– Следы! - крикнул в микрофон Михаил Титлов - командир самолета.

Радист и я бросились в кабину пилотов, откуда был хороший обзор, Ни в первое мгновение, ни в следующее мы не поверили Михаилу Алексеевичу. Это казалось немыслимым...

...Двухмоторный самолет уже более четырнадцати часов курсирует над просторами Северного Ледовитого. Наша задача - выяснить, как распределяются льды в океане. На основании этих данных можно будет предсказать условия плавания для караванов судов.

Неожиданно мое внимание привлекла странная полоса, которая легкими штрихами пересекала ледяное поле, проплывающее под нами. Приподняв светофильтры, я стал внимательно вглядываться в эти полосы...

– Следы! - Возглас командира оторвал всех от привычных занятий. Члены экспедиции устремились в кабину пилотов.

Машина шла на небольшой высоте. Цепочка следов промелькнула гак быстро, что мы увидели позади самолета в снежном мареве полярного дня лишь нечеткую полоску. Ее можно было принять за трещину, вдоль которой прошел белый медведь в поисках нерпы.

– Разыграть вздумали, - разочарованно протянул всегда немного скептически настроенный радист Герман Потарушин.

– Нет, точно следы, - недоуменно ответил самому себе второй пилот Афинский.

Титлов, прищурившись от напряжения, вновь старательно выводил машину на нечеткую 'полоску следов, чтобы рассмотреть ее как следует,

– Правда, следы!.. - еще раз подтвердил командир.

– Показалось, - вздохнул Потарушин. - Мы же так далеко от материка и в трехстах километрах от Диксона. Ни одного сигнала бедствия в этот месяц не было, С неба, что ли, люди свалились? Марсиане?

Мы перешли на бреющий полет над вершинами торосов.

– Смотрите, вот они, "марсиане", левее голубого тороса! - крикнул Титлов.

По заснеженным льдам вились следы - очевидно, шли двое с нартами. Теперь без сомнения можно было оказать - шли люди. И шагали они как люди следы их тянулись бесконечной синусоидой, потому что люди не могут ходить строго по прямой, как, например, белые медведи, и белые медведи не тащат за собой нарты. И видимо, один из людей покрепче или помоложе, потому что следы упорно оттягивало вправо, в сторону океана. Это делалось вряд ли нарочно.

Вдруг за очередной грядой торосов следы пропали. Под нами было чистое заснеженное поле.

– Что за чертовщина? - пробурчал Титлов.

– Проглядели, - сказал я. - Люди, видимо, спрятались в торосах. Курс обратный!

Титлов развернул машину, Мы снова прошли над грядой торосов. Следы обрывались в изломах льда.

– Они почему-то прячутся от нас! - проговорил Афинский.

Мы переглянулись. Такое совсем не вязалось с представлениями об Арктике и полярниках. Люди прячутся от людей, оказавшись среди океана, в сотнях километров от населенного пункта!

– Садимся? - предложил я Титлову.

Садиться на океанский лед - предприятие рискованное. Одиночный самолет, без страховки другим, да еще на колесах!

Я пожалел о сорвавшемся слове, но люди... Ведь одни в океане!

Титлов внимательно посмотрел на меня и молча кивнул головой.

– Осмотрим вон то ледяное поле, прикинь, размеры, толщину заснеженности.

Состояние льдины делало посадку возможной. Смущали колеса: как они поведут себя на заснеженной льдине? Сбросили дымовую шашку для определения ветра и ориентировки. Шурша покрышками, самолет мягко пробежал по льду и остановился. Выскочили и осмотрелись. Лед крепкий и надежный.

– Пойдем, - сказал Титлов.

Пошли. До той гряды торосов было более километра.

Метрах в трехстах от торосов остановились.

Обитатели торосов молчат. Мы тоже. Подождали, подождали, наконец Титлов крикнул:

– Кто вы?

Не ответили.

Афинский повторил тот же вопрос по-английски. Молчание.

Мороз был крепкий, с ветерком нам в лицо.

– Отвечайте! - снова крикнул Титлов.

– Отвечайте, черт возьми, кто вы?!

– Пошто лаешь? - донеслось из-за торосов.

– А пошто молчите?

– Кто вы такие? - спросили из-за торосов.

– Ну уж это наглость, - пробурчал Потарушин, человек весьма чувствительный к вопросам субординации и вежливости.

– Летчики советские! - крикнул кто-то из нас.

– Выходи один. Поговорим.

Мы переглянулись.

– Иду? - взглядом спросил я Титлова.

Тот кивнул.

Я поднялся. Когда я прошел шагов десять, из-за торосов навстречу мне вышел невысокий русобородый мужчина. Я внимательно приглядывался к нему. Он двигался вразвалку, как ходят люди, привыкшие к тяжелому физическому труду, крепко ступал на ноги.

Сблизились.

Я увидел, что мужчина немолод. Он передвинул на шапку эскимосские "очки": распиленный поперек молодой ствол пихточки с крестообразным отверстием.

За пятьдесят ему перевалило давно. Глаза из-под лохматых бровей смотрели сурово и подозрительно. Шел неторопливо, и мы встретились гораздо ближе к его лагерю, чем к моему.

"Непрост мужичонка-то", - подумал я.

Сошлись.

Не подавая руки, бородач сел на обломок тороса. Сел и я. Помолчали, изучая друг друга.

– Пошто идете за нами? - - угрюмо спросил он.

– Вы-то как очутились здесь?

– Дорога заказана?

– Нет.

– Вот мы и идем.

– Да идите, пожалуйста. Мы помочь думали, в беде вы, океан же кругом!

Молчит, пытливо сверлит меня глазами.

Я достал кисет, стал набивать трубку. Старик крутил головой.

– Хорош табак.

– Хорош.

– Духовитый.

– Душистый и крепкий, с душой.

Помолчали.

– Одолжите, может...

Я протянул ему кисет.

Бородач достал из-за пазухи трубку величиной с добрый кулак, покосился на меня. Я махнул рукой.

Он плотно набил трубку, подобрал табачинки, случайно упавшие на снег. Потом достал спички и, прикуривая, второпях сломал две. Крякнул с досадой. Затянулся глубоко, даже глаза закрыл от удовольствия. Выдохнул дым не сразу. Вытер слезы, набежавшие на глаза.

– Дядя Митяй! - раздалось из-за торосов.

– Две недели без табаку, - словно извиняясь за несдержанность своего спутника, сказал бородач.

– Куда идете-то?

– На Диксон.

– До него семьсот километров!

– Дойдем.

– А прошли сколько?

– Верст пятьсот. С гаком.

– Одни?

– Да. - И он крикнул: - Гришка, подь сюда!

Из-за торосов вышел второй бородач, со стороны моего лагеря поднялся приземистый Титлов и направился к нам.

Дядя Митяй посмотрел в его сторону, усмехнулся:

– Много вас?

– Пятеро.

– Пусть идут. Не лиходеи мы. Столяры.

Около нас собрались все, кроме механика, дежурившего в самолете. Григорий жадно, наслаждаясь, курил.

– С Таймыра с Гришкой топаем, - разговорился подобревший от табака дядя Митяй. - Нешто можно так с рабочим человеком обращаться? Столяры мы, столярами и подрядились. А нас, поди ж, плотниками поставили. Плотник - он плотник и есть, а столяр - он столяр. Свое ремесло у каждого. Нешто мы плотниками подрядились?

Дядя Митяй долго и старательно объяснял нам, что их глупый и непонимающий начальник нарушил договор и заставил работать плотниками. Обидевшись, столяры и отправились с Таймыра на Диксон...

Мы слушали не перебивая и разглядывали путешественников. Одеты они были ладно, добротно, даже, я сказал бы, с щепетильной опрятностью: полушубок с кушаком, за который заткнут топор, треух, ватные брюки, валенки.

Меня, как навигатора, интересовало многое.

– Как же вы ориентируетесь? - спросил я. - Как правильно направление держите?

– Компас у нас, - и дядя Митяй достал обыкновенный туристский компас, который в этих широтах показывает то ли направление, то ли цену на дрова в бухте Тикси.