Когда они оторвались друг от друга, Сандро спросил чуть ли не со злобой:

— Зачем ты это сделала?

— Так, — ответила она, глядя на него с улыбкой. — Мне вдруг страшно захотелось.

Сандро ничего не ответил и снова сел на весла. Теперь ему было очень радостно и очень страшно. Радостно от надежды, что опять восстановится та связь, утрату которой он так оплакивал; страшно потому, что он боялся сделать какой-нибудь ложный шаг, допустить какую-нибудь оплошность, которая могла бы окончательно убить возрождающуюся любовь. Это, подумал он, словно охота на какое-то хрупкое, пугливое, неуловимое существо — ящерицу, бабочку или птицу: малейший шорох может спугнуть долго выслеживаемую добычу. Ему нельзя, подумал он, ошибиться, он должен быть очень и очень осторожен. Думая об этом, Сандро продолжал грести.

Тем временем они обогнули мыс. Снова показались кабинки, сгрудившиеся среди камней на берегу бухты. Пляж кишел людьми. В воде было много купающихся. Некоторые собирались группами, другие плавали поодиночке. На волнах болталась чья-то байдарка.

— Так ты действительно хочешь уехать сегодня? — спросил Сандро.

— Посмотрим… Как буду чувствовать себя после обеда.

Сандро опять стал грести, а женщина снова глядела на горизонт. Сандро хотелось бы не смотреть на нее, но его глаза невольно обращались к корме, на которой она сидела. Скрестив свои худые мускулистые ноги, женщина задумчиво курила. Неожиданно, словно продолжая какую-то из своих мыслей, она сказала:

— Мне не нравится комната, которую ты для меня подыскал… В ней нет водопровода.

— Я полагал, что ты останешься только на день, — радостно сказал Сандро, — но если ты поживешь подольше, можно переехать в гостиницу… Гостиниц тут много.

— А есть здесь места для прогулок?

Она любила гулять. Больше всего она любила гулять и плавать.

— Сколько угодно.

Теперь они плыли среди купающихся, которые галдели и бултыхались на мелководье. Сандро причалил к берегу. Подбежал лодочник и помог им выйти. Было уже поздно. Многие вылезали из воды, которую, казалось, слишком разогрели палящие лучи солнца; другие, уже одевшись, медленно поднимались по ступенькам лестницы, ведущей от купальни к шоссе. Сандро оделся первым; затем в кабинку вошла его возлюбленная. Она пробыла там недолго и вышла, держа в одной руке сумку, а в другой — купальный костюм.

— Почему бы тебе не оставить его здесь? — спросил Сандро, указывая на купальник. — Лодочник за ним присмотрит.

— А если я уеду?

— Делай как знаешь, — сказал Сандро и, повернувшись к ней спиной, стал подниматься по лестнице.

Вот так и надо, подумал он, не следует ни злить ее, ни слишком обращать на нее внимание. Однако, когда они сели в извозчичью коляску, которая тихо повезла их вверх по шоссе, он был уже почти уверен, что она останется и что они опять будут любить друг друга. Коляска медленно поднималась в гору среди густых садов, протягивающих ветви над их головами; женщина разговаривала с извозчиком, расспрашивая его о виллах, видневшихся за деревьями, а тот, полуобернувшись, отвечал ей на диалекте; было очень жарко; от ее натянутости и скверного настроения не осталось и следа. На ней было ярко-синее платье, красиво оттенявшее ее загорелые руки.

Сандро вдруг спросил себя, можно ли взять ее под руку. Он помнил, что прежде, когда они бывали вместе, всякий раз, как только он брал ее за локоть, она крепко прижимала его руку к своему телу и смотрела на него молча, долго, и глаза ее светились любовью.

Извозчик замолчал; они миновали подъем, он снял с колес тормоз и пустил лошадь рысью.

— Я рад, что ты приехала, — сказал Сандро, беря женщину под руку.

Она промолчала, только поправила свободной рукой темные очки и нахмурилась.

— Елена… — прошептал Сандро.

— Ты все такой же, — заметила она беззлобно, как бы просто констатируя факт.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не время сейчас, да и не место пускаться в нежности.

Коляска, запряженная белой лошадью, более молодой и сильной, чем та, на которой они ехали, поравнялась с ними и обогнала их. В коляске сидели мужчина и дама. Они держались за руки. Дама положила голову на плечо своего спутника.

