Свет не выключили. Тери внезапно пришла в себя, обвела глазами палату: никого. Она с трудом села, шея еще была скована, и в сторону приходилось поворачиваться всем телом. Теперь только одно занимало Тери. Она должна увидеть себя, узнать сейчас, Сию минуту, что это понадобилось корректировать, из-за чего нужно ехать в Мексику? Она сползла с кровати, слабость была ужасной, будто вместе с кожей у нее отняли и остатки сил.

Мертвая больничная тишина страшила, но ничто не могло ее удержать. Сумочки в ящике уже не было, и в соседней палате зеркало тоже не висело. Она вспомнила, что по приезде заметила ванную комнату в конце коридора. Хватило бы сил добраться…

Спотыкаясь, иногда полуползком, Тери поплелась вдоль стены. Жар не спадал, но она сжала Зубы и не останавливалась.

Сначала показалось, что дверь в ванную заперта, но это она дергала ручку в другую сторону. Тери зажгла свет и бросилась к зеркалу, забыв закрыть за собой дверь. Перед зеркалом она зажмурилась, а потом, вздохнув глубже, медленно открыла глаза…

На нее вытаращилось чудовище… монстр, месиво из кроваво-красных и белых рубцов и наростов. Там, где были нос, подбородок, скулы, кожа превратилась в страшные складки, похожие на куски ссохшегося мяса. Только глаза, глубокие темно-карие глаза, говорили о том, что это ужасное существо как-то связано с Терезой Миллисент Шепвелл, Тери Шепард. Только эти глаза – смотрящие из век, словно вывернутых наружу.

Чудовище, которое лишь пару дней назад было Тери Шепард – женой, матерью и профессиональной моделью, – услышало шаги за спиной.

– Вам помочь? – Тери обернулась и увидела сиделку. Та схватилась за горло и, изменившись в лице, отпрянула назад, не веря своим глазам. Тери шагнула вперед и тут же ничком рухнула к ее ногам.

В тот год Джо не видела лета. Позже она вспоминала, как оно начиналось в мае – слишком быстро, слишком бурно. В памяти осталась картинка: солнце – большой оранжевый пузырь – поднимается над теннисными кортами лагеря. Значит, впереди еще один знойный день. Еще два месяца счастья, в которое трудно поверить, и от этого кружится голова. Вот она вместе с ребятами несется к морю, болтает ногами в береговых лужах, где живут крабы-отшельники и растут зеленовато-коричневые морские анемоны. Она вспоминала петтинг с Брэдом из Техаса в старом джипе Боба Макги из Нью-Порт-Бич. Брэд знал в Нью-Порте не только Боба, хоть и жил за тысячу миль.

Тогда так просто было состроить из себя загадочную особу, потому что и все вокруг было загадочно, безумно и прекрасно. Брэд знал одного парня, который работал в одном из магазинчиков сети «Семь-Одиннадцать». В Нью-Порт-Бич это не только бакалея, там даже давали напрокат автомобили. Помимо «фордов» и старых джипов, имелись даже «роллс-ройсы», «мерседесы» и «порше» – названия так и сыпались у Брэда с языка. Ни один «Семь-Одиннадцать» никогда не будет похож на тот.

Начало лета было прекрасным, и кто бы мог представить, что кончится оно так внезапно. Джо передали, что ее ждут в кабинете психолога. Обхватив голову руками, перед ней сидел отец. Рыдания сотрясали его.

Даже теперь Джо было стыдно за свою первую мысль – как это отец выставляет себя таким дураком? Неужели и такие мужественно-красивые люди, как отец, могут выглядеть так глупо? Может, шок влияет на умственные способности и делает мысли гадкими и поверхностными? Или так давалась еще секунда спокойной жизни, последний вздох? Перед тем, как похолодеть от страха и захотеть умереть, чтобы не слышать страшных слов.

Но колени согнулись не от слов. Она увидела слезы в рыбьих глазах начальника лагеря. Отец не поднимал головы, и тогда начальник сам подошел к Джо своей бесшумной походкой, дал ей стул и неловко потрепал по плечу.

