- Я уже слышу их - а вы?

- Да, я слышу скрип колес. Но что из этого?

- Мне только хочется знать, далеко ли они успели отъехать от нашей деревни.

- Ах, вот оно что! - воскликнул Стокдэйл, которого вдруг осенила догадка. - Затевается что-то недоброе! Теперь я припоминаю, когда мы выходили из деревни, там не было видно ни одного мужчины.

- Тсс! - прошептала она. Скрип колес внезапно прекратился, сменившись иными звуками.

- Там дерутся! - воскликнул Стокдэйл. - Там может произойти убийство! Лиззи, пустите, я иду туда. Совесть не позволяет мне стоять здесь и ничего не делать!

- Никакого убийства не произойдет, и даже головы никому не проломят, сказала Лиззи. - Наших тридцать, а их всего четверо; ничего плохого не будет.

- Значит, там действительно свершается нападение! - воскликнул Стокдэйл. - И вы знали об этом заранее. Почему вы держите сторону тех, кто нарушает закон?

- А почему вы держите сторону тех, кто отбирает силой у деревенских торговцев то, что они честно купили во Франции на свои собственные деньги? сказала она твердо.

- Купля эта нечестная.

- Нет, честная! - возразила она. - Оулет, и я, и все остальные, - мы заплатили по тридцать шиллингов за каждый бочонок еще до того, как их погрузили на борт в Щербуре! И если король, который для нас ровным счетом ничто, посылает своих чиновников, чтобы они крали у нас наше добро, так мы имеем право выкрасть его обратно!

Стокдэйл не стал вступать в пререкания и шел все так же быстро туда, откуда доносился шум; Лиззи держалась с ним рядом.

- Вы только не вмешивайтесь, дорогой Ричард, хорошо? - с беспокойством сказала она немного погодя, когда они уже приближались к месту событий. - Не надо подходить ближе. Это уже Уормел-Кросс, тут-то и должны были их захватить. Вы ничем не поможете, только вам самому попадет.

- Сперва выясним, что тут происходит, - сказал Стокдэйл.

Они прошли еще немного, и снова послышался скрип колес. Стокдэйл сообразил, что теперь повозки движутся им навстречу. Еще минута, и впереди показались все три телеги; Стокдэйл и Лиззи сошли в канаву, чтобы дать им проехать.

Вместо четырех сопровождающих, как это было, когда телеги выезжали из деревни, теперь подле них шла целая ватага человек в двадцать - тридцать, и у всех, как это к изумлению своему увидел Стокдэйл, лица были вымазаны сажей. В толпе он заметил шесть или семь крупных женских фигур, и по их широкому шагу определил, что это переодетые мужчины. Телеги проехали, а пятеро из толпы отстали от прочих и подошли к Лиззи и ее спутнику.

- По этой дороге временно прохода нету, - сказала одна из высоченных женщин, у которой локоны, длиною в добрый фут, свисали согласно тогдашней моде вдоль щек. Стокдэйл по голосу узнал, что это не кто иной, как Оулет.

- Почему же? - спросил Стокдэйл. - Ведь это проезжий тракт.

- Послушайте-ка, вы, юноша, - начал было Оулет. - Ба, да это методистский проповедник! И вы тоже тут, миссис Ньюбери? Ну, так вот что, Лиззи, незачем вам сюда идти. Они уже все улепетнули, и народ отобрал свое назад.

Затем мельник пустился догонять своих товарищей. Стокдэйл и Лиззи также повернули к дому.

- Я б от души желала, чтобы ничего этого не было. Но нас вынудили, сказала она тоном сожаления. - Если бы акцизникам удалось увезти бочонки, половина жителей в нашей деревне целый месяц, а то и два, терпела бы нужду.

Стокдэйл, по-видимому, ее не слушал.

- Нет, я не могу так уйти, - сказал он. - Почем знать, может быть, все четверо акцизников убиты.

- Убиты! - с презрением воскликнула Лиззи. - Нет, у нас тут убийством не занимаются.

- Во всяком случае, я дойду до Уормел-Кросса, я хочу сам удостовериться, - решительно сказал Стокдэйл и, - даже не пожелав ей благополучного возвращения домой, повернул обратно. Лиззи стояла и смотрела ему вслед, пока его не скрыла тьма, затем печально побрела к Незер-Мойнтону.

На дороге было пустынно - в такое время года, да еще ночью здесь иной раз часами не попадался навстречу прохожий. Стокдэйл шел и не слышал ни единого звука, кроме скрипа собственных шагов; наконец он очутился возле лесных зарослей у дороги к Уормел-Кроссу. Но еще не доходя до перекрестка, он услышал голоса, несшиеся откуда-то из чащи.

- Эй! Эге-гей! Помогите! На помощь!

В голосах не чувствовалось ни отчаяния, ни какой-нибудь особенной слабости, но тревога в них, несомненно, была. У Стокдэйла не имелось при себе оружия, и, прежде чем ринуться в кромешную лесную темь, он выдернул из ближайшей изгороди кол, - так, на всякий случай. Войдя в лес, он крикнул:

- Что случилось? Кто зовет? Где вы?

- Здесь! - откликнулись голоса, и Стокдэйл пошел туда, откуда они раздавались; пробравшись сквозь кусты ежевики, он очутился подле тех, кого отыскивал.

- Почему вы не выходите на дорогу?

- Мы привязаны к деревьям!

- Кто вы такие?

- Я несчастный Билл Латимер, акцизный чиновник, - ответил жалобный голос. - Подите же сюда, перережьте веревки, сделайте милость. Мы уж боялись, что до утра никто сюда и не заглянет.

Стокдэйл проворно освободил пленников, и они принялись разминаться и расправлять затекшие руки и ноги.

- Мерзавцы! - восклицал Латимер, все более разъяряясь, хотя вначале, когда Стокдэйл только подошел к нему, он вел себя на редкость кротко. - Это все они, те же самые! Знаю я, они все из Незер-Мойнтона!

- Но показать это под присягой мы все-таки не можем, - отозвался кто-то из акцизников. - Ведь ни один не подал голоса.

- Что вы собираетесь предпринять? - спросил Стокдэйл.

- Я бы с охотой вернулся сейчас в Мойнтон и рассчитался с ними, сказал Латимер.

- И мы тоже, - поддакнули его товарищи.

- Будем биться на смерть!

- Да! Да! - поддержали его остальные.

- Но, - продолжал Латимер несколько менее пылко, когда они выбрались из чащи, - мы ведь не знаем наверняка, что эти плуты с перемазанными рожами были из Мойнтона. И доказать это трудно.

- Что верно, то верно, - согласились его помощники.

- А потому предпринимать мы ничего не будем, - закончил Латимер уже с полным спокойствием. - По мне, так лучше быть на их месте, чем на нашем. У меня кожа на руках огнем горит от веревок, которыми эти две здоровенные дылды меня связали. И теперь, когда у нас был досуг подумать, я вот как рассудил: служба королю достается нам что-то слишком дорого. Вот уж двое суток, как я и на часок глаз не сомкнул: ну и, стало быть, разойдемся-ка, благословись, по домам.