Дорога была длинной. Но сам гордый город они смогли рассмотреть. Невзирая на ранний час, по мощёным булыжником улицам маршировали отряды моряков и пехотинцев. Спешили немногочисленные гражданские. Тащили за тросы аэростаты воздушного заграждения, похожие на большие серые туши заморских животных, называемых слонами. Словом, это был город-крепость. Осаждённый, но не сдающийся. С гордо поднятой головой.
Грузовик промчался по широкой улице, затем миновал охраняемые морской пехотой ворота и оказался под землёй, в огромной штольне, освещённой рядами электрических лампочек на потолке. Тут машина остановилась. Хлопнула дверца, моряк оказался капитаном третьего ранга. Он выскочил из кабины и весело крикнул:
— Прибыли, товарищи. Разгружайтесь!
Кое-как, на затёкших ногах лётчики перелезали через дощатые борта и разминали ноги на твёрдой земле.
— Построиться!
Неторопливо, как знающие себе цену люди, пилоты выстроились в шеренгу. Перед ними, в сопровождении ещё трёх командиров, стоял целый авиационный полковник.
— Я — полковник Дзюба! Командир специальной группы прикрытия. Это — капитан Александер. Командир батареи Љ 30, которую мы прикрываем с воздуха. Сейчас всем встать на учёт в строевой части, получить личное оружие. В 8.00 вас отвезут на аэродром, где вы получите свои новые машины. Вопросы есть? Вопросов — нет.
— А как же…
— Я же сказал — вопросов нет!
Олег, стоящий позади Столярова, шепнул:
— Круто берёт.
— Ерунда. Обломаем.
— Вы что-то имеете против?
Перед капитаном стоял Дзюба.
— Капитан Столяров. Штурмовик. Со мной — моё звено. Лейтенанты Лискович и Власов. Мы, товарищ полковник, не истребители. Мы на «Ил-2» летаем. С сорок первого.
В строю стоящих навытяжку пилотов раздался лёгкий гул. Кто-то даже присвистнул. Лицо Дзюбы начало багроветь, но он справился с собой.
— Я же сказал — особая группа прикрытия береговой батареи Љ 30. И вам, штурмовикам, место найдётся. А сейчас — разойдись!
Один из сопровождающих начальство командиров замахал руками, приглашая прибывших пройти с собой, в строевую часть. Столяров остался на месте, повинуясь жесту капитана Александера.
— Извините полковника, капитан. Вчера немцы почти все самолёты сожгли. Ждём ночью новые машины. Сейчас только от начальства. Разгон получил. А что он мог?
Владимир жёстко усмехнулся:
— Драться. Иначе — не выживешь. Проверено.
— Вот вы какой, капитан…
Протянул моряк. Сзади вывернулся Александр:
— Потому и живы…
После недолго пути по штольне лётчики оказались в небольшом, вырубленном в белом ракушечнике отсеке, где все были переписаны, внесены в списки части. После писарских дел выдали оружие. Кому-то достался «ТТ», кому-то — наган самовзвод. Столяров и тут выделился, продемонстрировав трофейный немецкий «маузер», захваченный им осенью. Затем лётчиков повели на погрузку. По дороге пилоты с любопытством смотрели на работающие тут же, в штольнях, станки эвакуированных с поверхности, подвергаемой непрерывным обстрелам и бомбёжкам, предприятий города. Здесь изготавливались гранаты и снаряжались патроны, в другом месте делали миномёты. В одном из небольших штреков хозяйничали пиротехники, изготавливающие мины. Поодаль — госпиталь. Возле затянутого тканью входа торопливо курили хирурги, одетые в белые, покрытые чёрными в слабом свете ламп, пятнами крови…
На этот раз ехали с большим комфортом, разместившись хоть и в кузовах, но зато двух «ЗИС-6». Трёхосные автомобили вскоре вывезли прибывших с Большой Земли за город и попылили по грунтовке…
Обычный полевой аэродром в степи. Укрытые в капонирах, под маскировочными сетями самолёты. Несколько сожженных остовов на границе аэродрома. Выкопанные в каменистой крымской земле блиндажи для личного состава. Так же закопанные в землю ёмкости для топлива.
— Да, ребята… Весело нам здесь будет, пожалуй.
Бросил один из прибывших, высокий худощавый майор в щегольской ленд-лизовской шинели. Полковник вылез из кабины первого автомобиля, выслушал рапорт дежурного, затем повёл пилотов к одному из блиндажей. Внутри оказалось неожиданно просторно, во всяком случае, уместились все. Рассевшись по нарам и пустым патронным ящикам, командированные слушали своего нового командира, а тот рассказывал о задачах группы, о том, что творилось здесь в последние дни. Затем посыпались вопросы. Интересовало всё, и какие типы самолётов используют немцы. С какой частотой налёты. Сколько машин сразу задействует враг в одной бомбёжке. Словом, как невесело пошутил комиссар группы — всё, вплоть до цвета подштанников Геринга. Но, тем не менее, Дзюба на вопросы отвечал обстоятельно и вдумчиво. Так что разговором все остались довольны. Затем новых членов группы развели по землянкам, которым предстояло на долгое время, как все надеялись, стать их новым домом…
— Ничего, жить можно!
Бросил Александр, окинув взглядом своё новое жилище. Землянка представляла собой вырытое в земле углубление с перекрытиями из рельсов, на которых лежали листы железа. Стены аккуратно обшиты досками, по стенам — топчаны, что было неслыханной на войне роскошью. В углу притулилась печка-буржуйка железнодорожного образца, на которой можно было рассмотреть надпись: НКПС имени Л.М. Кагановича, и дата — 1937 год. Пол был застелен плетёными из старых канатов ковриками. Освещало всё это великолепие настоящая семилинейная керосиновая лампа. А не самодельная «катюша» как обычно.
— Жить можно. А воевать?
Ответил ему Олег, опускаясь на анкер, служивший сиденьем.
— Воевать будем на совесть.
Подвёл черту Владимир. Затем он бросил вещмешок на лежак в левом углу.
— Мой. Не возражаете?
Оба молодых командира согласно кивнули. Но едва они подошли к облюбованным местам, как в дверь постучали, и, дождавшись разрешения, на пороге появился матрос, отдавший честь.
— Товарищи командиры, через час обед, потом в штаб. Получите карты местности. И ещё, у вас место есть, так командир приказал к вам ещё одного человека подселить. Он чуть позже будет. Тоже с Большой Земли.
Столяров, как старший по званию, согласно кивнул.