Сотрудники Космического Госпиталя гордились тем, что для них не существовало слишком крупных, слишком мелких и чересчур безнадежных пациентов. Их репутация и оборудование госпиталя были выше всех похвал. Врачи здесь работали только талантливые, преданные своему делу, вот разве что только серьезностью блистали не всегда. Вот и в данном случае Старший врач Конвей никак не мог избавиться от впечатления, что над ним кто-то решил весьма замысловато подшутить.

– Даже теперь, – сухо заметил он, – когда я вижу эту штуковину своими глазами, я не в состоянии в нее поверить.

Патофизиолог Мерчисон, стоявшая рядом с ним, молча смотрела в иллюминатор на «Торранс» и его «добычу». Доктор Приликла, разместившийся на потолке отсека управления с помощью присосок, коими были снабжены его шесть тоненьких лапок, едва заметно подрагивая, проговорил:

– Случай может оказаться весьма интересным и волнующим с профессиональной точки зрения, друг Конвей.

Музыкальные трели и пощелкивания речи цинрусскийца были пойманы микрофоном портативного транслятора Конвея, переданы на центральный переводческий компьютер госпиталя и далее – в наушники в переведенном на холодный, плоский английский язык виде. Как и следовало ожидать, Конвей ответил вежливо, тактично и подчеркнуто дружелюбно.

Приликла представлял собой крупное насекомое с шестью лапками и парой прозрачных радужных крыльев, которые позволяли ему, будучи не до конца атрофированными, совершать короткие перелеты. Приликла отличался чрезвычайной чувствительностью к чужим эмоциям. Только на Цинруссе, где атмосфера была плотной, а сила притяжения – в восемь раз ниже земной, раса насекомых могла дорасти до таких крупных размеров, обзавестись разумом и развить цивилизацию. Однако в Космическом Госпитале Приликла подвергался смертельной опасности на протяжении почти всего рабочего дня. Всюду за пределами своей комнаты он был вынужден пользоваться антигравитационным устройством, поскольку при тех показателях гравитации, которые для большинства его коллег были нормальными, Приликлу могло расплющить в лепешку. Когда же цинрусскиец с кем-нибудь разговаривал, он держался на почтительном расстоянии от собеседника, дабы тот случайно не задел его рукой, лапой или щупальцем, что также могло сказаться на здоровье хрупкого эмпата весьма плачевно.

Конечно, нарочно поранить Приликлу или даже сделать ему больно никто не желал – для этого его все слишком сильно любили. Эмпатический дар цинрусскийцев вынуждал их быть добрыми и участливыми абсолютно ко всем, дабы окружать себя по возможности благоприятным эмоциональным излучением.

Исключение составляли ситуации, когда профессиональный долг заставлял Приликлу подвергаться боли и урагану чувств, испытываемых пациентом. Именно такая ситуация и могла сложиться через несколько минут.

Неожиданно обернувшись к Приликле, Конвей сказал:

– Облачайся в легкий скафандр, но от пациента держись подальше, пока мы не сообщим тебе, что существо не опасно и не производит никаких движений, даже непроизвольных. Мы наденем тяжелые скафандры – большей частью из-за того, что на них имеется достаточное количество зацепок, которыми можно закрепить диагностические приборы. Я попрошу медика с «Торранса» сделать то же самое.

Через полчаса лейтенант Бреннер, Мерчисон и Конвей расположились около тела громадной птицы, а Приликла, облачившийся в прозрачный пластиковый пузырь, из которого торчали только его лапки, парил рядом с люком звездолета.

– Заметного эмоционального излучения не наблюдается, друг Конвей, – сообщил эмпат.

– И это меня не удивляет, – заметила Мерчисон.

– Вероятно, это существо мертво, – оправдывающимся тоном проговорил лейтенант, – но когда мы его обнаружили, температура его тела была значительно выше нормы для объекта, согреваемого только солнцем на расстоянии двух световых лет.

– Я вовсе не собиралась высказывать вам претензии, доктор, – поспешила извиниться Мерчисон. – Я только высказала согласие с нашим другом эмпатом. Но хочу вас спросить вот о чем: на пути к госпиталю не проводили ли вы каких-либо обследований этого существа, не брали ли каких-либо проб, не делали ли каких-либо предварительных выводов на основании анализов этих тестов? Вы только не стесняйтесь, лейтенант. Пусть мы считаемся признанными экспертами в ксенологической медицине и физиологии, но этого статуса мы достигли исключительно за счет того, что долгое время внимательно слушали и столь же внимательно смотрели, а вовсе не из-за того, что непрерывно демонстрировали наш богатый опыт. Естественно, вас снедало любопытство и?..

– Да, мэм, – отозвался Бреннер. В голосе его прозвучало неприкрытое удивление тем, что внутри бесформенного скафандра находится женщина. – Я решил, что, поскольку неизвестно, с какой планеты родом это существо, нужно попробовать выяснить, какие атмосферные условия являются для него подходящими. Я подумал: раз это птица, то ей нужна атмосфера для полетов, и что в открытом космосе она оказалась потому, что ее откуда-то выбросили из-за неизлечимой болезни…

Конвей слушал и с трудом сдерживал восхищение: как ловко Мерчисон заставила военного медика рассказать обо всем, что тот сделал не так. Будучи специалистом по многовидовой патофизиологии, Мерчисон привыкла к тому, что дилетанты либо вмешиваются в ее работу, либо так или иначе ее осложняют. Теперь ей нужно было узнать как можно больше о первоначальном состоянии пациента, пока изменения этого состояния либо последствия обследования, проведенного неопытным медиком (даже из самых наилучших побуждений), не сказались бы самым пагубным образом на здоровье существа. Все, что ей нужно было узнать, Мерчисон выясняла спокойно, не обижая Бреннера – ну ни дать ни взять Приликла в человеческом обличье.

Но по мере рассказа Бреннера становилось все яснее, что на самом деле тот сделал совсем немного ошибок, а может быть, и не сделал вовсе. Мало-помалу полюс профессионального восхищения Конвея сместился в сторону лейтенанта.

– После того как я отправил предварительный отчет и мы стартовали к госпиталю, – продолжал свой рассказ Бреннер, – я обнаружил два небольших загрубевших участка в черном веществе, которым покрыто существо: небольшую круглую бляшку в основании шеи – вот здесь, а также овальное пятно, чуть побольше размером, снизу. Оба эти участка имеют растрескавшуюся поверхность, но трещины заполнены, целиком или частично, все тем же черным веществом. Некоторые чешуйки в этих участках также повреждены. Вот с этих участков я и брал пробы для анализа.