В понедельник Палмер вышел из подземки на станции Гранд Сентрал и на мгновение остановился, щурясь от яркого утреннего солнца. Он окинул взглядом людей, спешивших на работу, прислушался к звонкому постукиванию дамских каблучков вдоль Парк-Авеню по направлению к кварталам Меррей Хилл.

Низко стелющийся утренний туман смягчал резкие тени тревоги на замкнутых лицах прохожих. Глаза их были расширены и сосредоточенно устремлены вперед. Сжатые губы выдавали скрытые заботы. Губы женщин были красны, как зияющие маленькие раны, ранние морщинки бороздили лоб. Лицо городского жителя в понедельник, безжалостно красноречивое под лучами солнечного прожектора.

Палмер легонько подбросил в руке свой саквояж, словно прикидывал его вес, и перешел на западную сторону Парк-авеню в надежде найти такси. Двадцать минут назад шофер Бэркхардта довез их обоих на «флитвуде» до конечной станции метро у Ван-Кортленд парка, еще влажного от утренней росы. Усевшись в вагон подземного экспресса, они сразу углубились в свои газеты и за всю дорогу не обмолвились ни словом. На остановке Гранд Сентрал Палмер вышел.

Пуританство, доходящее до абсурда, размышлял Палмер. Впрочем, эта черта свойственна и другим банкирам Восточного побережья. Бэркхардт мог позволить себе поездку на своем «флитвуде» из Коннектикута, где был его загородный дом, до самого Нью-Йорка. Однако не дальше, чем до станции метро в Бронксе, откуда можно за пятнадцать центов добраться подземкой до Броуд-стрит. Наверно, его пуританская совесть не позволяла ему поступить иначе.

Нет, решил вдруг Палмер, тут дело вовсе не в совести: Бэркхардт давно уже рассчитал, что подземка доставит его к деловому центру Нью-Йорка быстрее, чем автомобиль, а конечная станция в Бронксе обеспечивает ему удобное место в вагоне на всем пути.

Палмер быстро зашагал на юг по Парк-авеню, непринужденно помахивая саквояжем. Приостановившись, чтоб закурить, он чуть не стукнул по бедру молодую женщину, которая поравнялась с ним.

С чего это я так размахался? — недоуменно подумал Палмер и решил, что это, вероятно, реакция: все время находясь с Бэркхардтом, он старался ничем не выдать радости, охватившей его по случаю неожиданно полученного высокого назначения.

По сигналу светофора, открывшего путь, Палмер машинально пошел за молодой женщиной, следя за движениями ее бедер в свободно облегавшем платье и за игрой мускулов ее стройных ног, которые попеременно в ритм шагу то напрягались, то опадали, напоминая пульсацию наполненного кровью сердца.

Женщина свернула на Тридцать девятую улицу, и Палмер остановился на углу, провожая ее взглядом. Что-то стеснило ему грудь. Закрыв глаза, он медленно, с усилием дважды глотнул, чувствуя, как горло перехватывает спазма. Голова у него закружилась, а лицо словно обдало жаром. Он тотчас же открыл глаза; ему показалось, что он падает, и, чтобы удержаться, он сделал шаг назад. Женщина уже исчезла в толпе.

Палмер глубоко вздохнул, перешел через дорогу и медленно пошел вперед, завернул за угол и толкнул вращающуюся дверь здания клуба «Юнион лиг». Автомобильные гудки, скрежет автобусных тормозов и чеканное постукивание женских каблучков остались позади. Спокойная тишина окутала его, как прохладный мягкий плащ. Палмер кивнул высоченному негру, который уже много лет неизменно стоял здесь, слева от короткого коридора перед лестницей, ведущей к главному фойе.

— Доброе утро, мистер Палмер, сэр.

— Доброе утро. — Как бы проверяя своевременность этого обмена приветствиями, Палмер взглянул на свои часы и, передавая ему свой саквояж, отметил, что до девяти утра остается еще пять минут.

— Отнести в ваш номер, сэр?

— Да, конечно, — ответил Палмер. Он последовал было за коридорным прямо к лифтам, но сделал крюк, чтобы взглянуть на телетайп с индексами Доу-Джонса [Показатели курса биржевых акций.], с биржевыми новостями.

Поскольку до открытия биржи оставалось еще время, Палмер лишь скользнул взглядом по последней недельной сводке курса акций. Затем он вошел в кабину лифта и ощутил его мягкое скольжение вверх. Лифт остановился, и Палмер пошел за коридорным, который внес его саквояж в номер, положил на подставку для чемоданов в ногах огромной двуспальной кровати и открыл окно.

— Какие будут распоряжения, мистер Палмер?

Палмер мотнул было отрицательно головой, но тут же передумал.

— Вот что, — сказал он, — раздобудьте-ка мне «Чикаго трибюн» и «Уоллстрит джорнэл».

— Слушаюсь, сэр. Если вам потребуется меню, оно в ящике письменного стола, сэр.

— Спасибо, я уже позавтракал.

— Как угодно, сэр.

Дверь за коридорным бесшумно закрылась.

Палмер сел на кровать, и матрац под ним упруго подался. Он заметил, что вещи из большого чемодана за время его трехдневного отсутствия уже разложены по полкам, а оба костюма висят, отутюженные, в стенном шкафу. Палмер попытался было припомнить, что ему надо еще сделать, пока он в НьюЙорке, но, поскольку главная цель поездки была достигнута, сейчас ему трудно было сосредоточить мысли на чем-то другом.

Вице-президент «Юнайтед бэнк»! Палмер откинулся на подушки и вытянулся на кровати во весь рост. Старый финансовый воротила не преувеличивал, говоря о могуществе своего банка. В его власти, несомненно, был самый мощный финансовый рычаг страны, так как крупнейшие банки «Фёрст нешнл сити бэнк» и «Бэнк оф Америка» занимали по сравнению с ним лишь второстепенное место.

Интересно, в каком возрасте достигали его предшественники поста вицепрезидента ЮБТК, лежа размышлял Палмер. В пятьдесят пять лет? Или в шестьдесят? Палмер закрыл глаза, пытаясь представить себе, как будут выглядеть заголовки газет, когда через месяц в разделе финансовой хроники появится сообщение:

«Юнайтед бэнк» назначает Палмера, 44 лет, на пост вице-президента.

Чикагские газеты преподнесут это особенно приятно: «Вудс Палмермладший назначен вице-президентом „Юнайтед бэнк“. На этом посту Палмер — самый молодой из всех его предшественников».

В дверь деликатно постучали.

— Войдите, — сказал Палмер, садясь. Вошел рассыльный-негр.