Так что будущая свекровь была на седьмом небе от счастья, и прямо-таки горела противоестественным энтузиазмом в связи грядущей свадьбой сына. Сам Максим приподнятого настроения своей матери не разделял, и жениться не слишком-то и хотел. Но его мнением никто и не интересовался, а когда пытался высказать, его попросту не слышали. И это было в лучшем случае. В худшем ему объясняли, что даже будучи известным ученым, он ничего не понимает в этой жизни, не знает, что для него лучше, и не способен заботиться ни что о других, а даже о себе. Поэтому ему не следует мешать тем, кто заботятся о нем.

 То, что противоречить Ариссе – себе дороже, Макс уяснил давно. Он даже с этим почти смирился. По крайней мере, внешне. Но разве можно смириться с тем, что собственная мать считает тебя, практически олигофреном? До недавнего времени Максим пытался доказать ей, что он способен на многое. Сначала он был лучшим учеником школы, потом лучшим студентом медицинской академии. И наконец, стал самым юным лауреатом премии Мира. Его зовут «Гением нейрохирургии», а патенты всего за два года принесли столько денег, сколько ему не потратить за всю жизнь. Его очень обеспеченный отец в сравнении с ним – нищий. Но ничего из этого не меняло отношения к нему матери.

– Почему? Почему ты так обращаешься со мной? – примерно год назад вспылил он. – Разве я малого добился? Или может это нормально в двадцать пять лет быть финансово независимым от ресурсов семьи? Так я не просто независим! Я, черт подери это все, богат. И одни только патенты приносят мне в месяц больше денег, чем зарабатывает отец за год. Чего тебе еще не хватает, чтобы признать меня полноценным человеком? Мне надоела твоя навязчивая забота, причитания по поводу того, какой я беспомощный! Мне все это НАДОЕЛО!!!

 Но единственное, чего он добился, это снисходительного:

– Дорогой, тебе всегда легко давались точные науки. Но это совсем не говорит, о том, что ты готов реальной жизни.

– Почему не готов? И когда я, по твоему мнению буду готов?

– Никогда. Ты по своему складу не способен к самостоятельной жизни. Максим, будь хорошим мальчиком и прекращай капризничать. Я не желаю тратить свое время на твои истерики.

 Этот разговор с матерью стал для него последней каплей. И в тот же день, жутко злой парень съехал из особняка родителей в съемную квартиру. Сначала, его захлестнула волна энтузиазма. Все было в новинку и вызывало интерес. Но когда азарт немного поутих, его обуяла тоска.

 Непривычная, до недавнего времени, тишина давила на нервы. И не будь Максим все еще сильно обижен на мать, он бы вернулся. А так, не позволила гордость. Ведь это было равносильно тому, что бы расписаться в собственной беспомощности. К самостоятельной жизни он оказался действительно не совсем готов. Но молодой человек всячески отказывался в этом признаваться, даже самому себе. Это означало бы признание правоты его матери. Это ведь все равно, что расписаться в собственной несостоятельности, глупости и инфантильности. Люди, особенно молодые и амбициозные, редко признают собственные слабости. Им так сложно сказать самим себе: «Да, я еще не готов».

 Вместо этого они пытаются доказать обратное всем и каждому. Хотя, кому это нужно? Наверное, им самим. Мы так устроены. Возможно, такое поведение заложено на подсознательном уровне. Желание выбирать свою дорогу и идти по ней абсолютно естественно для человека. Только простым такой путь бывает крайне редко. И чем-то в нем приходится жертвовать, а с чем-то мириться.

 Для молодого человека таким камнем преткновения стала семья. С самого детства ему хотелось жить среди людей, которые его любят, ценят, понимают. Ему хотелось тепла настоящей семьи. И не то что бы его семья была ненастоящей. Вроде бы у них было все, о чем только можно мечтать. Неплохой достаток, красивый дом, положение в обществе. Максим никогда не подвергался насилию ни со стороны матери, ни со стороны отца. Они на него даже голос ни разу не повысили. Ему давали все самое лучшее от игрушек до учителей. И со стороны Ветровы казались образцово-показательным семейством.

