В тот же вечер случилось вот что: тетю Веру пригласил в кино наш усатый сосед с третьего этажа — Иван Иваныч.

Тетя Вера надела самое прекрасное свое платье — голубое-преголубое, и я услышал, как она прошептала:

— Есть еще добрые молодцы на свете, — и повязала на голову голубую ленту. — Вот теперь, — сказала тетя Вера, — я голубая и красивая, — и повернулась к нам: — А вы не балуйтесь! Я мигом вернусь: одна нога там, а другая здесь.

Как только за тетей Верой захлопнулась дверь, бабушка тоже начала собираться. Взяла бидон и сказала:

— Ты, победна головушка, посиди тихо, а я схожу за молоком.

Я сразу согласился:

— Ладно, бабушка, иди. Я с Алошкой поиграю.

— Если кто постучит, никому не отворяй, — сказала бабушка, — только мне.

— Ладно, бабушка. Мы с Алошкой никого не пустим. Ты, как придешь, станешь под дверью и запоешь: «Отопритеся, отворитеся. Ваша бабушка пришла, молочка вам принесла».

— Верно, верно, — сказала бабушка. — Никого чужих не пускайте. Играйте тихонечко.

Когда бабушка ушла, я скорее побежал к столу, где телефон. А там опять стоял домик. В домике горел зеленый огонек. Из окошечка прямо на меня смотрел Алошка. Глаза у него круглые. А реснички черненькие. И он зачопал этими ресничками: хлоп-чоп, хлоп-чоп! Я пододвинулся совсем близко и совсем тихонечко позвал:

— Ало-шка. Ало…

— Алло, — ответил он.

— Алошенька, выходи!

И он вышел. Вылез через окошко и колокольчик с собой взял. И совсем он был не зелененький, а просто обыкновенный мальчик, — только маленький. На нем были коротенькие штанишки, и рубашка в клеточку, и носочки, и ботиночки. На ботинках — галошки, а на голове — кепочка.

— Зачем ты надел галошки? — спросил я.

Чи-чок, чи-чик, чи-маль, чи-чик!

На ногах — галошки!

«Глупый, — подумал я. — А все-таки хорошо, что ты у меня есть! Ведь ты маленький, а я большой. И я буду тебя любить. И я буду с тобой играть. И я буду тебя угощать».

Я сделал на диване из подушек огромную гору. И я собрал на гору свое храброе войско — всех солдатиков. И конницу и пушки. И я сказал:

— Эй ты, храброе мое войско! Хватит тебе под столом валяться-лежебочиться, а слушай лучше Последние известия.

И я даже стал говорить тише, чтоб тетя Вера в своих волшебньк очках из кино не услышала.

— Видите, солдатики, как стало темно. А когда наступит ночь, выйдут из темного леса волк Левой и медведь Михаиле… И пойдут по лестнице к нашей двери: скрип-скрип… Приоткроют дверь и спросят у тети Веры хриплым голосом: «Это кто у вас сегодня разбил чашку? А как он спит — на бочку или на спинке? А мама как спит? А бабушка?» И тетя Вера как захочет, так и ответит. Ну? Что будем делать? — спросил я. — Как будем жить-быть?

Не ответило ничего мое храброе войско: пушки стояли тихо и кони стояли тихо, а на конях тихо сидели солдатики. И вдруг у самого моего уха тоненький голосок пропищал:

— Чи-чок, чи-чик, чи-маль, чи-чик, а я знаю, что делать.

Алошка! Это он забрался ко мне на плечо и расселся там, точно в креслице.

— Говори скорее, что ты придумал?!

— А вот это видел? — крикнул Алошка. И он сунул мне под самый нос свой серебряный колокольчик.

— Ну и что?

— А вот что… Этой ночью я не лягу в кровать, а буду бегать по городу и звонить в серебряный колокольчик. И никому не дам спать.

— Ну и что?..

— Все будут гулять, как днем, — сказал Алошка. — НЕ БУДЕТ НОЧИ.

— И тогда НЕ ПРИДУТ сюда ВОЛК ЛЕВОН И МЕДВЕДЬ МИХАЙЛО? — спросил я.

— Конечно, не придут, — сказал Алошка. — Как же они придут, если не будет ночи?

— Ура! — крикнул я. — Да здравствует Алошка!

