Франтик вздрогнул. Ему вдруг стало не по себе, словно что-то было не в порядке. Поезд стоял, и в полуоткрытые двери вагона заглядывало солнце. А ведь должна быть ночь…
Он быстро вскочил на ноги и кинулся к двери.
Картина, которая представилась его взору, была необычно живописна. Но, увы, перед ним был не будейовицкий вокзал. Географические познания Франтика подсказал и ему, что сразу же за вокзалом не могут выситься красавцы-великаны Альпы, вершины которых даже летом покрыты снегами. А они высились. И весело сверкали на солнце. А заодно ярко блестела надпись на здании вокзала. На белом фоне черными готическими буквами было написано:
– Вот так штука, – сказал Франтик и тяжело опустился на ближайший ящик.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
рассказывающая о том, как Франтик спасается от разъяренной толпы, собравшейся в Санкт-Михаэле на праздничное гулянье
Санкт-Михаэль – это небольшой красивый городок неподалеку от границ Штирии. Вокруг него на крутых склонах гор, покрытых ярко-зеленой муравой, пасутся стада коров; мужчины там носят короткие штаны из оленьей кожи, ноги у них кривые и мускулистые, твердо и размашисто шагают они по земле. А как прекрасно бледно-голубое небо!.. Оно отражается в горных ручьях, быстрых, как стрела, и прозрачных, как кристалл.
Товарный поезд, доставивший сюда Франтика, стоял на запасном пути. Впереди виднелся забор, а за ним луг, опоясанный узкой белой лентой дороги.
Вполне возможно, что Франтик, придя наконец в себя от изумления, поступил опрометчиво, схватив тетушкин чемодан и прыгнув из вагона. Затем перелез через изгородь и, тяжело дыша, остановился на краю луга. Но мало кто на его месте действовал бы иначе. Пассажиром, проснувшимся вместо Будейовице среди альпийских лугов, естественно, овладевает навязчивая идея: как можно скорей покинуть транспорт, сыгравший с ним такую злую шутку. Франтик не был исключением. Правда, его положение от этого не улучшилось, но хорошо и то, что теперь он мог распоряжаться своими действиями.
Пока что в нем не возбуждали сомнений два обстоятельства: во-первых, пан Швейнога по каким-то неизвестным причинам забыл его разбудить, во-вторых, Санкт-Михаэль лежит на дороге в Триест. Осыпать упреками пана Швейногу не имело никакого смысла. Лучше подумать о том, как пробираться дальше. Как попасть в Триест раньше тетушки.
Эта трезвая мысль побудила Франтика торопливо вывернуть карманы своих штанов, хотя ожидать приятных сюрпризов не было оснований. Но ведь бывают же иногда чудеса… К сожалению, никто из святых не взялся сотворить чудо в карманах Франтика. Оттуда выпали только пуговица и трамвайный билет. Франтик загрустил.
Самостоятельность, которой он только что радовался, оборачивалась своей дурной стороной. Ко всему прочему в животе у Франтика раздались звуки, не предвещавшие ничего доброго. Сначала внутри что-то шевельнулось. Потом слабо заурчало. Эти зловещие звуки и толчки усиливались, и через минуту в кишках у Франтика поднялась такая возня, словно там проснулись, собираясь вырваться на свободу, свившиеся в клубок необыкновенно подвижные змеи. Короче, Франтик почувствовал голод. Ему так сильно, срочно и настоятельно захотелось есть, что лишь только в его воображении возникли кружка кофе и два рогалика, рот его наполнился слюной.
Сроду не приходило ему в голову, что такие обыкновенные, прозаические предметы могут быть столь привлекательными. Рогалик, только что принесенный от пекаря!.. Может ли на свете что-нибудь с ним сравниться? Возьмешь его пальцами, сожмешь, и он тотчас слегка хрустнет. Затем начинаешь отламывать по кусочку. Отскочит несколько блестящих чешуек поджаристой корочки, упадут две-три крошки, кристаллик соли – и вот перед тобой вдруг открывается внутренность, белая и мягкая, как голубиная грудка. И все это отдает резким запахом тмина и теплого, хорошо выпеченного теста. Ты надавливаешь зубами…
На этом мечты оборвались. Франтик почувствовал, что больше он так не может. Одним воображением не утихомиришь гадов в животе. Надо действовать.
