— Я хочу позвонить Тони.
— Дай сюда свой паршивый мобильник на две минуты! Мне осточертело весь день слушать, как ты жалуешься на меня своему идиоту Тони. Как будто я это нарочно сделала. Откуда я знала?
— Так надо было сперва выяснить. Ты ведь у нас мать. Хотя толку от тебя как от матери… — Мартина протянула ей телефон.
— Я старалась, как могла, — всхлипнула мама. Она набрала номер, поднесла телефон к уху и сердито присвистнула: — Как всегда! «Ждите ответа» — и завели «Yellow Submarine». Это ведь просто дурацкая шутка, правда? Надо узнать, где мы будем жить. Ведь не здесь же. Не волнуйтесь, дети, мы сейчас со всем разберёмся.
Мама высоко подняла голову и выпятила подбородок, грудь и огромный живот. На мгновение она показалась мне супергероем из комикса: сейчас щёлкнет пальцами, и, как по волшебству, из-под земли вырастет чудесный новый дом. Потом я сморгнула, и передо мной снова стояла всего лишь мама, судорожно кусающая ногти с выражением отчаяния на лице. Чудесный новый дом не появился.
Мама старалась, как могла. Дозвонившись наконец в жилищный отдел, она произнесла целую речь, неистовствовала, рыдала, уговаривала. Она сказала, что у неё четверо детей и с минуты на минуту должен родиться пятый. Это не произвело ни малейшего впечатления.
Мама так резко нажала кнопку на телефоне Мартины, что повредила палец и от боли сунула его под мышку.
— Свиньи! Бессердечные бестолковые грязные свиньи! — повторяла она, раскачиваясь от боли. — Они сказали, что посылали бригаду навести порядок после того, как я подписала договор, а если с тех пор кто-то вломился и нагадил, они ничем помочь не могут.
— Мама, а другой дом нам не могут дать? — спросила Рошель.
— Они говорят, что свободных домов сейчас нет, все уже сдано. Можем выбирать между этой вонючей дырой или общежитием, где полно беженцев, — сказала мама. — Ничего приличного они мне не предложат, потому что я уже подписала аренду на этот дом.
— Мама, ты сделала страшную глупость, — сказала Мартина безжалостно.
— Я знаю. Довольна? Ты права. Думаешь, я себя не грызу за это? — сказала мама. — Мне так тошно!
Она опустилась на свёрнутое ковровое покрытие и заплакала, закрыв лицо руками. Мы стояли вокруг и беспомощно смотрели на неё. Брюс застыл в дверях, держа в руках ключи от машины.
— Не расстраивайтесь, — пробормотал он.
Мама зарыдала сильнее.
— Вам станет плохо, — сказал Брюс, пытаясь придать твёрдость голосу. — Вы должны взять себя в руки.
Было ясно, что взять себя в руки мама уже не может.
— Кто-то все же должен взяться за дело. — Брюс посмотрел на Мартину, как самую старшую.
— Нечего на меня смотреть, — раздражённо бросила она.
Брюс перевёл глаза на Джуд. Она посмотрела на него и села рядом с мамой, обнимая её. Брюс взглянул на Рошель. Она тоже плакала.
— Это мерзкий, мерзкий, мерзкий дом, я ни за что тут не останусь. Я хочу домой, — рыдала она.
Оставалась только я. Брюс посмотрел на меня, покачал головой и вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Значит, так. Вы, две маленькие, Розанна и Дикси, постарайтесь немного прибрать дом. А вы, две большие, поможете мне разгрузить машину. Я много сделать не смогу. Если я перенапрягу спину, всем будет хуже.
— Я не маленькая! Меня зовут Рошель, а никакая не Розанна! Прибирать я не буду! Я уже наприбиралась дома. А здесь эта гадость. Я не буду убирать рвоту.
— Ладно, ладно, раковину я вычищу, — сказал Брюс, закатывая рукава. — А потом нам придётся разгрузить машину. Мне надо возвращаться. Я и так уже здорово опоздал. Если вы откажетесь мне помогать, я просто уеду со всем вашим барахлом. Мне вовсе не хочется так делать, но вы мне не оставляете другого выхода. Вы себя ведёте нечестно.
— Это правда, дядя Брюс, — сказала я. — Я вам помогу.
— Ох, детка, боюсь, ты мелковата, чтобы таскать мебель, — вздохнул Брюс, но посмотрел на меня с благодарностью.
