Малолетний принц, к которому во время пути родная мать не обратилась ни с малейшей лаской, ни с единым словом, должно быть, под влиянием тревоги из-за долгого отсутствия Нейпперга, мешкавшего окончательно разбить короля Мюрата и вернуться утешать ее в Вену, – хранил грустный, немного недовольный вид. Но вдруг его лицо просияло.

Мальчик заметил ла Виолетта, стоявшего у входа в гостиницу навытяжку, по-военному. Тамбурмажор совершенно машинально принял эту позу при виде приближавшегося к нему сына императора.

– О, какой славный солдат! – воскликнул ребенок. – Вы, конечно, состояли на военной службе?

– Точно так, ваше вели… ваше высочество… я был солдатом, это верно. Извольте, однако, войти в дом, ваше высочество! Ужин подан! – И отставной тамбурмажор в сильном смущении поспешил впереди Римского короля в столовую, где изрядно проголодавшаяся Мария Луиза уже сидела за столом.

Бравый ла Виолетт едва не выдал себя и закусил губу с Досады, соображая, что малейшая оплошность могла испортить все дело и расстроить ловко задуманный план похищения, уже близкий к удаче. Он должен был осуществиться через несколько минут, если не помешает какая-нибудь непредвиденная случайность или катастрофа.

Римский король сел возле матери; но она не обращала на него никакого внимания, будучи вся поглощена кушаньями, приготовленными и поданными превосходным поваром Монтроном.

Остановка у гостиницы «Золотая цапля» была назначена кратковременная, достаточная только для перемены лошадей. Однако вечно голодная Мария Луиза немного замешкалась за столом, удовлетворяя свой большой аппетит.

Приготовленный для нее ужин состоял из холодного мяса, большого блюда дичи, под видом «сальми», где жареные куропатки, фазаны, бекасы перемешивались с ломтиками филе дикой козы и зайца; после того были поданы жареная индейка с салатом из грушевого варенья и пирожное.

Мария Луиза ела все с большим аппетитом и не обращала внимания на сына, который жевал грудку цыпленка, молчаливый, задумчивый, поглядывая украдкой на ла Виолетта, стоявшего по-прежнему навытяжку у входа в столовую. Старый тамбурмажор следил за ужином эрцгерцогини, время от времени бросая зоркий хозяйский взгляд на закладку обоих экипажей. Гигантская фигура переодетого ворчуна забавляла царственного ребенка.

Офицеры поднялись из-за стола, согласно предписанию, в час, назначенный для отъезда, лишь наскоро утолив голод. Они ожидали, стоя у порога, рядом с ла Виолеттом, когда насытится эрцгерцогиня.

Один из них заметил своему товарищу, указывая на вытянувшегося в струнку и бесстрастного тамбурмажора, что ему стоит только поджать одну ногу, чтобы превратиться в живую вывеску своего постоялого двора «Золотая цапля». Оба офицера засмеялись и повернулись на одну минуту спиной к каретам во время этого краткого обмена глупыми шутками по адресу ла Виолетта.

Однако мнимый содержатель почты оставил на это время свою позу меланхолической птицы; приблизившись к карете эрцгерцогини, он нагнулся и как будто тщательно проверил со своей стороны прочность постромков. Его конюх по другую сторону производил такую же проверку. Сразу же за гостиницей «Золотая цапля» начинался длинный и опасный спуск, так что эта предосторожность была не лишней и хозяину не мешало убедиться заблаговременно в прочности сбруи.

Мария Луиза поднялась наконец из-за стола и подала знак гувернантке, сопровождавшей ее сына, вести мальчика в экипаж.

В одну секунду с чисто военной точностью все было готово к отъезду.

Солдаты, помещавшиеся по одному возле кучера на козлах каждого экипажа, вспрыгнули на свои высокие сиденья. Оба офицера стояли справа и слева у отворенной дверцы кареты в ожидании эрцгерцогини. Римский король занял со своей гувернанткой переднее сиденье, а Мария Луиза поместилась на заднем. Офицеры захлопнули дверцу, отдали честь и сели в свой экипаж, где уже находились две служанки эрцгерцогини.

Был подан сигнал к отъезду, и первый экипаж – с офицерами – тотчас помчался во всю прыть.

