— Кажется, нет! Я не говорю с шефом на такие темы… — замотал круглой головой Джек. — Но… как же так? Неужели нельзя отложить? Сегодня ведь сбор, завтра пленарное заседание…
— Вот мы на него и прилетим, — успокоил Волновой. — Первым утренним самолетом. Или последним ночным. Честное слово! Ну, какие проблемы? Это же рядом…
Мэнсфилд стоял, ошарашенно моргая. Очевидно, он был полностью подавлен решением Игоря Петровича. Тарханов искренне кипел возмущением; Сурен крепко удивился и открыл было рот — задать недоуменный вопрос командиру, но смолчал, возможно, вспомнив последний разговор на дирижабле. А Марина послушала… и вдруг изобразила гнев. Действительно, что за неожиданные шутки, командир?! Если вам надо, оставайтесь в своем торгпредстве, а лично она полетит! И думает, что товарищи ее поддержат… Верно ведь, Сурен, Сеня?..
— Нет, мэм, — трагически вздохнув, сказал Мэнсфилд. — Так не положено. Или вся делегация, или никто… жаль, конечно. Ну что ж, до завтра, джентльмены!
— Мой горячий привет мистеру Хартманну! — поднял руку Волновой. — И профессору Барбарелло из Милана. Он тоже был у нас на семинаре. Не забудете?
— Что вы, обязательно передам! — сказал Джек с таким выражением, как будто у него болели зубы, и поплелся к самолету.
Он безуспешно пытался скрыть разочарование, но даже походка выдавала его, нервная, подпрыгивающая. Громко хлопнул люк «Эльфа»; пилот, невозмутимо жуя, запустил двигатели. Мэнсфилд даже не помахал из окна. Маленькая кофейная машина, сердито треща, побежала прочь. Четверка делегатов осталась со своими чемоданами стоять посреди взлетного поля.
— Ну, знаете, товарищ Волновой, это переходит всякие границы! — яростно сказал Семен Васильевич, отмахиваясь от порывов жаркого пыльного ветра. — Нельзя же, в самом деле, так поддаваться детективному бреду! Мы здесь в некотором роде представляем Советский Союз, а ты, наш руководитель…
— Вот именно, — кивнул Волновой. — Ваш руководитель. И отвечаю за всех вас, и хочу довезти вас домой живыми…
— С ума ты сошел, что ли?!
— Может быть, — неожиданно мягко ответил Игорь Петрович. — Действительно, когда я сказал этому Мэнсфилду… то, что сказал, — мной руководила только интуиция. Но потом… — Волновой загнул палец и поднес его к самому лицу Тарханова. — Во-первых, семинар в Москве был не три года назад, а четыре. Во-вторых, — он загнул еще один палец, — любой сотрудник Хартманна знает, что у старика обе почки искусственные; совсем недавно он месяца два провалялся в больнице. И в-третьих, никакого профессора Барбарелло из Милана нет на свете, а уж ассистент председателя АКМ должен знать всех зарубежных коллег! Я его только что придумал, этого профессора; был давным-давно такой фильм — «Барбарелла»…
Тарханов еще долго ворчал и возмущался, называл Волнового «великим сыщиком» и «инспектором Мегрэ»; Сурен не знал, чью сторону принять. Только Марина, безоговорочно вставшая на сторону руководителя делегации, деловито спросила:
— Значит, будем ждать ночи?
— Какая там ночь! Это я для отвода глаз… Сию же минуту отправляемся. Только с хитростью…
План, придуманный на ходу Волновым, был столь же прост, сколь надежен. Чтобы «замести следы» и сбить с толку неведомых преследователей, четверка села в магнитный экспресс Нью-Йорк — Вашингтон. Две столицы страны были связаны прямой, как луч света, магистралью, по которой, не касаясь стального полотна, мчались на магнитной «подушке» ракетообразные поезда. Сорок минут в гидравлических креслах, под монотонный шорох и посвист встречного ветра (поезд почти беззвучен) — и вот уже первая остановка, вокзал Филадельфии. Даже толком не успели разогнаться — своей предельной скорости экспрессы достигали лишь на трансконтинентальной линии… Снова мелькание размытой блестящей полосы за окнами. Город, сплошной город тянется вдоль Атлантического побережья! Южные пригороды Нью-Йорка, проглотив более мелкие населенные пункты, срастаются с окраинами Филадельфии; а та, в свою очередь, выбрасывает отростки навстречу улицам Балтимора… Балтимор — вторая и предпоследняя остановка. Дальше начинаются, опять-таки без перерыва, без единого лесочка или засеянного поля, кварталы Большого Вашингтона.
