На полу лежали разбросанные в беспорядке человеческие кости. Кое-где среди них валялись клочки черной ткани – по всей вероятности, остатки сутаны. На костях виднелись остатки мяса и хрящей. Шишковатый поднял с пола череп и показал остальным. Нижняя челюсть еще держалась на месте, и видно было, что в черепе не хватает четырех передних зубов – двух сверху и двух снизу.

– Вот он, наш священник, – сказал Шишковатый.

Харкорт кивнул:

– Дядя говорил, что у него не было зубов. Из-за этого он говорил так невнятно, что трудно было разобрать слова.

– Вурдалаки, – сказал Шишковатый.

– Вурдалаки, – согласился Харкорт. – Вурдалаки или гарпии.

– Ты, кажется, говорила, что Нечисть старается держаться подальше от таких мест? – спросил аббат, обращаясь к Нэн.

– Про вурдалаков никогда ничего наверняка не скажешь, – ответила та. – Вся остальная Нечисть – это одно, а вурдалаки – другое. Им бы только набить брюхо мясом, неважно чьим.

В углу часовни, на полу, лежала куча одеял и овчин, служившая ложем. Рядом, у примитивного очага, стояли сковородка и котелок. Стена над очагом, когда-то украшенная росписью, была сплошь покрыта копотью.

– Тут он и жил, – сказал аббат. – Тут проводил свои дни в благочестивых раздумьях.

– И тут умер, – добавил Шишковатый. – Наверное, они подкрались к нему, когда он спал. Судя по всему, это случилось не так уж давно, всего несколько дней назад.

– А мы оказались в тупике, – сказал Харкорт. – Теперь некому объяснить нам, как добраться до того поместья.

– Надо идти на запад, – сказал Шишковатый. – Это-то мы знаем точно.

– Мы найдем его, – сказала Иоланда. – Найдем, я уверена.

– Нам надо придумать какой-то план, – сказал Харкорт. – Нельзя кидаться во все стороны сразу.

Они собрали кости, завернули их в одно из одеял и вынесли в сад. Там они выкопали неглубокую могилу и предали кости земле под заупокойную молитву аббата.

– Я не знаю, как его звали, – сказал потом огорченный аббат. – Пришлось называть его дорогим усопшим братом, и мне все казалось, что этого недостаточно.

– Ничего, по-моему, всё сошло хорошо, – успокоил его Шишковатый. – Ты молился с большим чувством, держался достойно и был трогательно печален.

Аббат сердито взглянул на него:

– Опять надо мной насмехаешься?

– Мой дорогой аббат, ты же знаешь, я никогда ни над кем не насмехаюсь. Мне бы это и в голову не пришло.

Харкорт сделал вид, что не замечает их перебранки, и двинулся назад, к храму. Иоланда шла рядом, остальные следовали сзади.

– У меня почему-то не выходит из головы эти горгульи, вырезанные из дерева, – сказал ей Харкорт. – Они очень похожи на ту, что я видел у тебя в мастерской. Можно, я выскажу одну догадку?

– Если ты это сделаешь, мой господин, ты ошибешься, – ответила она.

– Но ведь ты бывала здесь.

– Нет, здесь я не была. Так далеко я никогда не забиралась. И ни разу не провела здесь столько времени, чтобы успеть вырезать горгулий, если это то, о чем ты подумал.

– Я об этом и подумал. Ты должна понять, почему я так подумал. Сходство между твоей горгульей и теми, что мы видели здесь над входом…

Она покачала головой.

– Я бы не могла их сделать. Здесь видна рука гения. Они вырезаны так, что на первый взгляд кажутся каменными. Нужно как следует вглядеться, чтобы понять, что они из дерева. Может быть, когда-нибудь я достигну такого же мастерства и вдохновения. Но это будет еще не скоро. К тому же у меня нет инструментов, какие нужны для такой работы. У меня есть только то, что сделал для меня Жан.

– Я только хотел выразить свое искреннее восхищение твоей работой, – сказал Харкорт.

– Благодарю тебя, мой господин, – ответила она.

Они дошли до западных дверей храма и остановились, поджидая остальных. Подошел аббат и грузно плюхнулся на ступени. Опустив голову на руки, он проворчал:

– Ну и что мы теперь будем делать?

