Усталость взяла свое: откинувшись на спинку кресла и уронив голову на плечо, Володя задремал. Журнал, растопырившись, выскользнул из его рук на ковер.
Миль-са приоткрыла дверь, заглянула в комнату.
- Спит, - сообщила она шепотом.
- Спит, - подобострастно согласился стоящий за ней А-Линь-доду и зачем-то коротко потер руки.
- Что будем с ним делать?
- Очень своевременный вопрос, - с энтузиазмом закивал А-Линь. - И очень важный. Что называется, в самую точку!
Миль-са со снайперским прицелом вонзила взгляд в бегающие глазки мужа.
- Я тебя спрашиваю, делать с ним что?
А-Линь-доду радостно закивал и тоненько хихикнул.
- Конечно! Конечно! Делать что-то надо. Ведь если ничего не делать, то ничего и не сделается.
Миль-са подбоченилась и, казалось, стала выше ростом. Глаза ее метнули молнию. Пола халата, всколыхнувшаяся от резкого движения, почудилось, взметнулась от порыва грозового ветра.
- Я тебя спрашиваю! Говори, ничтожество! Конкретно говори!!!
- И тут ты права! - отчаянно труся, подхватил А-Линь. - Везде и во всем нужна конкретность и личная ответственность каждого за порученное дело. Поистине, ты мудрейшая из женщин!
- Ты... - процедила она с презрением. - Пошел... куда собрался!
- Спасибо, милая, - с неизменной улыбкой поблагодарил А-Линь-доду, подтягивая узел галстука. - Иду немедленно. Спасибо, что ты беспокоишься обо мне, чтобы я не опоздал на службу.
Помахивая папкой с документами, он вышел.
- Недоедок, - прошипела ему в спину Миль-са и принялась просчитывать варианты. Нужно было срочно решить, что же делать с землянином.
Выбирать, по сути, можно было только из двух вариантов: заниматься укрывательством преступника или выдать его властям. Проблема выбора обострялась тем, что о землянине знал А-Линь. Миль-са после Ужасного Случая перестала доверять мужу. Как можно доверять человеку, который докатился до того, что его решили съесть!
Пустой и ничего не стоящий человек А-Линь. Она это поняла много лет назад. И отчаянно сражалась за его жизнь не ради него самого. Пусть не мнит, что все вершилось ею для спасения "драгоценной" жизни какого-то ничтожества, именуемого "А-Линь-доду"! О Логос! Она так поступала из-за очень высокой личной сознательности. Она, Миль-са, - ЧЕЛОВЕК! И пусть об этом знают все!
Теперь по милости А-Линя явился сюда незваный гость и принес беду. О негодяй! Лучше бы его все-таки съели!
В том, что виновник появления землянина А-Линь, она не сомневалась.
Уже давно Миль-са привыкла считать виновником всех мелких, а в особенности крупных неприятностей - мужа. В начале супружеской жизни она почему-то решила, что у кого-кого, а у нее самой жизненная дорога должна быть идеально гладкой. Рано или поздно все возможные блага должны быть у нее.
Она не задавалась вопросом, почему именно у нее. Ни особых дарований, ни высоких моральных качеств, ни исключительных внешних данных у Миль-сы не было. И если бы вопрос "почему?" по простоте душевной кем-нибудь был задан, Миль-са, дивясь тупости вопрошающего, только пожала бы плечами. Ответ был до чрезвычайности прост: особые претензии на особые привилегии она выдвигала на одном-единственном, но чрезвычайно существенном основании: она - это Она. И все! Мир делился на нее, Миль-су, и все прочее. Это прочее существовало для того, чтобы обеспечить ее.
И вот замужество. С самого начала Миль-са рассматривала мужа как полуодушевленное орудие, которое сама жизнь предоставляет в ее распоряжение. А-Линь-доду не справился с возложенными на него почетными обязанностями, не оправдал высокое доверие. Денежные и прочие трудности начались с первых дней супружеской жизни. И, естественно, виновником был А-Линь-доду - говорящее и не очень совершенное орудие создания жизненных благ.
Затем беременность с мучительным токсикозом. И в этом, без сомнения, была вина А-Линя. Корчась от боли в патологических родах, она проклинала А-Линя-доду такими словами, что даже бывалые акушерки переглядывались и краснели. И еще горше становились ее муки от сознания, что А-Линь далеко, что он не испытывает и малейшей толики ее страданий. Она в ярости рвала зубами желтоватую от стерилизаций пеленку и кровянила ее израненными деснами.