 Как же! Любящие родители! Правда, любящие скорее друг друга, чем сына. Мальчик был для них предметом гордости, тем, что не стыдно показать друзьям, и чем похвастаться перед приятелями. На взгляд самого Максима его ценность как личности, была равноценна его достижениям. Он уже в раннем детстве перестал тешить себя иллюзией, будто бы нужен им сам по себе. И поэтому Макс даже мысли не допускал о том, чтобы разочаровать, перестать соответствовать их ожиданиям. Его пугала даже сама возможность оказаться недостойным внимания. Стоило ли говорить, что уровень притязаний у него катастрофически зашкаливал?

 Но несмотря, ни на что, они оставались его семьей. Они у него просто были. И сам факт их наличия создавал иллюзию надежного тыла. А когда он съехал от них, обманывать себя стало гораздо сложнее. Не располагает как-то пустая квартира к тому, чтобы чувствовать себя счастливым, когда больше всего на свете тебе хочется любви.

 Одиночество, на взгляд молодого человека являло собой – нечто страшное. Но ведь, когда девушки слишком много, и ты невольно растворяешься в ней, это ведь тоже не слишком хорошо. Терять собственное Я, только, чтобы не быть одному?.. Но стоит ли это «Я» прочных отношений, любви? Ответов не было. И Макс старался гнать от себя вопросы. А они не желали уходить.

  Задвинуть проблему в дальний угол, сделать вид, что забыл о ней, вместо того, чтобы решить – очень глупо. Возможно ты и правда, о ней забудешь, но она никуда не уйдет. Скорее притащит за собой другие. Ведь никто кроме тебя ее решать не станет.

 Всего какие-то две сотни лет назад люди сражались за свободу и независимость. Они умирали за идею, светлый идеал. Но сражаться и умирать всегда легче, чем жить с тем, за что бороться-то особо и не хотел. Свобода – не конфетка, а тяжкий крест. Это ведь сложно решать за себя. А потом нести ответственность за собственный выбор, прежде всего перед самим собой.

 Максим чувствовал себя трусом. Ведь все он уже решил, но боялся себе в этом признаться. Как будто, если сделает это, пути назад ему уже не будет. Боится, что после этого ему снова придется просыпаться в одинокой постели, в пустой квартире, в давящей тишине. Ему будет плохо без Леры. Значительно хуже, чем ей без него. Это заставляло сомневаться и медлить.

 Но медлить дальше уже нельзя. Это, по меньшей мере, малодушно и подло. Завтра же он поговорит с Лерой и скажет, что они не подходят друг другу. Так будет правильно, честно по отношению к ним обоим. Недостойно взрослого человека прятаться от проблем, и делать вид, что их не существует. От этого они никуда не денутся, а только обрастут новыми. И действовать нужно сейчас. Пока он еще понимает, чувствует в этом необходимость, пока его услышат. Потому что через неделю, когда в его медицинской карте будет стоять диагноз, его слова никто не воспримет в серьез. Та же Лера будет кивать, соглашаться со всем, но в глазах у нее будет читаться счастливое непонимание происходящего. С ним начнут обращаться, как будто бы он страдает редкой формой дебилизма, и сам не ведает, что говорит.

 Но это все будет завтра. Он позвонит Лере, назначит ей встречу и скажет, что не видит возможности их дальнейших отношений. А сейчас нужно срочно чем-нибудь себя занять.

 Максиму захотелось сесть за не слишком сложную монотонную работу, чтобы переключиться. Но он понимал, что это бессмысленно. Нервы и усталость берут свое. Поэтому лучше, сначала спуститься вниз и поужинать.

 И когда молодой человек заканчивал вечернюю трапезу, совершенно неожиданно к нему подсел коллега. Высокий кареглазый шатен с насмешливой улыбкой и ледяным взглядом.

 Кристиан Латен не был Максу ни другом, ни врагом. Вне «Нео-инкорп» они почти не общались, а в профессиональной сфере делить им было нечего. Их можно было бы назвать сотрудниками, работающими в разных отраслях над разными проектами. И хотя эти двое были примерно одного возраста, у них не было ничего общего. Они вращались в разных кругах. Имели различные интересы и не стремились общаться друг с другом.