– Более чем когда-либо. Как говорит фюрер…

– Ваш фюрер много чего говорит, – мягко перебил собеседника Валленштейн, – Еще больше говорит доктор Геббельс. Однако рейхсмарка еще до войны перестала быть конвертируемой валютой, а хранилища Рейхсбанка не имеют достаточного золотого запаса. Какими средствами, на ваш взгляд, Германия способна одержать победу над русскими?

– Прежде всего за счет духа нации. В Рейхе сейчас небывалый подъем и воодушевление. Весь немецкий народ полон решимости опрокинуть большевиков за Урал.

– Дух нации в пушку не зарядишь и на хлеб, как говорится, не намажешь, – улыбнулся Валленштейн. – Я полагаю, что большевики не согласятся «опрокидываться». Они уже восемь месяцев противостоят вермахту и даже перешли в контрнаступление под Москвой. Очевидно, что ваш блицкриг на Востоке провалился, а иной военной доктриной Германия не располагает. Ваш фюрер и ваш Генеральный штаб даже теоретически не просчитывали возможность затяжной войны с коммунистами, а Управление тыла вермахта не удосужилось разместить заказ на пошив зимнего обмундирования для солдат. Впереди летняя кампания сорок второго года. Как вы думаете, где будет нанесен основной удар?

– Помилуйте, дорогой Рауль, я не служу в генштабе, а генерал Браухич не просит моего совета при планировании боевых операций.

– Ну а все-таки. Вы же военный человек.

– Я думаю, что основной удар по русским будет нанесен на юге, а отвлекающий – на севере или северо-востоке.

– Браво, господин оберст-лейтенант! – похвалил Валленштейн. – На днях я задавал этот вопрос английскому военному атташе. Его ответ был таким же. Как вы думаете, если здесь, в Стокгольме, за тысячу километров от Восточного фронта, два старших офицера из разных армий не сговариваясь пришли к одинаковому выводу относительно летней кампании, то что же думают об этом в Генеральном штабе Красной армии?

Фон Гетц промолчал. Ему нечего было ответить. Его покоряло умение Валленштейна, задавая простые и очевидные вопросы, наводить собеседника на неожиданные ответы и парадоксальные выводы.

– Ну, хорошо, – продолжил Валленштейн. – Какими средствами, помимо «духа нации», вермахт сможет обеспечить себе устойчивое преимущество над русскими в предстоящей кампании?

– Мы превосходим русских в военной технике.

– Не факт, дорогой Конрад, далеко не факт.

– Как?! Наши танки…

– Да, лучшие в мире, – договорил за него Валленштейн. – Не так ли? Только немецкие «Панцер-Ш» не могут сколько-нибудь серьезно противостоять Т-34 русских, а «Панцеров-IV» у вас явно недостаточно, хотя и эта машина тоже проигрывает Т-34 по тактико-техническим характеристикам.

– Я, конечно, не танкист, но готов поспорить, что наши танки не только ни в чем не уступают русским, но и превосходят их по огневой мощи.

– Да не горячитесь вы так, – успокоил фон Гетца Валленштейн. – Я ни в чем не собираюсь вас разубеждать и уж тем более не требую от вас никаких доказательств вашей правоты. Превосходят так превосходят, – согласился он с собеседником. – Я охотно принимаю ваши слова на веру. Но еще полгода назад в одной финской газете мне попалась статья, в которой рассказывалось, как в самом начале немецкого вторжения в Россию один русский танк «KB», вкопанный в землю возле шоссе по самую башню, целые сутки сдерживал продвижение вашей группы армий «Север». Когда кончились снаряды, экипаж покинул танк и взорвал его. После боя на броне этого танка насчитали около двухсот прямых попаданий, по-видимому, не причинивших ему никакого вреда.

Валленштейн сделал паузу.

– Или финны все это выдумали с целью пропаганды военной мощи Советов? – посмотрел он на Конрада. – А ведь войск группы армий «Север» хватило на то, чтобы блокировать Ленинград и противостоять трем фронтам русских, – заключил он.

– Неужели и наша авиация никуда не годна? – с обидой спросил фон Гетц.