— Только б выпендриться, — резко сказала Рошель. Она порылась в своём рюкзаке, достала розовые резиновые перчатки и швырнула ими в меня. — На, раз ты так рвёшься убираться. А я не позволю всякому тут извращенцу мной командовать.
Рошель плохо целилась. Одна перчатка упала прямо маме на голову и застряла в её чёрных волосах, как огромная кувшинка. Мама устало смахнула её. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, размазав по щекам тушь.
— Ах, черт! Ну и видок у меня, наверное. Рошель, кончай выкаблучиваться. Не обращайте на неё внимания, Брюс, она всегда была упрямая, как коза. А ну-ка, девочки, живо, слушайтесь Брюса! — Она улыбнулась ему сквозь слезы и разводы туши. — Спасибо, дорогой, вы просто золото. Я так и знала, что вы нам поможете.
Брюс вздохнул и кинул Джуд ключи от машины:
— Тогда ты начинай выгружать вещи. Ты, похоже, самая сильная в семье.
Да, этим Джуд можно было купить. Она сразу послушалась. Брюс натянул резиновые перчатки и решительным шагом двинулся на кухню.
Мы видели, как Джуд открывает дверцы машины и ныряет за первой коробкой. Пошатываясь под тяжестью, она поставила её на тротуар.
— Она повредит себе что-нибудь. Пойду ей помогу, — сказала мама, делая попытку встать.
— О господи, мама, не можешь ты в твоём положении таскать коробки. Придётся мне, — сказала Мартина и потопала помогать Джуд.
— Мне работы не нашлось, — сказала Рошель.
— Найдётся и тебе, дорогая моя. Сходи, пожалуйста, поищи в машине ящик с чистящими средствами — все раковины и унитазы здесь надо как следует почистить. Этим займусь я. А ты у нас будешь главная по гардеробу. Доставай из всех коробок и сумок наши вещи, только не вынимай из пакетов.
Рошель фыркала и сопела, однако послушалась.
— Мама, а мне что делать? — спросила я.
— Для начала помоги мне встать, Дикси. Я засела тут, как малютка мисс Бумби на чёртовой тумбе.
Я взяла её за руки и потянула изо всех сил. Мама, пошатываясь, поднялась на ноги. Она медленно распрямилась, потирая животик.
— Уф! Когда же он наконец родится! Ещё три недели. Но я все-таки рада, что на этот раз все по полной программе. Не то что с тобой, лапонька моя. Ты родилась на два месяца раньше и перепугала меня до смерти.
— А рожать ребёнка очень больно?
— Ну, не то чтобы это была увеселительная прогулка, — сказала мама.
— Хуже, чем уколы?
— По-другому. — Мама погладила меня по щеке и тихонько потянула пальцами уголки рта. — Ну, детка, улыбнись. Не волнуйся так, все будет в порядке. Твой братец появится на свет без всяких затруднений. Говорят, что с мальчиками все бывает гораздо проще, чем с девочками. — Мама провела рукой по лицу.
— У меня физиономия вся в туши, да?
— Немножко. Вот здесь. — Я послюнила палец и потёрла. — Ты так плакала, мама, — мы все испугались.
— Ерунда. Я не по-настоящему плакала. Я просто хотела, чтобы старина Брюс перестал дёргаться и злиться и занялся делом, — сказала мама, целуя меня.
— Я догадывалась, — соврала я.
— Ни о чем ты не догадывалась! Ты у меня такая доверчивая, малышка, — сказала мама, прижимая меня к себе и покачивая. — Скоро у меня будет маленький мальчик, но у меня есть ещё маленькая девочка — это ты, Дикси.
— Перестань, мама, я уже не маленькая.
— Конечно, маленькая. Для меня ты будешь маленькой, даже когда тебе будет восемьдесят, а я буду древней-предревней столетней старухой. Ладно, давай пошевеливаться. Мебель я таскать не могу, но могу заняться уборкой.
— Я тоже буду убирать. Только не рвоту.
— Ну, этим, кажется, занялся наш Брюс, — сказала мама, прислушиваясь к звуку льющейся воды на кухне. — Я так и знала, что он нас не бросит.
— Вообще-то, ему надо ехать обратно. Срочно.
— Никуда он от нас не денется — спорим? Вот увидишь, Дикси. — Мама потёрла свой животик, как Аладдин — волшебную лампу. — Старик Брюс — джентльмен. Он не покинет в беде беременную женщину.
Её вдруг скрючило, лицо исказилось.
— Мама! — закричала я. — Мама!
Мама посмотрела на меня и расхохоталась: