Ее глаза выразили неподдельное удивление.

— И есть, как вы говорите, улики?

— Да, мэм.

— Какие же именно?

Удивление в ее глазах превратилось в откровенную издевку недоверия.

— Письма, которые она ему писала, — уточнил Карелла. — Мы нашли их в его сейфе.

— Что значит... Послушайте, какие письма? Вы говорите, что эта женщина писала какие-то письма моему мужу?

— Да.

— Пусть даже так, но... Это не значит, что...

— У нас есть и его письма к ней, — продолжал Карелла.

— Артур писал письма? Артур?!

— Да, мэм.

— Не смешите меня.

— Мы нашли его письма в ее квартире.

— Письма Артура, адресованные ей?

— Они не были подписаны, но мы абсолютно уверены, что...

— Тогда как вы смеете? Где эти письма? Я хочу взглянуть на них.

— Миссис Шумахер...

— Я вправе видеть их. В том случае, если, как вы говорите, мой муж был связан с другой женщиной...

— Да, мэм, он был с ней связан.

— Тогда я хочу получить доказательства. Вы стараетесь... создать впечатление, что у Артура... был роман с этой женщиной... Как ее там...

— Сьюзен Брауэр.

— Да наплевать мне, как ее зовут. Я не верю ни одному вашему слову. Вы что же, думаете, я бы не догадалась, если бы он был мне неверен? Или вы нарочно стараетесь причинить мне боль? — Теперь она кричала в полный голос. — Это так или нет? — Глаза метали искры, она вся тряслась. — Я не отвечу больше ни на один ваш вопрос. — Она стремительно направилась к телефону. — Мой муж — совладелец крупнейшей юридической конторы в этом городе. Идите и утритесь.

Она принялась набирать номер.

— Миссис Шумахер...

— Дверь вон там! — выкрикнула она, потом сказала в трубку: — Будьте добры, мистера Лееба.

Карелла посмотрел на Брауна.

— Немедленно вон! — крикнула Шумахер, а в трубку сказала более спокойно, хотя и очень взволнованным голосом: — Лу, у меня здесь торчат два сыщика, они нарушили мои гражданские права. Что я должна сде...

Они удалились, не дослушав продолжения разговора.

Пока они ждали лифт, Карелла спросил:

— Ну и что ты думаешь?

— Вот это визитик! С такой — будь начеку. Твердый орешек.

— Ну, в первый раз, что ли?

— Ты говоришь о прошлой неделе?

— Да. Суббота. Помнишь? Та начала орать с первых же минут. Поэтому сегодня — все это уже не в новинку.

— А может, у нас до ужаса неприличные светские манеры?

— Я в этом уверен, — сказал Карелла.

Они вошли в кабину и нажали кнопку. Оба молчали, пока шуршал лифт; каждый по-своему думал, что Маргарет Шумахер продемонстрировала им великолепную сцену удивления, шока, негодования, гнева, недоверия. И конечно, ей было, наверное, очень больно узнать о неверности супруга. Но поди разберись, что в этой сцене было жизнью, а что театрализованным представлением.

Когда они выходили из здания, жара ударила, будто сжатым кулаком.

— Как ты думаешь, ее юрист позвонит нам? — спросил Браун.

— Не-а, — сказал Карелла.

И оказался не прав.

Детектив Мэри Бет Мулэни работала с дверью.

Вообще-то она служила в 31-м участке, Эйлин как-то видела ее там, должно быть, уже года четыре тому назад. Они тогда позвонили из 31-го в отдел специального назначения: им потребовался сотрудник, исполняющий роль «приманки». Суть дела состояла в том, что какой-то тип нападал на женщин, бил их, вырывал сумочки и скрывался в ночной темноте. Эйлин трудилась над заданием целую неделю без каких бы то ни было результатов — ни малейшей зацепки. Тамошний лейтенант сказал, все это, мол, потому, что от нее на версту разило полицией, и пусть спецназ пришлет кого-нибудь другого. Эйлин съязвила, сказав, что, может, это он сам, наряженный в дамское, весь в черном, с фальшивыми жемчугами и на высоких каблуках, выйдет вечерком на улицу. Вот когда сразу будет видно, соблазнит он налетчика напасть на него или нет. Лейтенант дал совет, чтобы она не очень-то умничала, тоже мне, миледи...

