Эйра тяжело вздохнула.

       Тяжелым громом отозвался Заррэт.

       “Да, — подумала она. — Наплела сетей…”

***

       Аэйлар лежала на его груди. Нивен перебирал светлые волосы в пальцах.

       “Ну? — мысленно спросил у себя в третий, наверное, раз. — Отдохнул? Поднимайся. Пора”.

       Хотелось закрыть глаза и остаться здесь, с ней, до рассвета, а может и дольше. Отдать Совету бусы — и пускай что хотят, то с ними и делают. Хоть снова в них залезут, хоть в ритуальном костре сожгут. Плевать на бусы. Плевать на Совет.

       Огоньки вновь осторожно скользнули меж ветвей и взвились к потолку. Слабо, тихо пульсировали.

       Слишком слабо. Слишком тихо. Огоньки все еще умирали. Как он сам совсем недавно: он прекрасно помнил, как это — медленно умирать, понемногу терять дыхание.

       — Аэ... — осторожно позвал Нивен. — Не спишь?

       — Нет, — тихо отозвалась она.

       Она села, заглянула в глаза. Светлые волосы рассыпались по острым обнаженным плечам. Взгляд сиял — теперь казалось, это от него исходит свет, который отражают огоньки, не наоборот. Грудь легко вздымалась, и не было больше в дыхании ни напряжения, ни дрожи. Аэйлар снова чуть заметно улыбалась.

       — Ритуал… — заговорил Нивен, и напряжение тотчас вернулось в ее взгляд, в дыхание. — Его сложно провести?

       И поднялся на локтях. Аэ нахмурилась:

       — Зачем спрашиваешь?

       — Сложно? — повторил он.

       — Уйти в небытие — легко, — она говорила осторожно, медленно, словно подбирала слова. Тень улыбки уже исчезла, в голос вернулся холод. — Есть корень, из него делают отвар, который нужно выпить. Если его выпить — умрешь. Вернуться — вот проблема. Тут нужна сила Совета, древняя песнь, нужен Круг…

       — Этот корень, — перебил Нивен, — можно достать?

       Она отвела взгляд. Кажется, расстроилась.

       Ответ на вопрос “что сделал бы Йен” он нашел еще тогда, когда Аэ тащила его за руку сюда. Жаль, что не подумал тогда: что чувствовал бы Йен? Потому что Йен-то ничего не чувствует, ему проще.

       Ответ на вопрос "что сделал бы Йен" был простым: взять девушку, использовать девушку. Во всех возможных смыслах. Да, это было нехорошо. Но как раз это давало Аэйлар возможность понять: его ждать не обязательно. Его ждать не нужно. Ему стоит дать уйти.

       — Можно, — тихо ответила наконец Аэйлар. — Ты хочешь провести Ритуал? Без согласия Совета?

       — Совет может не согласиться, — напомнил Нивен, — ты сама говорила. Но я возьму бусы — и пойду. Если не пройду — бусы все равно останутся у вас. А если пройду... Высшие не смогут не попытаться вытащить меня. Хотя бы, чтобы наказать за такую наглость. Иные ведь не потерпят подобных выходок у себя в лесу?

       И ухмыльнулся. Старательно пытаясь повторить сейчас ухмылку Йена, холодный взгляд Йена. Того Йена, который все чаще прорывался наружу, которого уже не мог сдерживать в себе младший принц Даара. Или лучше сказать не Йена — Затхэ?

       Аэйлар не ответила. Долго глядела куда-то вдаль, сквозь мягкие ветви-стены шатра. Свет в изумрудных глазах потускнел. Но и напряжение куда-то пропало. Аэйлар наверняка тоже не хочет терпеть подобных выходок — других его выходок, безотносительно к Совету и Ритуалу. И злится на Нивена сейчас, наверное. Убить готова.

       “Ну вот, — подумал он, — убивай, всё теперь в твоих руках”.

       Главное — чтоб ножом не ткнула и не придушила. За корнем-то еще идти, небось, надо. А ей, может, хочется здесь и сейчас. И чтоб наверняка.

       Аэйлар вздохнула.

       — Ты глупый, — сказала наконец.

       — В этом моя сила! — с гордостью согласился он.

       Она все-таки глянула на него. И случилось неожиданное: тень улыбки вновь появилась. Глаза горели не так ярко, но что-то сияло глубоко на втором, третьем дне бездонного взгляда.

