Внимание Джоди привлекла движущаяся фигура. По дороге из Салинаса медленно шел человек, он спускался к их дому. Джоди поднялся и тоже зашагал вниз, в сторону дома – если кто-то идет к ним, как же такое пропустить? Когда мальчик был уже на месте, человек – худощавый, спину держит прямо – прошел лишь полпути. Джоди понял, что он немолод, только по одному признаку – уж слишком отрывисто ударяли землю его каблуки. Он подошел ближе, и Джоди разглядел синие джинсы, куртку из такого же материала. На ногах – грубые, тяжелые башмаки, на голове – потертая широкополая шляпа с плоскими полями. За плечами джутовый мешок, набитый до отказа – что-то из него выпирало. Еще два десятка тяжелых шагов – и можно рассмотреть лицо. Оно было темным, как кусок вяленого мяса. Усы, голубовато-белые на фоне темной кожи, нависали надо ртом, волосы – они виднелись на шее – тоже были белые. Кожа словно усохла и обтянула череп, да так, что выступали скулы, плоти не было, и нос с подбородком казались острыми и хрупкими. Глубоко посаженые глаза – большие и темные, их прикрывали туго натянутые веки. Радужные оболочки и зрачки слились в черный цвет, глазные же яблоки были коричневыми. На лице – ни единой морщины. Голубая джинсовая куртка на старике была застегнута на медные пуговицы доверху – как у всех, кто носит куртку на голое тело. Из рукавов торчали сильные костистые руки – шишковатые, в переплетении вен, крепкие, как ветки персикового дерева. Ногти плоские, широкие и блестящие.
Приблизившись к воротам, старик сбросил на землю мешок и тут увидел Джоди. Губы его чуть шевельнулись, и сквозь них просочился мягкий, неопределенный звук.
– Ты здесь живешь?
Джоди смутился. Он обернулся и посмотрел на дом, потом бросил взгляд в сторону коровника, где были отец и Билли Бак.
– Да, – ответил он, не дождавшись помощи ни с той, ни с другой стороны.
– Я вернулся, – объявил старик. – Меня зовут Гитано, и я вернулся.
Джоди понял, что это для него чересчур серьезно. Он стремглав кинулся домой за помощью, громко хлопнул дверью с металлической сеткой. Мама была на кухне, прикусив нижнюю губу, она сосредоточенно протыкала шпилькой забитые отверстия дуршлага.
– Там старик, – взволнованно крикнул Джоди. – Старый пайсано говорит, что он вернулся.
Мама положила дуршлаг и постучала шпилькой о раковину.
– Ну, что еще случилось? – терпеливо спросила она.
– Там старик. Выйди.
– И что он хочет?
Она развязала тесемки передника, пригладила пальцами волосы.
– Не знаю. Он пришел и все.
Расправив складки на платье, мама вышла из дому, Джоди за ней. Гитано стоял на том же месте.
– Да? – спросила миссис Тифлин.
Гитано снял потрепанную черную шляпу и, держа ее перед собой обеими руками, повторил:
– Меня зовут Гитано, и я вернулся.
– Вернулся? Куда?
Всем распрямленным телом Гитано чуть склонился вперед. Правая его рука описала круг – холмы, поля на склонах, горы – и снова застыла на шляпе.
– На ранчо. Я здесь родился, и мой отец тоже.
– Здесь? – удивилась она. – Этот дом не такой старый.
– Нет, там, – ответил он, указывая на западный хребет. – На той стороне, того дома теперь нет.
Наконец она поняла.
– В старой глинобитной хижине, которую почти всю смыло?
– Да, сеньора. На ранчо никого не осталось, подмазать хижину известью было некому, вот ее и смыло дождями.
Мать Джоди немного помолчала, в голове мелькнули непривычные мысли о том, что без родного дома, должно быть, очень тоскливо, но она их быстро отогнала.
– И что вы теперь хотите, Гитано?
– Я останусь здесь, – сказал он негромко. – Пока не умру.
– Но работников нам не требуется.
– Работать как прежде я уже не могу, сеньора. Подоить корову, накормить цыплят, нарубить дровишек – это да. И только. Я останусь здесь. – Он показал на лежавший рядом мешок. – Вот мои пожитки.
Мать повернулась к Джоди.
– Беги в коровник и позови отца.
Джоди как ветром сдуло, и скоро он привел Карла Тифлина и Билли Бака. Старик стоял на прежнем месте, только теперь он отдыхал. Все его тело, как бы осев, пребывало в состоянии безмятежного покоя.
– В чем дело? – спросил Карл Тифлин. – Из-за чего Джоди такой шум поднял?
Миссис Тифлин кивнула на старика.
– Он хочет у нас остаться. Кое в чем помогать по хозяйству и остаться здесь.
– Мы его взять не можем. Нам люди не нужны. Да и стар он слишком. Все, что надо, делает Билли.
Они говорили о Гитано, будто его и в природе не было, и вдруг до обоих это дошло; они посмотрели на старика и смутились.
Он откашлялся.
– Слишком стар я, чтобы работать, это верно. Я пришел туда, где родился.
– Ты родился не здесь, – возразил Карл.
– Не здесь. В глинобитной хижине за холмом. Раньше, до вас, все это было одно ранчо.
– В доме из глины, который весь рассыпался?
– Да. И я там родился, и мой отец. Я останусь здесь, на ранчо.
– Говорю тебе, не останешься, – рассердился Карл. – Какая мне польза от старика? Ферма у меня не бог весть какая большая. Кормить старика да оплачивать счета доктору – это мне не по карману. Должны же у тебя быть родственники, друзья. К ним и иди. А то пришел к чужим людям, будто нищий.
– Я здесь родился, – терпеливо и неколебимо сказал Гитано.
Карл Тифлин не любил быть жестоким, но тут понял – без этого не обойтись.
– Сегодня можешь у нас поесть, – распорядился он. – Поспишь в старом сарае. Наутро покормим тебя завтраком, а дальше иди своей дорогой. К друзьям. А умирать у чужих людей – это не дело.
Гитано напялил черную шляпу, наклонился за мешком.
– Это мои пожитки, – объяснил он.
Карл отвернулся.
– Пошли, Билли, надо доделать дела в коровнике. Джоди, отведи его в сарай, в комнатку.
Отец и Билли пошли к коровнику. Миссис Тифлин вернулась в дом, бросив через плечо:
– Сейчас дам одеяла.
Гитано вопросительно посмотрел на Джоди.
– Идите за мной, – сказал мальчик.
В комнатке стояла койка с трухлявым матрасом, кресло-качалка без спинки, да ящик из-под яблок, а в нем – фонарь из жести. Гитано осторожно опустил мешок на пол и сел на кровать. Джоди маялся у двери, не зная, уходить или нет. Наконец, спросил: