— Чтобы что-то понять, я должна попробовать это. По своей природе я очень критична. Но когда ты смотришь на мир по другую сторону объектива, то открываются возможности для самопознания. Перспективы меняют все. Если у меня есть выбор, то я предпочитаю сочувствие жалости. Тут-то и начинается мой поиск. В последние несколько лет я многое перепробовала, чтобы понять людей и их жизненные ситуации. Я пыталась сделать так, чтобы моя жизнь имела смысл. Но мне еще нужно много над этим работать. Мое прошлое все еще требует анализа и прощения. А для этого необходимо много времени. Поиск. Когда я чувствую, что что-то поняла и выросла как человек, то двигаюсь дальше, вперед. С надеждой на новые перспективы.
Не знаю, то ли я очарован, то ли сошел с ума, но водка сделала мой разум свободным, поэтому я говорю:
— Для этого нужно большое мужество. Обычно люди любой ценой избегают заглядывать внутрь себя. Они опускают занавески и прячутся за ними.
Фейт медленно с серьезным видом качает головой. Мне кажется, что ей хочется возразить, но вместо этого она пристально смотрит на меня. На ее глазах появляются слезы; я настолько парализован этим зрелищем, что могу только смотреть на нее в ответ. Все гораздо серьезнее, чем она говорит. Но я не давлю на нее. Я позволяю людям делиться со мной секретами только, когда они готовы к этому. Она же пока не готова.
Фейт несколько минут смотрит на бутылки, а потом безмолвно спрашивает, не хочу ли я выпить еще.
Я киваю, она наливает.
Мы чокаемся, в этот раз не говоря ни слова, и пьем.
Когда я опять откидываюсь на подушки, она встает и пьяной походкой направляется в ванную комнату.
Вернувшись, устраивается вплотную ко мне, кладет голову на мое плечо и спрашивает:
— Ты женат, Шеймус?
— Почему ты спрашиваешь?
Фейт берет мою левую руку и тычет ею в лицо.
— А, — говорю я, когда замечаю полоску от обручального кольца. — Она сука и вышла замуж за другого.
Она переплетает наши пальцы и опускает руки на мое бедро.
— Это объясняет, почему я еще ни разу не видела ее. Думала, может, ты вдовец, потому что всегда грустный.
Я качаю головой, несмотря на то, что она не может этого видеть, потому что ее собственная голова все еще лежит на моем плече.
— Думаю, ты путаешь горечь с грустью.
Фейт поднимает голову и смотрит на меня. Снова. Это не какой-то поверхностный взгляд, потому что Фейт ничего не делает поверхностно, она словно смотрит в самую глубь тебя. Я ощущаю себя ранимым и обнаженным, поэтому отвожу глаза, но почему-то моментально начинаю паниковать, как тогда, на лестнице, когда почувствовал, что потерял что-то важное. Я возвращаю свой взгляд обратно. И это чувство проходит.
— Как давно ты уже без нее?
— Без Миранды? — говорю я, но быстро поправляюсь, потому что Фейт не знает ее имени. — Без бывшей жены?
Она кивает.
— Физически? Несколько месяцев. Эмоционально? Несколько лет. Может быть, целую вечность. Черт, я не знаю.
Фейт подтягивает ноги так, чтобы встать на колени рядом со мной и вынуждает меня повернуться к ней. Я не могу сопротивляться ей. Она из тех людей, которых невозможно игнорировать, даже если очень постараться.
— Ты все еще любишь ее? — прямо спрашивает она.
— Миранда — сука, — отвечаю я, и имея, и не имея этого в виду… в равной мере.
— Сукам тоже нужна любовь.
Не знаю, когда мы вдруг превратились из подвыпивших в полностью пьяных людей… Я смеюсь, но невесело, потому что все неожиданно совершенно изменилось. Я чувствую это.
— Я не люблю ее.
— Ты лжешь. Может она тебе и не нравится, но ты все еще любишь ее, — опускаясь на пятки, говорит Фейт.
Я резко выдыхаю, осознавая, что она права. И мне становится больно. Это острая боль признания, которое не хочет быть выпущено на волю.
— Это правда. Но как такое возможно?
— Время, обязательство, дети и куча других причин.
