Ночь я проворочался, боясь проспать, и, только забрезжил рассвет, быстро оделся и прокрался к помойке. Заранее приготовленным проволочным крючком, судорожно разбрасывая мусор, минут пять я копался в помойной яме, пока (о радость!) не нашел старую женскую туфлю. Воровато оглядываясь по сторонам, отрезал я кусок кожи, сунул его в карман и со вздохом облегчения выпрямился. Не успел я сделать несколько шагов, как навстречу мне из дверей отеля вышла Крыся.

— О пан! День добрый, почему пан не спит?

Я покраснел и, сделав неопределенный жест рукой, сказал:

— Люблю утро. Понимаете, когда начинает светать...

Ничего умнее я не придумал. Крыся лукаво погрозила мне пальчиком:

— Ой, пан Борода, смотрите не попадитесь...

Мысли у Крыси работали только в одном направлении. Я подмигнул ей многозначительно и пошел досыпать.

Во время утренней тренировки в лесу была изготовлена отличная рогатка. И опять я видел красноголовых корольков. Но стрелять их было нечем — лес был завален таким глубоким снегом, что до земли не доберешься.

Прекрасные маленькие камешки я обнаружил совсем неожиданно на улицах Закопане. Тротуары города посыпались речным песком, в котором попадались крупные зерна кварца. Это было как раз то, что нужно. Горсткой этих зерен можно с успехом стрелять по мелким птицам.

Мы возвращались домой с тренировки и шли по улице с лыжами на плечах. Я был впереди. Случайно посмотрев под ноги и увидев эти камешки, я внезапно остановился и наклонился над тротуаром. Мои товарищи, не ожидая этого, налетели на меня сзади. Раздался перестук дорогих лыж, который отдавался в наших сердцах нестерпимой болью: лыжи были хорошие. Пара новеньких красных «кнеслей» с грохотом упала на землю, стукнув меня по голове. И конечно, веселые голоса:

— Саня, на двоих!

— Что, злотый нашел?

— Одень пенсню, интеллигент!

— Что это с ним?

Я только глупо улыбался.

Следующим утром, проползав по тротуару с полчаса на четвереньках, я набрал килограмма два камней. Никто этого не видел. Только один гуцул-извозчик, в ярко расшитом национальном костюме из светлого войлока, остановил около меня лошадь и минут пять с интересом наблюдал за мной.

«Заряды» оттягивали карманы узких слаломных брюк, болтались при ходьбе, а при резких движениях тихонько гремели. Я боялся, что это заметят мои товарищи, и старался с полными карманами держаться в стороне. Очевидно, мое поведение все-таки было странным, потому что ребята стали посматривать на меня как-то подозрительно. Но никто ничего не знал, я был в этом уверен, а охота моя шла успешно. За оставшиеся до отъезда восемь дней мне удалось добыть трех корольков, и я был очень доволен.

На прощальный вечер к нам пришли все наши друзья, альпинисты нескольких стран, с которыми мы были знакомы по совместным восхождениям на Кавказе и в Альпах. Вечер не был официальным приемом, спортсмены пришли в свитерах и куртках, вели оживленные беседы на нескольких языках, показывали друг другу фотографии, обменивались сувенирами, строили совместные планы на будущее. Столы были сдвинуты в один общий, все без церемоний уселись за него, появилось несколько бутылок «Столичной», которые мы приберегли специально для этого случая. Были произнесены приятные тосты, сказаны теплые слова. Наши хозяева — польские альпинисты — приготовили нам подарки. Все мы получили книги с дарственной надписью и значки действительных членов польского высокогорного клуба. После этого каждому стали дарить какой-нибудь предмет из спортивного снаряжения — кому лыжные палки, кому веревку, кому ледоруб или кошки. Когда очередь дошла до меня, воцарилась подозрительная тишина. За столом начали переглядываться и хихикать. Вручавшая подарки Данка Залевская появилась в дверях с большим пакетом. С низким поклоном под восторженные и неистовые крики присутствующих она вручила мне завернутую в целлофан и перевязанную красной лентой гигантскую... рогатку.

Мы шли в Шатили, шли уже несколько дней. Прошли Чечено-Ингушетию и приближались к водоразделу Главного Кавказского хребта, проход к которому и запирала некогда крепость Шатили. Здесь проходила граница между мусульманским миром и христианским. Шатили принадлежала хевсурам, одной из народностей грузинской национальности, стало быть христианам, ниже Шатили лежали владения их некогда непримиримых врагов — ингушей, исповедовавших ислам.

На всем Кавказе, а может быть, и во всем мире вы не найдете ничего похожего на крепость Шатили. Она состоит из нескольких десятков боевых башен, сложенных из камня. Башни эти служили хевсурам и жильем, все они соединялись проходами, а, кроме этого, из башни в башню можно было проходить по проложенным между ними на большой высоте бревнам, что требовало умения, называемого нынче искусством эквилибристики. Крепость была огорожена высокой каменной стеной и стояла на неприступной скале. Сторожевые и боевые башни на Кавказе не редкость. Много таких башен приходилось видеть в Сванетии. Сванское селение Ушгули, например, представляет из себя лес башен. Каждый дом, каждый двор имел в Сванетии свою боевую башню, а вокруг селений стояли башни сторожевые. Немало встречается башен и на Северном Кавказе — скажем, в Северной Осетии. Но все эти башни стоят отдельно друг от друга, и только в Шатили они слились в одно целое: одна из четырех стен любой башни обязательно служит стеной другой башни.

Нас было трое: Виктор Бывшее, молодой ученый, математик, его жена Ольга и я. Замешкавшись немного с ужином, мы не рассчитали время, темнота застала нас километрах в трех от Шатили. Однако тропа была хорошей, и мы решили все-таки дойти до крепости и заночевать под ее стенами. Но началась гроза, упали первые крупные капли дождя, и вот-вот должен был хлынуть ливень. Тут мы заметили неподалеку от дороги три небольших каменных домика. Палатки ставить было уже поздно, проще укрыться под крышей. Едва успели мы добежать до этих каменных домиков, как небо разверзлось и обрушило на горы потоки воды. Обежав квадратный домик кругом, я не обнаружил в нем двери. В одной из стен было только окно на уровне моей груди. В окне ни стекол, ни рам.

— Витя! — крикнул я. — Тут нет двери. Посмотри в другом.

Виктор обежал второй домик и прокричал в шуме начинающегося ливня:

— Здесь тоже нет! Только окно! Давайте в окно! В твой, он больше!

Я заглянул в домик, но ничего в темноте не увидел. Тогда я снял рюкзак и бросил его внутрь. Затем пролез сам и принял Ольгу. Подав нам два рюкзака, протиснулся в окно и здоровяк Виктор, успевший намокнуть больше нас всех.

Поскольку осмотреться было невозможно, пришлось пошарить руками и определить, что мы находимся в каменном домике, где вдоль двух стен имелись каменные выступы в виде лежанок, засыпанные каким-то мусором.

— Витя, зажги спичку, — попросил я.

Виктор достал из заднего кармана тренировочных брюк спички, но зажечь не смог — успели намокнуть. Чиркал, чиркал и плюнул.

— Обойдемся без огня, — сказал он. — Двое лягут на лежанки, а кто-нибудь на полу. Утром разберемся.

Надули в темноте матрацы, дело привычное, скинули какие-то палки с лежанок, и Виктор с Ольгой улеглись в своих мешках на каменных кроватях, а я, отгребя ногами коряги к стене, устроился на полу. Уснули быстро.

Проснулся я от душераздирающего крика. Так может кричать женщина в кошмарном сне. Но когда я сел в своем спальном мешке, я понял, что это не сон, кричит Ольга. На секунду у меня потемнело в глазах, затем я заметил голые ноги Ольги, исчезнувшие в окне. Повернувшись к Виктору, я увидел, что он сидит в мешке с идиотски открытым ртом. «А-а-а-а!..» — удалялся крик. Ольга бежала по дороге.

— Змея! — вдруг закричал Витя. — Ее укусила змея!

Он стал рвать на себе спальный мешок, полетели пуговицы. Виктор тоже в одних трусах прыгнул в окно, как прыгает в цирке ученая пантера в огненное кольцо. Я за ним.