. Но в трудную минуту проявляется твой скверный характер, раньше я этого за тобой не замечал.

– Ну, хватит вам препираться, – прервал их Харкорт, – Перестаньте оба. Мы все в одинаковом положении, и отправились все добровольно. Никто никого не заставлял.

– Я хочу знать одно, – не унимался аббат. – Зачем нам понадобилось лезть в это болото? Вчетвером мы легко прорвали бы кольцо бугров и пошли бы посуху вокруг. В конце концов, как они могли бы нас остановить? Взять хотя бы того, что был у костра, – я пошел и расколошматил его в клочья.

– Я думаю, это законный вопрос, – поддержал его Харкорт, обращаясь к Шишковатому. – Я сам об этом думал. Мы, конечно, поверили тебе на слово…

– Вопрос законный, и я с удовольствием на него отвечу, – сказал Шишковатый. – Тот, что у костра, просто не знал, с каким сумасшедшим он имеет дело. Он ничего не успел предпринять. Этакий солидный, благообразный христианин ни с того ни с сего кинулся на него с двадцатифунтовой железной булавой и…

– А что я должен был делать? – возмутился аббат. – Он испускал такую вонь и злобу…

– Я пытался тебя предостеречь, – возразил Шишковатый, – но не успел. Я бы тебя остановил, если бы мог, но было уже поздно. А после этого разумнее всего было удирать. Должен сказать, мне и в голову не могло прийти, что другие бугры прорежутся из-под земли и двинутся за нами, чтобы взять нас в кольцо. Судя по всему, что я знал о природе и истории бугров, такое вообще немыслимо. Я называю их буграми, потому что вы их так называете, но у них есть другое, древнее название…

– Ты много чего говоришь, – сказал аббат, – но ничего путного. Скажи мне коротко и ясно, почему мы не могли прорваться через кольцо бугров.