Мальчик кивнул, и они свернули в боковую аллею. Махунечка старался оттеснить гостя вправо. Там росли прямо у дорожки заросли злющей крапивы, а юный гость был в шортах. Когда они дошли до самых густых зарослей, Махунечка, выбрав удобный момент, сильно толкнул мальчика, и тот угодил прямо в середину куста.

Эффект оказался великолепным. Нежное личико Махунечки зарделось от радости. Вопли пострадавшего всполошили весь дом. Толстяк, казавшийся таким неповоротливым, резво выскочил из крапивы и помчался к дому с неожиданной скоростью.

Махунечку тогда не наказали. Трудно было не поверить, что все произошло случайно, глядя в эти прекрасные глаза с застывшими бриллиантами слез на них. Поверил даже потерпевший.

И детей снова отправили гулять, посоветовав на этот раз быть осторожнее.

На сей раз они пошли по центральной аллее, по любимому Махуней маршруту. На развилке двух дорожек стояла ветхая островерхая беседка, оплетенная диким виноградом. Дети друг за дружкой вошли в нее и невольно приумолкли. Внутри было темно, и только через щели между посеревшими от старости досками прорывались полосы света. Пахло зеленью и гнилым деревом. Пол под ногами скрипел и мягко прогибался.

- Вот здесь, - начал Махуня, желая показать, где он прячет удочки. Но, заметив испуг малолетнего гостя, бледно улыбнулся и изменив свое намерение, таинственно зашептал: - Вот здесь вчера я видел во-о-от такую змеюку, - показал, какая была змея, и мальчик застыл от ужаса. - Это тебе не крапива! Она побольнее жалит! - И закончил намеренно беззаботно: - Да ты не бойся! Они тут на ночь собираются. А днем одна-две спят - не больше.

У гостя вырвались сдавленные рыдания. Громко плакать он боялся, чтобы не услышали змеи.

Махунечка вовремя опомнился, сообразив, что пугливый дурачок снова побежит жаловаться. А на этот раз могут поверить гостю.

- Не бойся, дурашка! Сегодня, кажется, их тут нет. Ушли подышать свежим воздухом. На вот удочки. Пойдем рыбу ловить на пруд.

Мальчик покорно тащил связку удочек и всхлипывал. Махунечка шел, засунув руки в карманы, насвистывая и довольно посмеиваясь. Досада оттого, что ему навязали этого толстяка, испарилась. Теперь он понял, что появилась возможность поразвлечься. И это новое развлечение могло превзойти все прежние развлечения.

Они подошли к пруду, взобрались на корни и забросили удочки в таинственные глубины. И снова вода связала время, уничтожила все движение окрест. Существовало только темное стекло пруда. Сердце стучало все медленнее, все тише. Хотелось слиться с тишиной и неподвижностью.

Но досадное и глупое событие разорвало волшебные путы. Неуклюжий дурачок первым поймал рыбку. У нее была широкая черная спинка и бока, блестящие темным золотом. Со стороны гостя это явная подлость. На _его_ удочку, на _его_ наживку, в _его_ пруду - и поймать первым. И такую невиданную рыбу! Сказочную! Небывалую!

Значит, именно такую рыбу никогда не поймать ему, владельцу этого пруда и этой рыбы. Ну, погоди!

Но и на сей раз, вспомнив кудахтанье родственников, Махуня сдержался. Он только покосился на рыбу и процедил с максимально возможным презрением:

- Подумаешь! Такую мелочь я всегда выбрасываю! - и с ненавистью уставился в свой замерший поплавок.

Через несколько минут снова свершилась непостижимая, подлейшая несправедливость. Толстяк поймал рыбку еще лучше первой. Он суетился, отвратительно радуясь удаче, и никак не мог вынуть крючок из толстой рыбьей губы. Рыба была покрыта скользкой, остро пахнущей слизью. Она билась в руках так отчаянно, будто понимала: сейчас или никогда! Пальцы маленькой детской ручки не смыкались на толстой рыбьей спине, но мальчик все же сумел вынуть крючок и, чуть ослабив хватку, собрался бросить улов в ведро. Но рыба изогнулась дугой, дернулась и, сверкнув темным золотом чешуи, тяжело плюхнулась в воду. Пошли волны, заколыхались кувшинки.

