Гном шагнул вперед, жестом приказал остальным оставаться на месте.

       “Глупец, — равнодушно подумал Йен. — Ты лицо мое знаешь. Меня — не знаешь”.

        — Шаайенн, — не спросил — утвердительно сказал гном. — Значит… Правда?

       Йен остановился, наклонил голову набок. Потом понял: он все еще повторяет за Нивеном, теперь — этот жест. Или — за Ух’эром? За Лаэфом? Кто из создавших его первым начал так делать?

       — Каарэй не убил тебя… — со странной интонацией сказал гном. Впрочем, это же гном, у них все интонации странные.

       — Не-а, — ухмыльнулся Йен. — Не скажу, что не пытался, но, как видишь, это в принципе непросто.

       — И теперь ты… что? Спасаешь Даар?

       — Можно и так сказать, — Йен ухмыльнулся еще шире, еще злее и двинулся вперед.

       Гном попятился и выпалил:

       — Я — Говр!

       Будто это спасет его.

       — Молодец! — похвалил Йен, не остановившись.

       — Мы не знали, что ты жив!

       А это что? Попытка оправдаться?

       И совсем уже испуганно:

       — Мы можем договориться!

       — Не-а, — повторил Йен.

       Он все еще ухмылялся.

       Он так и не остановился.

       Договариваться нужно было раньше. И не с ним. Договариваться нужно было до того, как додумались переть на Даар. И вот это “значит, правда”… Они догадывались, что он может быть жив. И что, они думали, он будет делать, когда их войско попрет на Даар? Стоять в стороне? Прятаться в оборотневых пещерах? Бежать?

       Так?! Так он должен был сделать?!

       Хватит! Набегался!

       Наверное, от того, что он слишком устал, ярость Затхэ все-таки взяла верх.

       Йен провел легкий обманный удар.

       “Раньше!”

       Перехватил секиру на ответном взмахе.

       “Надо!”

        Коротко ударил коленом под дых.

       “Было!”

        Рванув за древко, другим его концом — наотмашь по лицу.

       “Договариваться!”

       А потом — разворот.

       Секира снесла гному голову.

       “Не со мной”.

       Оставшиеся в живых бросились врассыпную. И правильно сделали: остались бы стоять столбами — Йен не остановился бы. Просто не смог бы. А сейчас — немного растерялся, не найдя следующего противника. Успел вдохнуть и выдохнуть, успел взять под контроль ярость. Боль. Обиду.

       — Эй! — крикнул им вслед и услышал, как странно звучит его голос: напряженно звенит на грани срыва. Не так, как обычно, когда ему просто весело, когда он прячется за этим весельем, нет, теперь ему весело на самом деле. И голос на самом деле вот-вот сорвется. Он сам вот-вот сорвется.

       — Эй! — повторил Йен. — Вы раненых забыли! Это такие, у которых еще есть головы, и которые шевелятся…

       Оглянулся, будто в поисках. Увидел, как странно смотрят на него подошедшие оборотни. И, кажется, волки тоже. Может, даже виверны подозрительно косились с небес.

       "Вы не знаете меня!"

       Ярость. Боль. Обида.

       Остановиться. Отдышаться. Прийти в себя.

       — И механиз… — он снова перевел взгляд на гномов, те были уже далеко и вряд ли слышали. Но Йен продолжил, разве что осекся и исправился. — И обломки свои заберите! Разбросали тут…

       Скупо шевельнул раненой — как оказалось, только сейчас почувствовал — рукой, останавливая нескольких волков, рванувших было вдогонку.

       — Не надо, — тихо сказал им, несмотря на очередные недобрые взгляды в свою сторону.

       Да, противника нужно добить. Но Йен устал. И слишком близко была ярость Затхэ — стояла в горле. Еще капля крови на снегу — вырвется снова.

       — У нас тоже много раненых, — объяснил он своим. — Им нужна помощь.