Я отпускаю ее руку, встаю и подхожу к окну, которое выходит на улицу. Мне приходится держаться за подоконник, чтобы не упасть.
— Причин, чтобы ненавидеть ее, гораздо больше.
— Расскажи мне свою историю, Шеймус. Историю Шеймуса, Миранды и их трех очаровательных ребятишек. Я хочу ее услышать.
Я поворачиваю голову и смотрю через плечо на Фейт. Она все еще сидит боком, опустив зад на пятки. Такая спокойная и восприимчивая. Поэтому я начинаю.
— Мы познакомились с Мирандой в университете. Она была выпускницей, а я учился на втором курсе. Я несколько месяцев преследовал ее, пока она не сдалась и не согласилась сходить со мной на свидание. Миранда была хорошенькой и умной. Очень умной. Она получила степень по финансам и сразу же после окончания университета ей сделали несколько хороших предложений. — Я отворачиваюсь к окну и погружаюсь в свои воспоминания. — Ты когда-нибудь встречала человека, который получает все, что хочет.
— Да. — Впервые я замечаю нотку чего-то похожего на ненависть в голосе Фейт.
— Миранда была именно такой. Сначала я думал, что это результат ее упорной работы и удача. Много удачи. Но чем дольше я ее знал, тем больше видел все ее манипуляции. Она отлично притворяется. Всегда притворялась. Она говорит людям то, что они хотят услышать. И знает, что сказать еще до того, как они сами понимают это.
— Серебряный язык 7— это серьезный дар.
Я усмехаюсь, удивляясь выбору ее слов, но Фейт права.
— Это и правда серьезный дар. Очень губительный дар.
— Она была хорошей матерью?
Это та часть истории, в которой я всегда ощущаю свою вину.
— Нет, не особо. Она все время работала. Это было ее оправданием. Она поднималась по карьерной лестнице. У нее была цель — стать вице-президентом до того, как ей исполнится тридцать. Поэтому я был единственным родителем. Миранда скорее походила на тетушку, которая забегала с визитами по выходным на пару часов. Она уходила на работу до того, как вставало солнце. Я будил детей и кормил их завтраком. Отводил в садик, а потом сам ехал на работу. Я забирал их из садика. Снова кормил. Купал. Играл и читал им книжки. И укладывал спать до того, как она возвращалась домой…
— Судя по всему, тебе повезло больше, чем ей. У тебя было счастье, а у нее — только тяжкая ноша.
Я моментально соглашаюсь с ее словами.
— Дети — это мое счастье. Я даже не сомневаюсь в этом. Но как бы мне хотелось, чтобы они знали, что такое мать.
— У них есть мать. Просто она неидеальная. Как и большинство родителей.
Меня раздражает то, что она словно защищает ее.
— Но так не должно быть! — кричу я. — Они ее гребаная плоть и кровь! А она относится к ним, как к чему-то второстепенному!
Все, что я копил годами и держал внутри, начало изливаться из меня.
Фейт не выглядит пораженной моим взрывом эмоций.
— Именно так она и обращалась с тобой? Как с чем-то второсортным?
Я ничего не говорю, потому что не хочу снова кричать.
— Будем считать, что ты ответил «да». Полагаю, Миранда бросила тебя? Она первой подала на развод?
Я киваю.
— Почему?
— Потому что-то внутри меня произошел сбой.
Фейт опускает руку мне на плечо, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Ей удалось встать с дивана и подойти ко мне совершенно незамеченной.
— В тебе нет никакого сбоя.
Я качаю головой, потому что Фейт не понимает.
— Нет, есть. У меня рассеянный склероз8.
Она пожимает плечами.
— В этом нет ничего страшного. Ты просто начинаешь жить по другим правилам. Я не хочу показаться равнодушной. Это не так. Скорее всего, тебе приходится сталкиваться с проблемами, некоторые из них, возможно, неприятны, но ты привыкнешь. Никто не идеален. У всех есть проблемы. Запомни это. — Фейт трясет меня за плечи и улыбается. — Главное, ты жив, Шеймус. Ты жив! — радостно кричит она.
Я наблюдаю за ней такой счастливой и убедительной, и ее настроение передается и мне. Алкоголь и Фейт притупляют горечь. Развеивают её. Я знаю, что это временно, но… хоть так.