– Плохие новости, Джо. Мне очень жаль. Твой отец… – Он посмотрел на Бена, будто понял внезапно, что это не его обязанность. – Мистер Шепвелл, ваша дочь здесь…

Даже сейчас, спустя пять месяцев, Джо отказывалась верить, согласиться с этим. Мамы больше нет – нет… Неизвестно, сколько еще они пробыли у начальника лагеря. Захлебываясь в слезах, всхлипывая, отец сказал, что мама разбилась насмерть в горах Мексики. «Моя Тери, моя малышка Тери», – снова и снова повторял Бен, и голос срывался каждый раз, когда он пытался рассказать подробности.

Два дня назад ему позвонили из мексиканской полиции, чтобы он приехал в Тихуану опознать… отец так и не смог выговорить это слово, потому что это не было телом. Речь шла об «останках». Прошло много дней, прежде чем Джо выудила из отца все: на размытой дождем горной дороге Тери не справилась с управлением, и машина прокувыркалась вниз по склону и взорвалась. Тело сгорело дотла.

Сначала Джо не хотела ничего слушать. Она зажала руками уши, зажмурилась и лихорадочно пыталась вспомнить, где сама была два дня назад.

Дул теплый ветер. Волосы зацепились за значок, и Брэд пришел на помощь. Они были в городе, пили молочный коктейль, часами бродили по улицам, задрав головы на роскошные особняки. И все это время, когда она смеялась, флиртовала – как никогда наслаждалась жизнью, мама, любимая, любящая, ее замечательная мама, ехала навстречу смерти…

Джо была в истерике. Гордиться тут нечем, но, но крайней мере, отец вновь вел себя как подобает мужчине. Утром она собирала вещи (так человек, наверное, собирался бы в тюрьму).

Потом был долгий путь к северу – сообщить обо всем Алексе и забрать ее домой. За всю дорогу не проронили ни слова. Оба плакали, утираясь только при входе в придорожные ресторанчики, где они останавливались выпить кофе. Джо не спрашивала отца, звонил ли он Алексе. Об этом нельзя было сообщать по телефону, нельзя, чтоб кто-то чужой сказал ей ужасную новость. «Семья сейчас должна быть вместе», – говорил отец.

«С легким сердцем пускаюсь я в путь…»

Любимая цитата Джо из Уолта Уитмена. Сейчас она звучала как издевка. Мимо проносились нефтяные вышки Лонг-Бич, потом Малибу, с его шикарными виллами, на высоких сваях, с позолоченными крышами, и вот машина уже пересекла границы округа Санта-Барбара.

Отцу было страшно, Джо это видела.

– Надо бы выпить рюмочку, – сказал он.

– Это совсем ни к чему. – Точно так же сказала бы мама, подумалось Джо, к горлу снова подкатил ком.

Больше никогда не услышать маминых фраз и слов, которые всегда предугадывались, как шутки диктора, передающего прогноз погоды. Никогда не сидеть рядом с ней у зеркала, завороженно глядя, как она молодеет на глазах с помощью карандаша для глаз и тонального крема. Уже больше не вырезать мамин снимок из журнала для своей пухлой тетрадки.

Точно так же, как отец никогда не обращал внимания на мамины просьбы, так он не слушал и ее, Джо, заказывая один скотч за другим. Хорошо, что она уже умеет водить машину.

Оглядываясь назад, Джо думала, как много человек воспринимает как должное. Скоро Алекса все узнает, и они заберут ее домой. А для чего? На похороны «останков»? Отец и дочь молча ехали сквозь туман. Они и раньше не слишком много говорили друг с другом, и о причине, что их свела, было страшно даже подумать, не то что говорить.

Почему-то представлялось, что Алекса сидит в великолепном особняке и ждет, когда приедут отец с сестрой. И конечно, ее там не оказалось.

Несчастные долго кружили у дома Уиттенов, разыскивая вход, несколько раз выезжали на аллею и снова сворачивали. Когда в конце концов, расспросив прохожих три раза, нашли нужную дверь, Бен уже не владел собой от отчаяния и выпитого виски. Как обычно, Джо пришлось приводить его в чувство и толкать вверх по лестнице за высоченной колоннадой.

Звонка у двери не было. Наверное, их тени вызвали подозрение, потому что дверь растерянным посетителям сразу после их слабого стука открыл внушительного вида человек, оказавшийся дворецким.

– Мисс Алекса? Вы с ней только что разминулись. Они с мисс Барбарой уехали навестить мистера Уиттена в Сан-Франциско. Я думаю, пробудут там до выходных.