       Оборотни — сильны. Они выживают, когда кажется, что выжить невозможно. Он знает: это у них от него.

       Раны оборотней мгновенно зарастают.

       Если, конечно, они не смертельны.

***

       Падая с облака, Ух’эр взмахнул рукой — якобы, чтоб удержать равновесие. На самом деле — незаметно накинув пелену на Даарена, которого и без того спрятал лучше некуда.

       К назойливому человеку у него потом будет отдельный разговор. Человек будет страдать, долго и много, но для этого Ух’эру нужно набраться сил. И найти время. И желательно спровадить таки родственников подальше.

       Живут они здесь или помирают — а все тянут из него силы. Так, что и не разберешь, кто из них больше.

       Впрочем, наверное, все-таки Лаэф.

       И теперь вопроса о том, не познакомить ли человека с братьями и сестрами, даже не стоит. Во-первых, им может понравиться с ним играть, и тогда они задержатся тут в ожидании новых игрушек, скажут что-то вроде: “зачем нам наверх, если и тут, внизу, есть из кого пить кровь и обращать в свою веру?” Во-вторых, он твердо решил: человека казнит сам. Медленно и с наслаждением: человек должен узнать, ощутить на себе в полной мере, что значит невыполненный договор.

       А пока — пусть сидит в своей комнате. Смотрит на ненастоящую семью. Он-то знает, что семья — не настоящая.

       — Подкрадываешься? — насмешливо возмутился Ух’эр и поднялся с земли.

       Лаэф стоял в нескольких шагах, смотрел пристально, строго, у его ног змеями вились тени, поднимались дымными струями к коленям, тянулись к поясу, окутывали, словно обнимали. И может, из-за тьмы в ногах, лицо Лаэфа казалось слишком бледным.

       — Да ты белый! — тут же радостно сообщил Ух’эр. — Покажись Сорэн, может, теперь за своего примет?

       — Покажусь, — Лаэф ухмыльнулся по-своему, по-змеиному. — Когда придет время.

       Ух’эр, хромая, подошел ближе. Ткнул пальцем Лаэфа в щеку, задумчиво поскреб, прищурился.

       — Намазался, что ли, чем-то?

       — Давно когти вырывали? — спросил Лаэф холодно.

       Ух’эр мгновенно отдернул руку, отпрыгнул и звонко расхохотался в ответ.

       — Говори с Нивеном, — приказал, оборвая его смех, Лаэф.

       — Да он не слушает! — пожаловался Ух’эр. — Ты же знаешь! Вот ты как никто другой знаешь! Ты его, можно сказать, взрастил, воспитал, а мне теперь мучиться!

       — Говори, — снова перебил Лаэф, снова жестко и холодно. — Тебе не нужно, чтоб он слушал. Тебе нужно, чтобы слышал. Чтоб не уснул. Делай что хочешь. Пой песни, кричи, рычи. Ты умеешь быть шумным, как никто другой, брат, — и снова впустил в голос немного меда, и снова ухмыльнулся. — Нам нужно, чтоб он удержался.

       “А ты откуда знаешь, что с ним?” — мысленно возмутился Ух’эр.

       Неужто набрал так много сил? Уже и сам способен дотянуться до своего эльфенка?

       “Вот сам и говори!” — чуть было не ответил злобно, но потом передумал. Да, Лаэф показывает, как силен. Да, это неприятно, но ссориться, особенно сейчас — глупо. В конце концов, у них все еще есть общая цель. Которая совершенно никого не слушает, пакость такая.

       Потому в ответ Ух’эр только обиженно фыркнул:

       — Будет держаться — так и до Даара дотянет! А дотянет — глядишь, и без нас разберется…

       — Он человек, — холодно напомнил Лаэф. — Не дотянет.