Дорога поворачивала в сторону почти за углом гостиницы «Золотая цапля». Коляска офицеров уже скрылась из вида, когда кучер эрцгерцогини только еще готовился пустить вслед за ней и своих лошадей.

Между тем ла Виолетт, Анрио и Монтрон, переодетый поваром, окружили экипаж. Отставной тамбурмажор и генерал наблюдали за кучером и солдатом, сидевшим на козлах возле него; Монтрон стоял у дверцы Марии Луизы.

– Погодите! – сказал он кучеру и, сделав шаг вперед, с любезной миной подал букет эрцгерцогине.

Приняв цветы, Мария Луиза поблагодарила и спросила:

– Почему же мы не двигаемся с места?

– Трогай! – приказал кучеру Монтрон.

Тот, размахнувшись, хлестнул сразу по всем лошадям. Ретивые кони тотчас же пустились галопом и завернули за угол гостиницы вслед за ускакавшим экипажем, но карета не тронулась с места.

Оторопевший, с вытянутой рукою, хлопая бичом в воздухе, возница провожал взором своих рысаков. Он хотел спрыгнуть с козел и бежать вдогонку за умчавшимися конями, которые оторвались от экипажа точно по мановению волшебной палочки. Однако ему не дали опомниться: сильная рука ла Виолетта схватила его, сдернула с козел, и кучер, совершенно ошеломленный, очутился на земле, не будучи в состоянии дать себе отчет в невероятных происшествиях, случившихся с ним.

Анрио, со своей стороны, стащил вниз растерявшегося солдата и, приставив ему к груди пистолет, вынудил его пятиться назад до входа в конюшню. Тут, отняв у него ружье, Анрио запер беднягу и поспешил на выручку ла Виолетту, боровшемуся с возницей.

Тот отбивался, вопил: «Лошади, мои лошади», – и хотел убежать. Однако ла Виолетт и Анрио с помощью болтавшихся постромков, перерезанных ими в ту минуту, когда провожатые офицеры пересмеивались между собою и повернулись спиной, стоя на пороге гостиницы, связали сопротивлявшегося кучера и втолкнули его в конюшню; солдат был проворно связан двумя веревками и посажен возле него на солому, служившую подстилкой лошадям.

Анрио предупредил этих людей, что им не сделают никакого вреда, если они будут сидеть смирно, но при малейшей попытке к бегству прострелят им головы.

– Успокойтесь, однако, – сказал он своим пленникам, – эрцгерцогиня, как и вы сами, не подвергается никакой опасности. Завтра вы узнаете, кто мы такие и чьим именем действуем здесь. Вероятно, офицеры заметят под горою, что за ними никто не последовал, и вернутся обратно на поиски эрцгерцогини, вообразив, что случилось несчастье. Они будут здесь приблизительно через час и освободят вас. Имейте же немного терпения.

– Иначе не видать вам больше Вены! – вмешался ла Виолетт. – Живее, генерал, время не терпит! – прибавил он, обращаясь к Анрио, который прислушивался к разговору на дороге. – Кажется, эрцгерцогиня зовет нас, – сказал он.

– Хорошо! Будем же действовать в свою очередь!

Удивленная неподвижностью экипажа и смутно заметив исчезновение с козел кучера и солдата, Мария Луиза высунулась из окна кареты и спросила:

– Что это значит? Почему мы не едем?

Стояла ночь, темная, мглистая. Единственный огонек светился в конюшне, дверь которой снова отворилась. В поднимавшемся из долины тумане нельзя было ничего различить.

Монтрон приблизился, услыхав, что эрцгерцогиня осведомлялась о причине остановки, и спокойно ответил ей:

– Это пустяки. Не тревожьтесь, ваше высочество! Маленькая неудача с упряжкой. Сейчас произведут починку. Это дело одной минуты.

– Какая скука! В котором же часу доберемся мы до Карлсбада?

– Задержка выйдет незначительная. Вооружитесь терпением, ваше высочество. Не угодно ли будет вам выйти, пока починят сбрую?

– Не стоит! – сухо возразила Мария Луиза и снова забилась в угол кареты, видимо недовольная.

Дверь конюшни опять отворилась, пропустив полосу света. Лошади были приведены и поставлены в оглобли.

– Скоро ли мы тронемся? – крикнула Мария Луиза сердитым тоном.