И все мое войско закричало «урах». И разом запалили пушки и пулеметы. И с дивана сами собой поднялись подушки и стали летать по комнате. И начался тут пир горой! И мы хватали из вазы конфеты. И пили сок от варенья прямо из банки.

Потом Алошка спрыгнул с моего плеча на стол — динь! Со стола на пол — динь! И быстро-быстро побежал по коридору — динь-динь-динь!

Добежал до входной двери. Уцепился за щель почтового ящика. И выскочил наружу…

Он бежал по улице, запрокинув голову. Черные волосики его растрепались. Он смеялся и топал в своих галошках прямо по лужам, по лужам! И громко звенел серебряный колокольчик: динь-динь-динь-динь-диньдинь!

Только убежал Алошка, как загудела земля, распахнулась дверь и вбежала тетя Вера. Вбежала и остолбенела.

— Что случилось? Почему в коридоре валяются подушки? — спросила тетя Вера.

Потом она вошла в комнату и закричала:

— Ты что здесь натворил, безобразный мальчишка?! Почему стулья перевернуты? Почему ваза на полу валяется?!

— Она же не разбилась, — сказал я.

— Не разбилась? А что вообще здесь происходит, в нашей несчастной квартире? Я тебя спрашиваю: что?

— У нас тут был пир горой.

— Что? Пир? Он тут пирует, а я в кино не могу спокойно сходить?! Боже мой! — вскричала тетя Вера.

И неизвестно, что бы она сделала, как вдруг в дверь постучали, и тихий голосок запел:

Тетя Вера бросилась в коридор. А я за ней.

— «Отопритеся, отворитеся…» — пела за дверью моя бабушка.

Тетя Вера распахнула дверь и закричала:

— Входи! Входи, козочка! Полюбуйся, что твой козленочек натворил.

Бабушка вошла с бидоном. А тетя Вера повязала голову полотенцем, надела слуховые очки, — и я понял, что нам с бабушкой теперь несдобровать.

— Вера Акимовна! А, Вера Акимовна! — услышали вдруг мы.

Тетя Вера подбежала к окошку:

— Это вы, Иван Иваныч?

— Я, — ответил наш усатый сосед. — Что это вы, Вера Акимовна, шумите?

— Да я тут с малышом играю, — засмеялась тетя Вера. А нам с бабушкой сказала: — Быстро уберите в комнате. И не шумите. И вообще идите спать. А я посижу у окошка: уж больно вечер хороший.

Бабушка помогла мне все убрать, а я прошептал тихонечко:

— Ты меня сегодня не баюкай, бабушка. Сегодня не будет ночи.

— Это что еще выдумал?! — закричала из своей комнаты тетя Вера — Немедленно в постель марш!

И вдруг топ-топ-топ… Это затопали под кроватью мои верные солдатики. А я им скомандовал:

— Марш! Марш! Топайте сильнее! Пусть тетя Вера думает, что я иду спать.

— Перестань! — крикнула тетя Вера, да так громко, что мои верные солдатики замертво повалились под кроватью А я тоже залез под кровать и там спрятался.

Бабушка понесла посуду в кухню, а тетя Вера в своей комнате стала зевать.

— О-о-ох… Э-э-эх! Набегалась я за день… То в кино, то домой. Натрудились мои ноженьки, мои разлапушки, сниму-ка я туфельки…

Тетя Вера грохнула туфли под кровать.

— О-хо-хо, — опять зевнула тетя Вера. — И ты, мой носик-востроносик, устал, намаялся, сниму-ка я с тебя очки.

Тетя Вера положила свои волшебные очки на стул.

— О-о-ох! — и сама легла в постель. — Хры-фрыбрум! Хры-фры… — и заснула…

Тихо-тихо стало в квартире. Вдруг динь-динь-диньдинь!

— Ах, чтоб вас! — крикнула тетя Вера да как вскочит с кровати. — Что за несчастная наша квартира: днем — дили-бом, и ночью — дили-бом… Ну, погоди!

Но я не стал ждать, а крикнул своим солдатикам:

— Бежим! Вперед за Алошкой, ура!

И мы побежали на улицу…

На улице ночи нет, горят фонари. Светло как днем. Народу полным-полно. Ребята бегают и кричат: