Матти. Ну, тогда продайте себя.

Пунтила. И ты, Брут! Неужели ты вправду хочешь, чтобы я себя продал?

Матти. Да кто вас купит?

Пунтила. Госпожа Клинкман.

Матти. Хозяйка "Кургелы"? Тетенька дипломата? Мы ведь к ней едем?

Пунтила. Она ко мне неравнодушна.

Матти. И вы хотите торговать своим телом? Какой ужас!

Пунтила. Ничего ужасного. Только вот свободы мне не будет, братец! И все-таки я собой пожертвую! Ну что я такое?

Матти. Это-то верно.

Судья (просыпается, шарит вокруг себя, звонит в воображаемый колокольчик). Прошу в зале суда соблюдать тишину!

Пунтила. Он думает - раз он спит, значит, он в суде. Братец, ты решил вопрос: теперь ясно, кому больше цена - такому лесу, как мой, или такому человеку, как я. Ты - замечательный малый. Вот, возьми мой бумажник, расплатись и спрячь, не то все равно потеряю. (Показывая на судью.) Поднять его и вынести! Все я теряю, лучше бы у меня ничего не было. Деньги воняют, запомни! Как я мечтаю, чтоб у меня ничего не было и мы с тобой брели бы пешком по нашей чудесной Финляндии, правда, можно и проехаться в какой-нибудь маленькой двухместной машине, неужели нам не накачали бы даром немножко бензина? А устанем - зайдем в кабачок, выпьем стаканчик, а за это наколем им дров - для тебя это раз плюнуть, братец мой.

Уходят. Матти тащит спящего судью.

II

Ева.

Сени в усадьбе "Кургела". Ева Пунтила ждет отца и ест шоколад. Атташе Эйно

Силакка показывается наверху, на лестнице. Он совсем сонный.

Ева. Представляю себе, как расстроена госпожа Клинкман.

Атташе. Моя тетушка никогда, не расстраивается надолго. Я еще раз справлялся по телефону. Говорят, мимо Кирхендорфа проехала машина и в ней двое что-то вопили.

Ева. Они! Я своего папашу узнаю из тысячи. Сразу понимаю, о ком речь. Если услышу, что кто-то гнался за батраком с плеткой или дарил бедной вдове машину, я сразу догадываюсь - это мой папочка!

Атташе. Но здесь он не у себя дома! Я боюсь только скандала. Я, может быть, плохо разбираюсь в арифметике и не помню, сколько литров молока мы посылаем в Каунас, - я сам молока не пью. Но у меня удивительный нюх. на скандалы. Когда атташе французского посольства в Лондоне после восьмой рюмки коньяку крикнул герцогине Кэтремпл, что она потаскушка, я сразу предсказал непременно будет скандал. И я оказался прав. Кажется, они! Знаешь, дорогая, я немного утомлен. Надеюсь, ты простишь, если я удалюсь к себе. (Поспешно уходит.)

Со страшным грохотом вваливаются Пунтила, Матти и судья.

Пунтила. А вот и мы. Только, пожалуйста, без церемоний. Не надо никого будить, мы разопьем в тесной компании бутылочку и ляжем спать. Ты счастлива?

Ева. Мы ждем вас третий день.

Пунтила. Да, нас задержали в дороге, но мы все привезли. Матти, снимай чемодан, надеюсь, ты ничего не разбил, не то мы тут помрем от жажды. Мы очень торопились, боялись, что ты заждалась.

Судья. Можно тебя поздравить, Ева?

Ева. Папка, ты нехороший. Целую неделю я торчу тут, в чужом доме, читаю один и тот же старый роман и сижу с атташе и его теткой. Можно просто лопнуть от скуки!

Пунтила. Мы так спешили, я их все время торопил, говорил - не засиживайтесь, мне надо потолковать с дипломатом насчет помолвки. Я радовался, что ты тут, в гостях у своего атташе, что тебе есть с кем поговорить, пока мы задерживаемся. Осторожней, Матти, как бы чего не случилось. (С бесконечными предосторожностями вносит вместе с Матти чемодан.)

Судья. Может быть, ты поссорилась с атташе, иначе ты бы не жаловалась, что вам скучно вдвоем.

Ева. Ах, не знаю. С ним даже поссориться нельзя.

Судья. Пунтила, по-моему, Еве этот брак не по душе. Говорит, что с атташе даже поссориться нельзя. Я вел однажды дело о разводе: жена заявила, что муж ни разу не дал ей по физиономии, когда она швыряла в него лампой. Она пожаловалась в суд, что он к ней невнимателен.

Пунтила. Так. Ну что ж, это тоже очень удачно. За что Пунтила возьмется, все будет удачно. (Еве.) Значит, ты несчастлива? Я тебя понимаю. Мой тебе совет - брось этого атташе. Разве он мужчина?

Ева (видит, что Матти ухмыляется). Я только сказала, что, кажется, мне с ним вдвоем скучно.

Пунтила. А я что говорю? Выходи за Матти. С ним не соскучишься.

Ева. Папа, ты невозможный человек! Я только сказала - кажется. (Матти.) Отнесите чемодан наверх!

Пунтила. Постой! Вынь-ка сперва пару бутылочек! Мы с тобой, дочка, сейчас обсудим за бутылочкой - подходит мне атташе или нет. Ты хоть п.омолвлена с ним?

Ева. Нет, о таких вещах мы даже не разговаривали. (Матти.) Не открывайте чемодан.

Пунтила. Что? Вы еще не обручились? За три дня? Чем же вы занимались? Что же он за человек после этого? Вот я - в три минуты обручусь с кем угодно! Давай его сюда, твоего атташе, а я приведу всех судомоек и покажу, как я обручусь - молниеносно! Давай бутылки, там бургундское. Нет, лучше давай ликер!

Ева. Нет, больше пить я не позволю! (Матти.) Отнесите чемодан ко мне в комнату, вторая направо.

Пунтила (в испуге, видя, что Матти поднимает чемодан). Евочка, это нехорошо с твоей стороны! Неужели ты родного отца заставишь умереть от жажды? Обещаю тебе, я потихонечку выпью с кухаркой или с горничной бутылочку - и Фредрику дадим, видишь, он тоже помирает от жажды. Надо его пожалеть!

Ева. Я нарочно не ложилась спать, чтобы ты не будил служанок.

Пунтила. Я уверен; что Клинкманша - а где она, кстати? - сама с удовольствием посидит со мной. Фредрик устал, пусть идет спать, а я кой о чем поговорю с Клинкманшей, я давно собирался с ней поговорить, мы всегда были неравнодушны друг к другу.

Ева. Пожалуйста, возьми себя в руки. Госпожа Клинкман и без того разозлилась, что ты опоздал на три дня. Вряд ли она и завтра к тебе выйдет.

Пунтила. А я к ней постучусь - и все улажу. Я знаю, как с ней обращаться, в этом ты, Ева, ничего не понимаешь.

Ева. Я одно понимаю, что с тобой ни одна женщина слова не скажет, когда ты в таком виде. (Матти.) Несите чемодан. Хватит с меня этих трех дней.

Пунтила. Евочка, будь же умницей! Если ты против, чтобы я шел к Клинкманше, приведи сюда эту толстушечку - она экономка, что ли, - я хоть с ней кой о чем поговорю.

Ева. Папа, не доводи меня, не то я сама потащу чемодан и, наверно, по дороге нечаянно уроню его.