       — Нет, Нивен из Нат-Када, — тихо ответила она. — Не в этом.

       Поднялась и легко подхватила тунику, лежавшую на земле. Точеная, теперь совсем не призрачная, наоборот, неожиданно ощутимая, настоящая, в неровном свете мерцающих ночных огоньков.

       — А в чем? — заинтересовался он.

       Аэйлар полуобернулась. И улыбнулась. Улыбка тоже была настоящей.

       — В упрямстве, — ответила она. — В невероятном упрямстве. Ну? Чего ждешь? Одевайся!

       А пока он натягивал штаны, добавила:

       — Обмануть меня не выйдет. Я дышала с тобой. Я знаю тебя. Я буду ждать тебя.

***

       Тверг вышел к стене и замер, вскинув руку. Отряд остановился за его спиной.

       Стена была огромной — такие ставятся в городах, не в лесах. Высокая, длинная, каменная.

       Но, видимо, глупцы ее ставили — деревья-то рядом. Взобраться проще простого. С другой стороны, может стена не для того, чтобы никто не проник внутрь, а чтобы никто не вырвался наружу?

       Что за ней может быть? За огромной стеной посреди леса?

       Что ж, раз глупцы ставили, то может, и ворота открытыми оставляют? А если и закрывают — не беда, людские замки обычно очень простые.

       Тверг взмахнул рукой, командуя отряду следовать за ним. Двинулся вдоль стены.

       Тверг умел ходить тихо, все они умели.

       Так, чтоб ни одна ветка под ногой не хрустнула, чтоб ни одну ночную птицу не вспугнуть. Чтобы раньше времени не разбудить глупых людей.

       Потому что стена, зачем бы ее ни воздвигли, здесь стоит очень удобно. Хорошее место и уже обустроенное. Только зайти внутрь, убрать всех, кто там, и забрать себе. Потому не нужно раньше времени будить тех, за стеной.

       А деревья вокруг можно будет потом вырубить.

***

       Йен шевельнул пальцами над полом. Морозный воздух все так же плыл по комнате. Йен все так же не спал. Мышка заняла большую часть кровати, вытолкала его на самый край, и теперь улыбалась, зараза, во сне.

       “Ну? — спросил Йен у себя. — Почему не спим? Кого еще ждем?”

       И замер. Он и так не то, чтобы слишком двигался, но теперь замерли даже поглаживающие воздух пальцы. Что-то было не так.

       Йен осторожно потянул носом воздух. Сел на кровати. Принюхался еще раз.

       Толкнул Мышку в бок и под недовольное сонное: “Эй!” — прыгнул к окну.

       Осторожной приоткрыл ставни.

       Второе “Эй!” прозвучало угрожающе.

       Йен закрыл глаза. Поднял палец, приказывая ей помолчать. И в третий раз втянул в себя ночной воздух.

       Медленно развернулся к ней и понял, что улыбается. И что улыбка, возможно, больше напоминает оскал.

       — Что? — шепотом спросила Мышка. — Что там?

       — Мы ждем гномов, — ответил Йен, скорее на свой недавний вопрос, чем ей.

       И фыркнул, сдерживая смешок. Потянулся за одеждой, но Мышка перехватила руку. Осторожно спросила:

       — Что смешного?

       Йен поднял брови.

       — У тебя глаза… горят, — объяснила она. — Губы кривятся. Ты будто сдерживаешь смех.

       — Это не смех, милая, — он наклонился к ней, она потянулась было к его губам, но Йен привычно и коротко поцеловал в лоб.

       И снова едва не рассмеялся. Но не смех сейчас рвался наружу.

       Он очень давно и очень много держал в себе. Больше не будет: в темноте вдоль стены крадутся мелкие гады, которые явно не с добрыми намерениями пришли. Расправиться с ними будет верным решением.

       Так ведь? Нивен бы согласился?

       "В любом случае, — сказал себе Йен, — Нивена рядом нет. И не будет. А тебе давно пора начать принимать решения самому. Ты ведь уже принял".

       “В тебе столько злости, что не отдохнешь, — прозвучал в голове голос Мышки. — Она будет пожирать тебя изнутри”.

       Значит, ей нужно дать выход.

       — Мышка, — сказал он.

       — Меня не так зовут, — напряженно ответила она, затягивая пояс.

       — Оставайся здесь, — приказал Йен. — Все оставайтесь здесь.

       Улыбнулся, подмигнул, распахнул окно и прыгнул.