Делегатам не удалось даже прогуляться по улицам официальной столицы Штатов — самолет на Майами уходил меньше чем через час. Только и успели, что проглотить по чашечке кофе с сандвичем на вокзале. Подземка доставила их в очередной аэропорт. Марина буквально на ходу купила пачку голографических открыток с видами города. Сурен, заразившись настроением Волнового, бросал подозрительные взгляды на всех встречных и так «конспиративно» озирался по сторонам, что его остановил полисмен на выходе к самолетам. С полицией в Америке не препираются и не спорят — пришлось терпеть, пока блюститель порядка проверит каждую буквочку в документах…
Наконец они поднялись в воздух. Самолет был небольшой, уютный — одна из последних винтомоторных моделей. Винты опять входили в моду; многим нравился ровный, устойчивый полет без головокружительных ускорений. Вновь, как шестьдесят-семьдесят лет назад, появились лайнеры, влекомые четырьмя пропеллерами. Только, теперь моторы питались энергией ядерных реакторов, а рабочим веществом служила вода, вернее — пар. Такие самолеты не сжигали атмосферный кислород, не загрязняли воздух перегаром; а их скорость — до тысячи километров в час — была вполне достаточной для перевозок в пределах одного континента.
Салон, рассчитанный на двадцать человек, был полон; пройдя по рядам, Акопян конфиденциально сообщил Волновому, что он не видит ни одного подозрительного лица. Игорь Петрович только отмахнулся. На то, что неведомые «враги» проследили их путь, оснований почти не было. А если и так, то что может грозить делегатам на борту рейсовой машины? Воздушное пространство, случаи захвата самолетов и шантажа летчиков практически прекратились с тех пор, как на всех летательных аппаратах были поставлены нехитрые «противоугонные» устройства. Достаточно было любому из членов экипажа громко произнести кодовую фразу (она менялась с каждым рейсом), как замыкалась некая электронная цепь. К тому же эффекту приводило нажатие определенных кнопок на штурвале, на пульте или на браслете-передатчике; открывались вентили баллонов высокого давления, и в систему кондиционирования поступал усыпляющий газ. Разумеется, он валил с ног всех — и преступников, и пассажиров, и экипаж. Но управление моментально брал на себя компьютер, и самолет милейшим образом садился на ближайшем аэродроме, где уже поджидало вооруженное до зубов спецподразделение… Когда начала действовать международная конвенция, утвердившая эту меру на всех авиалиниях Земли, не обошлось без казусов. Например, одна заранее перепуганная буфетчица с бельгийского «Боинга-807», узрев пассажира, вытиравшего пот носовым платком, решила, что тот надевает респиратор или противогаз, готовясь к нападению, и выкрикнула «пароль». В результате девятьсот человек уснули, рейс был сорван, и компания «Сабена» заплатила огромную неустойку. Другой случай был посерьезнее. Бортмеханик сговорился со своим дружком обчистить спящих пассажиров; в условленный момент оба надели маски, и механик пустил газ. Компьютеру была заранее дана команда сажать в пустынной местности, на кукурузном поле. Все сошло бы ловкачам с рук, если бы при посадке не попался овраг. Самолет сломал крыло и опрокинулся на бок, преступники серьезно пострадали — и, к сожалению, не только они… Тогда учредители конвенции поручили вести «усыпленные» самолеты не бортовым компьютерам, а региональным, установленным в ближайшем крупном аэропорту.
Как бы то ни было, новое средство действовало, и пассажиры чувствовали себя в безопасности. Звукоизолирующая обивка поглощала шум винтов. Стюардесса застенчиво объясняла, как следует вести себя в случае аварии — наверное, работала недавно, еще не наловчилась ослепительно улыбаться и тоном равнодушной приветливости объяснять приемы выбивания стекол в иллюминаторах… За Норфолком поплыли внизу изрезанные берега бесчисленных бухт и заливов. Обедали уже над океаном — самолет, не повторяя всех изгибов побережья, летел, придерживаясь восьмидесятого меридиана. Стюардесса лепетала что-то о плавательных поясах и запасе витаминных таблеток. Синева, играющая чешуей бликов, начала прискучивать.