Вокруг магазинчика нижнего белья собралась толпа полицейских. Бригада чрезвычайных происшествий уже изолировала от прочей публики хозяйку магазина и женщину, которую та держала в качестве заложницы. Улица была перекрыта, а фасад магазина забаррикадирован щитами. Мэри Бет работала с задней дверью, вдали от праздного народа, столпившегося на улице. Среди чинов был сам начальник патрульной службы Дайлэн Каррен, чей фотопортрет красовался, наверное, во всех полицейских участках. Присутствовал также шеф сыскной полиции, глава всех детективов Эндрю Брогэн, тот самый, что четыре года назад сурово осудил Эйлин за перебранку с лейтенантом 31-го участка; не обошлось к без вице-инспектора бригады чрезвычайных происшествий Джона Ди Сантиса, которого Эйлин только прошлой ночью видела по телевизору на мосту Калмз-Пойнт. Какой-то парень вообразил себя диснеевским суперменом и грозился пролететь над рекой Дикс. Но, конечно, главной звездой всего шоу был Брэди.

Сержант из «чрезвычайки» тихо объяснял Эйлин и другим курсантам, что у леди в лавке был пистолет «магнум-357» и она предупредила, что убьет единственную оставшуюся в лавке покупательницу, если полиция не даст задний ход. Полицейские были здесь уже давно. Осатаневшая хозяйка магазина выгнала другую покупательницу, после того как та пожаловалась, что у купленных ею трусиков при первой же стирке растянулась, а потом вовсе порвалась резинка.

Эту замечательную леди, хозяйку магазинчика, звали Хилди Бэнкс. И под прилавком она всегда держала упомянутый сверхмощный пистолет, на случай ограбления, что ли. Так вот, когда первая покупательница стала жачоваться и протестовать, Хилди вытащила «магнум» и дважды выстрелила в нахалку, после чего та с криками ужаса дала деру из магазина. Тогда Хилди, наставив пистолет на другую покупательницу, велела ей прекратить вскрикивания и стоны, иначе — банг, банг — пристрелит на месте. Однако женщина продолжала вскрикивать. Хилди выстрелила два раза в воздух, пробила потолок, отчего с верхней полки свалился ящик с бикини. Полиция уже была тут как тут. Патрульный громко крикнул «Боже!», когда Хилди пулей чуть не разнесла в щепки входную дверь. Пришлось вызывать бригаду по чрезвычайным происшествиям. После чего уже решительно никто не знал, что делать.

— А нельзя прыгнуть на нее сверху? — предложил Брэди. Инспектор Брэди стоял рядом с Мэри Бет, которая спокойно и вразумительно беседовала с дамой в магазине. Время от времени Брэди поворачивал голову и давал указания сержанту, но потом вновь сосредоточивал все свое внимание на Мэри Бет. Эйлин задумалась, сколько лет та проработала в этом подразделении. Брэди обращался с ней, как с новобранцем. Нашептывал на ухо указания, советы, не позволял ничего делать самостоятельно. Мэри нетерпеливо взглянула на него. Он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Сам хотел все довести до конца! Эйлин подумала, что Мэри Бет была здесь только потому, что фигуранткой оказалась женщина.

— Хилди?..

Мэри Бет — рядом с дверью, полицейских полон двор, куда ни взгляни. Задняя дверь выходила в огороженный палисадник. Дело разворачивалось в нижнем этаже жилого дома, и веревки с сушившимся на них бельем были прикреплены к окнам и столбам. Брюки и рубашки лениво покачивались в сыром воздухе. На тот случай, если бы Хилди решила снести голову Мэри Бет, та укрывалась за кирпичным выступом единственного окна в задней части магазина. У Мэри Бет круглое лицо с голубыми льдинками глаз, на ней была легкая рубашка, которую она не заправляла в широкие серые брюки. Она не пользовалась косметикой — ни губной помадой, ни тенями, ни тоном. Щеки и так раскраснелись от жары, пот стекал по лицу. Глаза прикованы к двери. Она так надеялась, что оттуда ничего не «вылетит». И из окна тоже.

— Хилди? — снова сказала она.

— Убирайся прочь! Вон отсюда! Я убью ее...

По голосу можно было судить, что она на грани отчаяния. Эйлин поняла, что эта женщина напугана так же сильно, как и заложница. Все эти полицейские вокруг казались ей целой армией, готовой броситься на штурм. Шеф патрульных Каррен, заложив руки за спину, раздумчиво прохаживался взад и вперед — ни дать ни взять генерал, решающий, отдавать войскам приказ идти в атаку немедленно или следует немного подождать. Начальник детективов Брогэн держатся в стороне, двое увесистых мужчин нашептывали ему что-то в оба уха, все они смотрели на Мэри Бет. И, разумеется, полицейские в форме, вооруженные карабинами, пистолетами, фанатами, — повсюду, но, понятно, размешены так, чтобы их не было видно.