У Карла Тифлина, однако же, душа была не на месте.

– А что, в этих краях у тебя никаких родственников? – спросил он.

– У меня зять в Монтерее, – ответил Гитано не без гордости. – И двоюродные там есть.

– Ну, так поезжай туда и живи с ними.

– Я родился здесь, – возразил Гитано с мягким упреком.

Из кухни вышла мать, в большой миске она несла запеканку из тапиоки.

– Я тебе говорил, – с ухмылкой обратился к ней Карл, – что я ему сказал? Что я бы его взял, расти в предгорьях яичница с ветчиной – пусть пасется на здоровье, как старина Истер.

Гитано сидел, не поднимая глаз от тарелки.

– Жаль, что он не может остаться, – сказала миссис Тифлин.

– Давай не будем, – сердито прервал ее Карл.

После еды Карл, Билли Бак и Джоди перебрались в гостиную – немного посидеть, – Гитано же, безо всяких «до свидания» или «спасибо», сразу вышел из дому через кухонную дверь. Джоди украдкой поглядывал на отца. Знал – отец сам себя стыдится.

– В наших краях полно этих старых пайсано, – сказал Карл Билли Баку.

– Да ведь они двужильные, – заступился за них Билли. – Белым в жизни до таких годов не проработать. Видел я одного, самому сто пять лет, так он еще верхом ездит. Найди-ка среди белых такого старика, как Гитано, чтобы протопал пешком двадцать или тридцать миль.

– Что им износу нет, это факт, – согласился Карл. – И ты, значит, хочешь за него слово замолвить? Пойми, Билли, – начал объяснять он, – я и без лишних ртов едва держусь на плаву, того и гляди приберет наше ранчо Итальянский банк. Ты же знаешь это, Билли.

– Ясное дело, знаю, – сказал Билли. – Будь ты богатый, какие разговоры.

– То-то и оно, а ведь у него и родственники есть. Зять и двоюродные прямо в Монтерее. Пусть к ним и идет, а при чем здесь я?

Джоди тихонько сидел и слушал, а в ушах стоял негромкий голос Гитано и его неопровержимое: «Но я здесь родился». Было в Гитано что-то таинственное, как в самих горах. Горные хребты тянулись далеко, сколько хватало глаз, но за самым последним взмывшим к небу хребтом скрывалась огромная неведомая страна. Так и Гитано – он был стариком, пока ты не вглядывался в его подслеповатые темные глаза. В их глубине таилось что-то неведомое. Говорил он слишком мало – не догадаешься, что там у него внутри. Джоди так и тянуло к сараю. Пока отец говорил, он соскользнул со стула и бесшумно вышел из дому.

Тьма была непроглядная, и далекие звуки гор доносились четко и ясно. Из-за холма слышалось позвякиванье колокольчиков – это ехала по проселочной дороге бригада лесорубов. Джоди осторожно пробирался по темному двору. В окне комнатки в сарае горел свет. Ночь всегда несла с собой тайну, поэтому Джоди тихонько подошел к окну и заглянул внутрь. Гитано сидел в кресле-качалке, спиной к окну. Правой рукой он делал перед собой какие-то плавные движения. Джоди толкнул дверь и вошел. Гитано резко выпрямился и, схватив кусок оленьей кожи, попытался прикрыть им что-то у себя на коленях, но кожа соскользнула на пол. Джоди, пораженный, смотрел на руки Гитано – в них была изящная и тонкая рапира с золотистым эфесом в форме корзинки. Острие выходило из него пронзительным темным лучиком. На эфесе виднелись прорези и тонкая резьба.

– Что это? – спросил Джоди.

Гитано лишь обиженно взглянул на него, подобрал упавший лоскут оленьей кожи и решительно завернул в него прекрасное острие.

– Можно посмотреть? – Джоди протянул руку.

В глазах Гитано полыхнули сердитые огоньки, и он покачал головой.

– Где вы ее взяли? Откуда она?

На сей раз Гитано посмотрел на него внимательно, словно в размышлении.

– Досталась от отца.

– А ему? Ему от кого?

Гитано перевел взгляд на длинный сверток из оленьей шкуры.

– Не знаю.

– Он никогда не говорил?

– Нет.

– И что вы с ней делаете?

Гитано слегка удивился.

– Ничего. Просто храню.

– Может, все-таки покажете?

Старик медленно развернул острие, на секунду позволил свету лампы скользнуть по нему. Потом снова завернул.

– Теперь иди. Я хочу спать.

Он задул лампу, не успел Джоди выйти за дверь.

Джоди шел назад к дому, ясно – как никогда в жизни – понимая одно: он никому не должен говорить про рапиру. Сказать кому-то про нее – немыслимо, хрупкий домик правды сразу рухнет. Если такой правдой поделиться, она погибнет.

Посреди темного двора Джоди встретил Билли Бака.

– Тебя там уже хватились, – сказал Билли.

Джоди проскользнул в гостиную, и отец повернулся к нему.

– Где тебя носит?

– Ходил смотреть, не попалась ли крыса в мою новую крысоловку.

– Иди спать, – велел отец.

К завтраку Джоди вышел первым. Потом появился отец, потом и Билли Бак. Из кухни выглянула миссис Тифлин.

– А где старик, Билли? – спросила она.

– Наверное, пошел прогуляться, – ответил Билли. – Я заглянул в его комнатку, там пусто.

– Может, с утра двинулся в Монтерей, – предположил Карл. – Дорога дальняя.

– Нет, – возразил Билли. – Его мешок на месте.

Позавтракав, Джоди пошел к сараю. В солнечном свете мелькали мухи. Казалось, в это утро на ранчо особенно тихо. Убедившись, что никто за ним не смотрит, Джоди вошел в комнатку и заглянул в мешок Гитано. Запасная пара длинного хлопкового белья, запасная пара джинсов, три пары изношенных носков. Больше в мешке ничего не было. У Джоди защемило сердце, будто у него что-то отняли. Он побрел назад к дому. Отец стоял на крылечке и разговаривал с миссис Тифлин.

– Похоже, старина Истер все-таки откинул копыта, – сказал он. – На водопой с другими лошадьми не пришел.

Ближе к полудню с ранчо на горе прискакал Джесс Тейлор.

– Карл, неужто ты сбыл с рук это старье, эту серую падаль?

– Нет. С чего ты взял?

– С того, – сказал Джесс. – Выехал я сегодня с утра пораньше и что вижу? Смех да и только. Вижу старика на старой лошади, без седла, вместо уздечки – кусок веревки. И едет не по дороге, а напрямки, через кустарник. А в руках, похоже, винтовка. Во всяком случае, что-то блестящее.

– Это старый Гитано, – пояснил Карл Тифлин. – Сейчас посмотрю, все ли ружья на месте. – На секунду он заглянул в дом. – Нет, все тут как тут. В какую сторону он ехал, Джесс?