Назовем еще одно слово — тарапан — виноградодавильня, широко распространенное в нагорных селениях. Оно означает высеченное прямо в скале каменное ложе виноградного пресса, из которого по желобу в высеченный ниже резервуар стекал виноградный сок. Слово это также убедительно реконструировано О. Н. Трубачевым на индоарийской языковой основе: его по праву можно считать таврским словом, сохраненным южнорусскими диалектами и продолжающим жить в русском языке.

Мы упомянули лишь малую часть крымских топонимов наиболее древнего, индоарийского происхождения из нескольких десятков проанализированных О. Н. Трубачевым и связываемых им с таврами.

Ираноязычные пришельцы — степняки скифы, появившиеся в Северном Причерноморье еще в VII в. до н. э., постепенно становятся новыми хозяевами Крыма, тесня аборигенов в предгорья. Уже во времена Геродота скифы в Крыму постепенно оседают на земле, вступают в тесные отношения с обитателями греческих городов. Резиденция скифских царей из Приднепровья (Каменское городище близ Никополя) переносится в Крым: здесь с III в. до н. э. по III в. и. э. существует государство поздних скифов со столицей в Неаполе ("Новый город" — греч.), располагавшемся на одном из холмов в черте современного Симферополя. Скифские вожди стремились подобраться поближе к греческим городам Боспорского царства и Херсонеса с их богатствами, поставить их в зависимость, вести самостоятельную торговлю хлебом, за который они получали предметы роскоши — вино, оливковое масло, дорогую утварь и золотые украшения. Тесное общение с греками придало позднескифской культуре особый синкретический характер; скифский звериный стиль почти исчезает, наряду с подражанием грекам все более проявляются сарматские влияния, происходит варваризация эллинистической культуры.

Границы позднескифского государства простирались до Главной гряды Крымских гор, на западе — до побережья, на востоке они доходили до Феодосии. Земли речных долин Альмы, Качи, Бельбека особенно активно заселяются в первые века нашей эры, когда скифов, в свою очередь, начинают теснить сарматы. Возникают укрепленные позднескифские городища, нередко на местах, где раньше жили тавры. Систематическому изучению они подверглись сравнительно недавно. С 1954 г. началось исследование городища на левом берегу реки Альмы, у села Заветного — Алма-кермен: здесь сохранились остатки оборонительной стены и укрепления, где укрывались в момент опасности жители открытого селения. В устье Альмы, на самом берегу моря обследовано еще одно городище поздних скифов — Усть-Альминское. Об этническом разнообразии позднескифского государства образно, так сказать, языком погребальных обрядов, поведал хорошо изученный некрополь этого городища. Скифы копали большой и глубокий склеп, куда вел коридор — дромос. Погребальная камера с групповыми захоронениями закрывалась большой каменной плитой, а дромос заполнялся камнями. При каждом новом захоронении каменный завал в дромосе разбирался. Близ могил в специальных ямах встречаются захоронения коней. Среди погребального инвентаря попадаются фибулы, гривны, украшения из бронзы и изредка из золота. О притоке сарматов говорит значительное количество характерных для них подбойных могил: вдоль длинной стороны узкой могильной ямы делался подбой, то есть камера, куда помещали погребенного, посыпая дно могилы мелом или углем (очистительный обряд!), а затем закрывали ее каменными плитами, и входную яму заполняли камнями. У сарматов существовал обычай деформации черепа (новорожденному стягивали тугой повязкой голову, так что со временем она становилась вытянутой): отсюда — обилие в сарматских захоронениях деформированных черепов. Встречаются и плитовые могилы — прямоугольные ямы, обложенные по сторонам и перекрытые сверху плоскими каменными плитами, характерные для греков. Почти каждая могила Усть-Альминского некрополя отмечена сверху кучкой камней или одним камнем без изображений; в то же время на Алма-керменском некрополе найдено шесть надгробных камней с изображением мужских фигур. Распространение надгробных стел с изображением воинов вообще характерно для позднескифской культуры.[29]

Письменные источники свидетельствуют о проникновении сарматов в Крым, начиная с III–II вв. до н. э. Это кочевой народ, в основном ираноязычный, пришедший в степи Причерноморья из Поволжья и Приуралья. Нравы сарматов, женщины которых играли активную роль как жрицы и воительницы, а также их отношения со скифами ярко рисует известный рассказ римского историка Полиена о сарматской царице Амаге; в то время как муж ее предавался пьянству, она "сама расставляла гарнизоны в своей стране, отражала набеги врагов и помогала обижаемым соседям". В ответ на просьбу Херсонеса о помощи в борьбе со скифами, Амага во главе отряда конных воинов, преодолев большое расстояние, ворвалась во дворец, убила скифского царя и его свиту, страну вернула херсонесцам, а "царскую власть отдала сыну убитого, приказывая ему править справедливо".[30] Хотя образ Амаги, скорее всего, легендарен, но нравы, да и общая историческая ситуация описаны верно — в Скифии еще есть свой царь, но главенствующая политическая роль принадлежит новым пришельцам — сарматам.