Махунечка злорадно захохотал. Он бросил свою удочку на берег, соскользнул с корня и тихонько подобрался к причитающему толстяку. Когда противный мальчишка нагнулся за удочкой, Махуня изо всех сил дал ему пинка чуть ниже спины.

Мальчик испуганно вскрикнул и упал в воду вниз головой. Махунечка взвизгнул от радости и запрыгал по берегу на одной ножке.

- Выплывет - не выплывет! Выплывет - не выплывет! - немузыкально распевал он и продолжал прыгать, показывая язык расплывающемуся по воде коричневато-зеленоватому пятну потревоженного ила.

Мальчик выплыл. "Бездонное" озеро Махунечки оказалось довольно мелким и илистым.

- Ах ты, мерзкий мальчишка! Отвратительный ребенок! - услыхал вдруг Махунечка рассерженный женский крик и не сразу понял, что это относится к нему. Никто никогда еще не называл его так.

Он повернулся и увидел, что, подобрав белоснежное платье, к ним спешит молодая воспитательница юного гостя. Она подбежала к Махунечке и непедагогически ухватила его за ухо.

- Безобразный ребенок! Хулиган! - приговаривала она и все сильнее закручивала ухо.

Махунечка смотрел на молодую воспитательницу, на ее красивое лицо, на высокую грудь, часто вздымающуюся от бега. И вдруг боль в ухе показалась ему сладкой-сладкой, приятной-приятной. Лучше всего, что ощущал до этого времени.

Воспитательница увидела странную недетскую улыбку на губах Махунечки и, оторопев, отступила.

- Маленькое чудовище, - растерянно проговорила она и, ухватив за руку незадачливого воспитанника, потянула его к дому.

Толстяк оборачивался и грозил кулаком. Но Махунечка не обращал ни малейшего внимания на пустые угрозы.

Он не спеша собирал разбросанные по берегу удочки и пытался воссоздать в своей памяти впервые пришедшее к нему остро-сладостное чувство.

Шли годы. Махунечка взрослел, набирался ума-разума. В отрочестве он совсем забросил рыбную ловлю. Теперь больше внимания уделял охоте.

Он научился мастерски делать луки и без промаха стрелять. Мог часами сидеть в засаде, поджидая одичавших котов. И когда те, одурев от брачного пыла и совсем утратив бдительность, появлялись на поляне, Махуня ласково улыбался и, закусив губу до крови, стрелял. Важно, чтобы рана оказалась не смертельной. Пораженный стрелой кот высоко подпрыгивал и начинал быстро-быстро вращаться, будто хотел поймать собственный хвост. Махуня смеялся до слез. Особенно забавны были вопли, которые издавал раненный кот.

Но Махуня не давал себе расслабиться. Он стремительно выскакивал из засады, спешил к животному и набрасывал на него куртку. Порой кот успевал поцарапать Махуню. Раны ныли так приятно...

Теперь предстояло самое интересное - решить: то ли повесить кота, то ли закопать живьем. Или придумать еще что-нибудь смешное в таком же духе... В эти минуты Махуня чувствовал себя самим Логосом, вершителем судеб.

С возрастом Махуня уразумел еще кое-что. А именно: людей мучить интереснее, чем животных. Возможность мучить физически, к сожалению, выпадала крайне редко. Но оказалось, что можно истязать человека и словесно.

Вот, например, когда Махуня учился на последнем курсе школы Духовных Постулатов, он крепко-накрепко подружился с тихоней и хлюпиком Семегой. Махуня поддакивал многоумным рассуждениям Семеги, доставал ему интересные книги и подкармливал беднягу завтраками, которыми его усердно снабжали домашние. Семега-дурачок не сомневался, что лучше и надежнее друга, чем Махуня, у него нет. И познакомил, глупышка, со своей девушкой. Худовата, ключицы торчат и грудь едва просматривается. На женский минимум не тянет.

Махуня на правах друга Семеги встречал ее из библиотеки, провожал домой, цветы дарил. И делал комплименты. Массу комплиментов. Прямо удивительно, как люди, считающие себя интеллектуалами, доверчиво принимают самые лживые и грубые комплименты!

В один из вечеров он взял ее за руку. Рука слабо вздрогнула, но осталась в его руке. И Махуня понял, что дело выиграно. Еще через несколько вечеров он ее поцеловал. А еще через неделю добился от нее всего, чего хотел.