Родился мальчик, и это неприятно поразило Миль-су. Даже в этом А-Линь обошел ее. Так хотелось девочку!
Нет, она не забросила ребенка. Миль-са должна была доказать всем, что и как мать она не имеет равных. Не ее вина, что мальчишка, едва успев подрасти, стал отличаться особой дерзостью и непомерным эгоизмом. Достигнув совершеннолетия, он почти не появлялся дома. Хорошо, что теперь он служит в Антупии. Армия выбьет дурь из его головы!
Извилистая и нелегкая жизненная дорога привела в конце концов Миль-су к мысли, что в мире что-то устроено не так. Жизнь, вместо того, чтобы преподносить ей приятные сюрпризы, подстраивала гнусные ловушки; вместо того, чтобы создавать блага, доставляла неприятности. Что-то не срабатывало в жизненном механизме. Но даже намека на мысль, что причиной неудач является она самое, у нее не появлялось.
Самой неисправной деталью разболтанного жизненного механизма был ее муж А-Линь-доду. Появление в их доме пришельца с Земли, без сомнения, связано с этой ненадежной до подлости деталью. Вывод напрашивался сам собой: если во всем виноват А-Линь, то и ответить за все должен он и только он.
А-Линь-доду ушел в институт. Как только за ним закрылась дверь, Миль-са снова подошла к двери гостиной. Очень медленно и очень осторожно приоткрыла ее.
Незваный гость продолжал крепко спать; размашисто вздымалась широченная грудь, огромная до невероятности рука опустилась до пола.
Миль-са прикрыла дверь, взяла телефон и прошла на кухню, волоча за собой шнур. Потом вернулась в комнату, взяла с телефонной полочки справочник и нашла номер службы безопасности. Плотно заперев за собой дверь, она спокойно набрала нужный номер, назвала свою фамилию, адрес и сказала:
- Я думаю, что вы заинтересованы в поимке некоего землянина. Сейчас он у меня. Спит. Заранее предупреждаю, что я его не впускала. Это сделал мой муж А-Линь-доду. Он уже был однажды замешан в неприятную историю. Что? Повторить адрес? Пожалуйста.
А-Линь-доду торопливо шел к телефону. Шаг его не был широк и упруг, как раньше. А-Линь-доду семенил и избегал смотреть встречным в глаза. Он всем уступал дорогу. Он жалко улыбался. - А-Линь-доду чувствовал на лице эту навязчивую мимическую судорогу и ненавидел себя за нее, зная, что иначе вести себя - выше его сил.
Он как бы разделился на две части. Одна часть - обаятельный приспособленец и немного фрондер. После Ужасного Случая эта часть была оглушена и вытеснена на периферию сознания. Теперь руководящее место в мозгу занял Некто, о присутствии которого он только догадывался. Этот Некто, примитивный, как динозавр, направлял всю деятельность подвластного ему организма на простое выживание и пытался избежать любого конфликта. Едва прежний А-Линь-доду хотел протестовать, как Некто тут же вызывал из памяти жуткие картины овощного подвала, и бунт подавлялся немедленно.
Впрочем, Некто из-за своей примитивности порой попадал впросак. Вот простейший пример. Миль-са во время обеда чавкала. У издерганного прежнего А-Линя это вызывало сильнейший приступ ненависти, от которого темнело в глазах и тепло пульсировало в мозгу. Новый А-Линь властно брал инициативу в свои руки, и руководитель сектора начинал хихикать тихим идиотским смехом. Миль-са изумлялась, переставала жевать и с неприятностью в голосе вопрошала:
- Снова защелочка сорвалась, дурашек мой?
А-Линь охотно соглашался:
- Что поделаешь, радость моя? После того случая что-то нервное со мной периодически случается. Из-за психастении, наверное. Да ты не принимай близко к сердцу, к своему добрейшему золотому сердцу.
У А-Линя появилась привычка просыпаться по нескольку раз за ночь. Проснувшись, он некоторое время лежал в темноте, безуспешно пытаясь заснуть. Устав от борьбы с собой, А-Линь тихонько вставал с супружеского ложа, включал ночник и долго вглядывался в расплывшееся лицо жены с особым выражением.