В сарматское время в Причерноморье и в Крыму распространяется особый стиль ювелирных изделий, названный полихромным: поверхность золотых и вообще металлических изделий украшали разноцветными вставками из цветной пасты, бирюзы, сердолика, альмандина, граната. Ими украшали не только кольца, серьги, диадемы, но и части конской сбруи, золотые обкладки рукояток мечей, сосуды. По-видимому, изделия в полихромном стиле, разработанном боспорскими ювелирами, отвечали вкусам сарматизированного населения начала нашей эры не в меньшей мере, чем изделия IV–III вв. до н. э. вкусам скифов.[31]

Позднее через готов и гуннов они распространились по всей Европе. О росте сарматского влияния свидетельствуют тамгообразные знаки на различных бытовых вещах, каменных плитах, надгробиях. Эти «загадочные» знаки постепенно поддаются расшифровке: в большинстве случаев они представляют собой родовое или личное клеймо — тамгу — аналог печати или герба.

В III в. н. э. в Крым вторгаются готские дружины, нанесшие сокрушительный удар позднескифскому государству. Собственно готы — германоязычные племена, пришедшие с берегов Балтики, видимо, составляли верхушку союза, куда входили сармато-аланские и другие племена.

В IV в. кочевые орды гуннов, явившиеся из степей Центральной Азии, как смерч пронеслись по Северному Причерноморью, оставляя за собой пожарища и развалины. Гуннский разгром кладет конец тысячелетнему развитию античности в Крыму. Уцелевшее земледельческое население, укрывшееся в горно-лесном Крыму, сумело пережить это смутное время: многие поселения хранят следы непрерывного существования от поздней античности до позднего средневековья. Этот горный край самой природой был превращен в крепость, в преграду на пути разлива кочевых орд, и в силу этого же обстоятельства отличался крайней пестротой населения, теснимого в горы волнами нашествий: скифы, сарматы, аланы, готы постепенно сливались с издавна обитавшими там греками и потомками таврских племен. Гряда играла роль естественной границы, разделявшей два мира, два хозяйственно-культурных типа — мир кочевников-скотоводов и мир земледельцев горных долин. Множество перебывавших в Крыму кочевых народов обычно захватывали степные просторы: они совершали набеги на жителей горно-лесной области с целью грабежа или уплаты дани, порой вели с ними относительно мирную торговлю. Так или иначе, но в то смутное время Юго-Западная Таврика превращалась в густонаселенный и экономически развитой район, сохранявший тесные связи с Херсоном, как стали называть в средние века Херсонес — единственный уцелевший от античной эпохи город, а через него — с Византией. Вероятно, на рубеже V–VI вв. Византия через Херсон начинает освоение округи, основывая опорные крепости в глубинных районах, населенных скифо-сармато-аланами, подчиняя их своему влиянию путем распространения христианства. Крепости строились на обжитых местах — на скалистых мысах или плоских вершинах отдельно стоящих гор-останцев, служивших убежищем местному населению в тревожную пору Великого переселения народов. Интересы местного населения и византийских правителей в этот период совпадали, так как крепости служили защите земледельческого населения от реально нависавшей над ними угрозы воинственной кочевой степи. Вполне вероятно предположить, что артели каменщиков из Херсона руководили работами местного населения, без активного участия которых было бы невозможно проведение в относительно краткие сроки работ такого масштаба, как строительство оборонительных стен крепостей Юго-Западной Таврики. Наконец, насаждение среди местного населения Таврики христианства также способствовало тяготению ее к культурному миру Византии: недаром в каждой крепости строилась большая базилика. Все эти обстоятельства ускорили процесс складывания феодальных отношений: прежние укрепленные убежища, куда спасались жители окрестных деревень со своим скотом и скарбом, постепенно становились центрами феодальных владений, резиденциями местных правителей и их дружины. Известные в исторической науке под условным названием "пещерные города", они располагались вдоль Внутренней гряды — с северо-востока от реки Альмы, на юго-запад до Инкермана.