Он огляделся. К сожалению, вокруг не оказалось ничего похожего на еду. Только на лугу паслось несколько коров, и то слишком далеко; к тому же вид у них был недружелюбный, и Франтик сомневался, позволят ли они себя подоить. И тогда он повесил голову. Одинокий и потерянный, сидел он на обочине незнакомой дороги, в незнакомой стране, прижимая к себе старый чемодан. Чемодан!..
Слабая, сначала очень робкая надежда вдруг затеплилась в глубине сердца Франтика. Затем она стала расти, увеличиваться. Через минуту уже переросла альпийских великанов, высившихся вокруг. Франтик хорошо знал свою тетю. Знал и все ее слабости. Ведь когда тетушка куда-нибудь собиралась, она по крайней мере один чемодан набивала такими предметами, глядя на которые любой колбасник позеленел бы от зависти. Боже сохрани, тетушка Каролина не была обжорой. Но она считала, что голодная смерть вдалеке от родного дома – самое ужасное, что может случиться с человеком. И вот перед ним тетушкин чемодан…
Франтика охватил дух предприимчивости. Наклонившись, он поднял с дороги камень. Камень попался не очень тяжелый, исчерченный красивыми яркими прожилками. Франтик сел на межу, размахнулся и с силой ударил по замку. Что-то щелкнуло, замок отскочил, и крышка приоткрылась.
Содержимое чемодана было завернуто в шелковистую бумагу, сквозь которую просвечивало что-то розовое. «Ветчина!» – подумал Франтик, и у него расширились ноздри.
И в самом деле, почему бы не скрываться здесь ветчине? Вот только ветчина не бывает полосатой, как зебра. И разве могут попадаться в ней, кроме розовых сдоев, еще и синие, зеленые, желтые, оранжевые, фиолетовые, черные?.. Именно этими цветами отливал предмет, спрятанный под бумагой. Да в придачу и многими другими. Тетушка Каролина не пренебрегала разноцветной шерстью, когда речь шла о носках, предназначенных для ее любимого Арношта.
Они-то и лежали сейчас перед Франтиком. Носок к носку, один ряд за другим. Ровно шестьдесят пар. Торопливо раздвигая рукой эти бесконечные ряды, Франтик в глубине души все еще надеялся, что в самом низу найдется что-нибудь съедобное, но вот пальцы его коснулись дна и застыли растерянно и безнадежно.
Есть в жизни человека минуты, когда он ни во что не верит. Когда все вокруг представляется ему мрачным, когда отчаяние его безысходно и одна только мысль о смерти способна вызвать на его устах легкую улыбку.
Настала такая минута и для Франтика. Как это всегда бывает, окружающей природе не было до него никакого дела. Птицы весело щебетали, бабочки присасывались своими хоботками к чашечкам цветов, спокойно паслись коровы. Носки тетушки Каролины с бесстыдным равнодушием переливались на солнце своими яркими красками, а над всем этим синело альпийское небо. Как видно, только капризами судьбы можно объяснить внезапное изменение в делах Франтика.
Неожиданно на тропинку перед ним упала тень. Эта тень принадлежала господину Бреттшнейдеру, хозяину обувной мастерской в Санкт-Михаэле. Тень вынуждена была остановиться около Франтика, потому что этого захотел господин Бреттшнейдер. Вышло так, что господин Бреттшнейдер прямо наткнулся на носки тетушки Каролины.
Это было знаменательное событие, по крайней мере для господина Бреттшнейдера. Уже много лет он думал, где бы купить себе носки. Но, боже упаси, не о простых носках шла речь. Он мечтал приобрести такие носки, в которых тона дозревающего винограда сочетались бы с тонами зрелой пшеницы и альпийских лугов накануне покоса. Никто не умел вязать таких носков. И вдруг подобная пара лежит прямо перед ним, а вместе с ней еще пятьдесят девять пар, причем таких расцветок, какие ему и не снились.
Господин Бреттшнейдер засопел, протер глаза и, протянув к носкам узловатые пальцы, нетерпеливо схватил желанную вещь.
– Сколько тебе за них? – спросил он грубо на горноавстрийском диалекте.