— А вот для них, — сказал Сандро, указывая на обогнавшую их коляску, и время и место.

Женщина пожала плечами и ничего не ответила. Коляска стремительно въехала в город и загрохотала по выщербленным плитам мостовой. Прохожие шарахались в стороны. Извозчик подстегивал лошадь, и щелканье кнута глухо отдавалось от стен домов.

На площади они сошли. Сандро расплатился с извозчиком, а женщина тут же направилась к кассе фуникулера. Оказалось, что катер отходит довольно скоро.

— Думаю, мне придется переночевать, — сказала она, выходя вместе с Сандро на площадь.

— Хочешь пойти в гостиницу? — зло спросил Сандро.

— Не валяй дурака.

По маленькой лестнице они поднялись в крытый портик, который, подобно коридору, огибал город за домами, выходящими на море. Портик был совсем белый, с белыми сводами, белыми покосившимися стенами, белыми пилястрами. Он напоминал галерею, прорытую в огромной глыбе соли или мрамора. Сквозь многочисленные аркады ярко светило солнце и было видно лазурное сверкающее море вплоть до подернутой дымкой линии горизонта.

— Я знаю один ресторан с террасой, выходящей на море, — сказал Сандро.

— Все равно какой, лишь бы поесть. Я умираю от голода.

На террасе ресторана, увитой виноградом с еще незрелыми гроздьями, почти никого не было. Только в углу сидела пожилая пара; это были иностранцы.

— У них здесь превосходное вино, — сказал Сандро, с удовольствием усаживаясь за столик. Он знал, что она любит выпить и, опьянев, становится веселой и приветливой.

— Тут тоже очень мило, — заметила она, глядя на море сквозь вазы с цветами, стоящие на парапете террасы.

— Я же говорил тебе… Приедешь сюда — и уезжать не захочется. — Теперь он решил выглядеть беспечным и непринужденным. — Схожу взглянуть, что у них на кухне, — добавил он и, не дожидаясь ответа, встал из-за столика.

Из кухни на террасу выходило окно. Он заглянул в него. Маленькая, толстая хозяйка возилась у плиты. Ей помогали две девочки и паренек. Плита была заставлена кастрюлями, сотейниками и сковородками. На мраморном столе в беспорядке валялись фрукты, овощи и рыба всевозможных размеров.

— Что вы можете предложить?

— Есть осьминоги, — певуче ответила хозяйка, не оборачиваясь, картофельная запеканка, баклажаны, перец, котлеты. Хорошие котлеты. Приподняв крышку со сковородки, она показала ему котлеты.

— Дайте мне две порции баклажанов, — сказал Сандро. Он хотел сделать женщине сюрприз, сам подав кушанье. Хозяйка сняла крышку с сотейника и, зачерпнув в нем раз-другой поварешкой, доверху наполнила две тарелки. Сандро взял тарелки через окошечко, попросил две булки и, засунув их под мышку, вернулся к столику,

— Что это?

— Баклажаны… Их тут хорошо готовят.

Наступило молчание.

"Сейчас она скажет, что не любит баклажаны", — подумал Сандро. Он почувствовал себя глупо. То, что он отправился на кухню и сам подал тарелки, показалось ему теперь совсем неуместным. Но, брезгливо поддев кончиком вилки кружок баклажана, женщина, к его удивлению, сказала:

— Вкусно! — и с аппетитом принялась есть.

Подошла одна из девочек и поставила на стол бутылку с вином. На пузатой бутылке из темного шершавого стекла, которое должно было, по-видимому, имитировать цвет только что снятого со льда и запотевшего сосуда, была наклеена лимонадная этикетка. Сандро налил вино в бокалы и выпил. Вино оказалось молодым и легким. Пить его в такую жару было приятно.

— Правда, неплохое вино? — спросил он у нее, ставя бокал на стол.

— Превосходное, — ответила она.

После баклажанов они съели осьминога, а потом салат из помидоров. Сандро надеялся напоить женщину, но вместо этого пил сам. Опьянение прогнало робость и страх потерять возлюбленную. Он вообразил, что она ему почти совсем безразлична, и в то же время он понимал, что никогда еще не был привязан к ней так сильно и что никогда еще ему не нужна была в такой степени ее любовь.