– Пойдем на запах – сказал Шишковатый. – На поиски того, что мы ищем.

Аббат поднял голову.

– Но ведь мы идем вслепую, сами не зная куда. Мы можем просто пройти мимо того, что ищем. Может быть, наша цель лежит за холмом, который мы только что миновали, или в укромной долине, а мы даже ничего не заметим. Младенцы, заблудившиеся в дремучем лесу, – вот кто мы такие.

– А что вы ищете? – спросила Нэн.

– Поместье, – ответил Харкорт. – Древнее римское поместье. Иногда его называют дворцом, но скорее всего это поместье.

– Здесь я не могу вам помочь, – сказала она. – Я такого места не знаю.

– Мы двинемся дальше, – сказал Харкорт, – а ты вернешься домой.

– Мне нужно набрать трав и кореньев, – ответила она, – и после этого я пойду обратно, к себе в хижину. Хотя должна признаться, что чувствую большое искушение отправиться дальше с вами. Я не знаю, что за паломничество вы предприняли, только у меня давно не было случая побыть с себе подобными, да еще в такой приятной компании. – Она взглянула на Иоланду. – Это милое дитя напоминает мне о моем собственном девичестве. По-моему, в ее возрасте я была очень похожа на нее.

– Ты очень добра, – отозвалась Иоланда.

– Мне не дает покоя одна мысль, – сказал аббат. – Почему они убили старого священника? Он жил здесь много лет, и Нечисть его не трогала. Не могло это быть потому, что они как-то узнали о его встрече с Раулем?

– Возможно, – согласился Шишковатый.

– Вурдалаки убивают только потому, что они голодны, никакой другой причины им не требуется, – возразила Нэн. – Уж их-то я прекрасно знаю. Мерзость ужасная.

Харкорт оставил их сидеть на ступенях и не спеша зашагал через мощеный двор. Дойдя до ворот в стене, окружавшей сад, он остановился и долго стоял, разглядывая незнакомую местность, простиравшуюся вокруг. Очень скоро они двинутся дальше, на запад, чтобы продолжать свои поиски. Но на этот раз, как сказал аббат, придется идти вслепую. Они знали только одно: нужно направляться на запад. Но пространства, лежащие к западу, слишком обширны, чтобы можно было тщательно обыскать их в поисках поместья. Конечно, они могли повстречать кого-нибудь по пути: какого-нибудь человека, который поможет им в поисках. Но он знал, что шансы на это невелики. До сих пор за все время странствий им повстречались лишь три человека: коробейник-чародей, старик с попугаем и Нэн.

Приходилось признать, что надежды на успех почти нет. И все же раз уж они зашли так далеко, добрались до самого храма, – о том, чтобы повернуть назад, не могло быть и речи.

Кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел, что рядом стоит тролль.

– Господин, ты на меня гневаешься, – сказал он.

– Я просто не люблю троллей, – ответил Харкорт. – А тебя особенно. Ты не только зол, но еще и глуп.

– Я не зол, – сказал тролль. – Я самый ничтожный из троллей. Меня отвергли даже мои соплеменники. Они прогнали меня прочь, когда я пришел просить у них помощи. А еще раньше они презирали меня за то, что у меня такой маленький и скверный мостик.

– А теперь и никакого нет. Но у меня нет для тебя мостика. Хотя постой. Может быть, мостик будет.

– Ты хочешь сказать…

– Дослушай до конца, – сказал Харкорт. – Если я скажу тебе, где найти мостик, ты от меня отстанешь?

Тролль жалобно закивал головой.

– Есть один мост через полноводную реку, который ведет из Брошенных Земель в мое поместье на южном ее берегу. Его давным-давно построили римляне. Я подозреваю, что под его северным пролетом живут тролли, хоть я ничего о них и не слышал. Но под той частью, что упирается в южный берег, никаких троллей нет. Правда, этот мост лежит не на Брошенных Землях, а за их пределами, и местность там будет тебе чужой, а временами даже враждебной.

– Враждебностью меня не испугать, – произнес тролль дрогнувшим голосом, – если только она не будет слишком сильной. От моих соплеменников в этой стране я тоже не вижу ничего, кроме враждебности. Но тот мост, о котором ты говоришь, наверное, очень большой.