       Подумал, хмыкнул и решительно припечатал:

       — Грифон точно не дотянет. И когда он начнет падать — Нивен должен быть в себе. Если потеряем его…

       — Знаю-знаю, — отмахнулся Ух’эр. — Другой такой эльфийской пакости потом днем с огнем не найдем. Да и у нас тут не очень день. И не то, чтобы огонь был…

       — Говори, — в третий раз приказал Лаэф, развернулся и двинулся прочь.

       Ух’эр, глядя ему вслед, скривился и передразнил одними губами:

       — “Говори!”

       Тонкая тень, до боли похожая на Эрхайзу, свернувшаяся на плечах брата, поднялась и — Ух’эр готов был поспорить — пристально уставилась на него.

       Он расплылся в широкой улыбке — такой широкой, что аж уши съехали на затылок, — помахал когтистой лапой тени, а вместе с ней и Лаэфу, который, конечно же, видел, всё видел, гад такой.

       Но никак не ответил.

       Ушел, унося за собой своих змей.

       А Ух’эр еще долго глядел ему вслед.

       Брат все сильнее. Здешние тени уже не просто ручные — они уже и форму приобрели ту, к которой Лаэф привык. Ту, которую он им придал.

       Тьме, как оказалось, очень удобно существовать во владениях Смерти. И пока Тьма не обосновалась тут окончательно, ее надо вышвырнуть подальше.

       “Нивен”, — вспомнил Ух’эр, тряхнул головой — и полетели в разные стороны брызги смолы. С громкими чавкающими звуками упали за землю, превратились в жаб и, продолжая чавкать, попрыгали в разные стороны.

       А Ух’эр закрыл глаза, щелкнул пальцами и мгновенно оказался рядом с Нивеном.

       Тот летел на грифоне, Ух’эр — рядом с ним, на грозовой туче. Туча ворчала и тоже немного чавкала. Или он случайно прихватил с собой какую-то из жаб?

       В любом случае, учитывая, как легко, как просто удалось ему оказаться рядом — мальчик с косичками уже крепко спал.

       “Сейчас меня опять вышвырнут…” — с тоской подумал Ух’эр.

       А когда-то ведь ему поклонялись… Когда-то ему приносили кровавые жертвы, пели песни, молились…

       Что он теперь? Бегает из одного сна в другой и не может справиться с одним-единственным насекомым? Впрочем, нет, с двумя. Или — с тремя… В общем, Ух’эр начинал подозревать, что сколько народу ему сейчас ни дай, чтобы с ними справиться — он не справится вообще ни с кем.

       “Лаэф в общем-то тоже, — вспомнил Ух’эр, — не очень справлялся. Да и Сорэн со своим мальчиком… С сущим ребенком — и то не смогла”.

       Что-то произошло. Мир изменился. Ух’эр понял это только сейчас. Остальные — скорее всего, вообще еще ничего не поняли. Именно потому нужно поспешить избавиться от них. Пока они не поняли, насколько мир изменился. Пока не заметили, что то ли люди перестали чтить богов, то ли боги, пока были мертвы, забыли, как это — заставлять себя чтить.

       “Но это там, наверху, — подумал Ух’эр. — А тут — я уж как-нибудь справлюсь. И всем напомню, что такое Смерть”.

       И тут же добавил с невеселым смешком, потому что шутка-то получалась, но ему она не нравилась: “Только еще раз эльфенка спасу…”

       Нивен как раз опасно наклонился, и Ух’эр прекратил думать. Свесился с тучи так, чтобы оказаться поближе, громко хлопнул в ладоши над острым эльфийским ухом и рявкнул:

       — Не спать!

       Ухо услышало — Нивен резко выпрямился, быстро зыркнул в его сторону и…

       Естественно.

       Ух’эра тут же швырнуло о серую землю царства мертвых.

       Он тихо выругался сквозь зубы и осторожно сел, вправляя в очередной раз хрустнувшее колено.

       — Ушибся? — сочувственно спросил сверху Рен.

       — Вот не сидится тебе в своей комнате? — прошипел Ух’эр, поднимая недобрый взгляд.