– Нет, отчего же? – переспросил Валленштейн. – Вы сами летчик. Если судить по наградам – летчик неплохой. Вы лучше меня можете сопоставить немецкие и русские самолеты и сделать вывод.

– Наш «мессершмитт» превосходит русские ЛАГГи и МиГи по всем характеристикам.

– Однако вы сами рассказывали, что были сбиты именно пилотом фанерного ЛАГГа. Извините меня, – моментально вставил Валленштейн, увидав, что фон Гетц досадливо поморщился от этого неприятного упоминания. – Я не хотел вас обидеть.

– Нет, ничего. Я признаю, дорогой Рауль, что ваши знания значительно превосходят мои, но в данном вопросе я играю на своем поле. Во-первых, ЛАГГ действительно фанерный, он прошивается одной очередью насквозь. Но на нем стоит весьма приличный мотор. Благодаря мощному мотору и своей легкости этот самолет показывает хорошие летные характеристики, однако обладает чрезвычайно низкой живучестью. Не хочу хвастать, но в паре с моим ведомым я не раздумывая принимал бой с четверкой ЛАГГов. Во-вторых, у меня это был уже шестой вылет за день, и вы должны понимать, что я просто устал. Рассеянное внимание, замедленная реакция и все такое… В-третьих, судя по почерку, в том ЛАГГе сидел хороший опытный пилот, налетавший не менее тысячи часов. А в-четвертых, и я могу это подтвердить где угодно, немецкие самолеты на голову выше советских.

– Вам виднее, – не стал спорить Валленштейн. – Ваше господство в воздухе на всех фронтах – на Востоке и на Западе – очевидно. Но, господин оберст-лейтенант, согласитесь со мной вот в чем. Для того чтобы сохранять господство в воздухе и впредь, самолетный парк необходимо пополнять новыми машинами. Как бы ни были плохи самолеты противника, они все равно будут сбивать ваши «мессершмитты», пусть даже в пропорции один к двадцати. На место сбитых самолетов с заводов должны поступать новые. Для производства самолетов нужен в первую очередь алюминий. А его в Германии нет. Нет в Германии своего никеля, марганца, магния. Германия импортирует руду из Швеции и Норвегии. Что вы будете делать, если английские крейсеры перекроют этот канал поставок? А русские сумели организовать на Урале выпуск боеприпасов и боевой техники и быстро наращивают производство. Они не связаны дефицитом полезных ископаемых, у них неисчерпаемые людские ресурсы. Кроме того, по ленд-лизу Америка и Англия поставляют им все необходимое для продолжения войны, от танков до тушенки.

Фон Гетц задумался. Он был военным и никогда ранее не задавался экономическими вопросами. Его делом до сих пор было летать и сбивать самолеты противника. Он летал и сбивал и своих подчиненных учил летать и сбивать. Никто его к ответам на такие вопросы не готовил. Возможно, именно поэтому ему и было интересно общаться с Валленштейном, несмотря на то что тот был еврей-полукровка. Валленштейн заставлял фон Гетца гораздо шире смотреть на то, что происходило в мире, и фон Гетц, может быть впервые в жизни, вынужден был признать, что из читального зала библиотеки обзор куда шире и дальше, чем из кабины самого современного истребителя.

В тот день Валленштейн, сам того не желая и не догадываясь об этом, посеял в душе немецкого оберст-лейтенанта люфтваффе первые семена сомнения в правильности курса, по которому двигалась его страна. В тот день Конрад фон Гетц впервые задумался, а не летит ли его страна, его старая добрая Германия в пропасть.

И испугался этой мысли.

Этим же вечером в Берлин ушли две шифровки.

в настоящий момент вышел на контакт с сотрудником Международного Красного Креста Валленштейном. Он может интересовать нас не только как представитель известного банкирского дома, но и как журналист, имеющий давние налаженные связи с рядом стран Запада. В настоящий момент не могу достоверно утверждать о наличии у него связей в России, но по ряду косвенных признаков такая возможность не исключается. Кроме того, Валленштейн служит для меня источником самой разнообразной информации, которая помогает мне в реализации полученного от Вас задания. Прошу дать санкцию на поддержание и дальнейшее развитие контакта с Валленштейном.