А сейчас… что там говорить! Мой одноклассник Антон, работавший после медучилища в морге, не выдержал («каждую ночь по 7-10 трупов к нам привозят, и все- молодые люди!»), ударился в религию и зарылся где-то в землянке. Эх!…

Когда мне было лет 6, мама повезла меня в Москву – достала билеты на американский балет на льду «Холидэй он айс». Обратно мы возвращались ночной электричкой. Электричка была пустая, я почти всю дорогу спала у мамы на коленях. А потом мы шли домой одни пешком по городу в 4 часа утра! Летняя ночь была замечательная – теплая и тихая. Было так здорово, и в голову не приходило чего-то бояться. Иногда нам встречались редкие прохожие, влюбленные парочки или рабочие, возвращавшиеся из ночной смены, и никому не приходило в голову наброситься друг на друга с какими-то гнусными целями. Это сейчас «освободившиеся» бандар-логи искренне не понимают: как это можно взять да и упустить такой шанс- не изнасиловать и не ограбить женщину или ребенка, если они попались им на дороге вечером одни? Как на полном серьезе выразился один кинокритик, «произошел переход от советского менталитета к норме»!…

Ой, да почему же это я все никак не засну? Откуда лезут в голову все эти гадости? Надо подумать о чем-нибудь приятном… 9 Мая, День Победы, соловьи… Мое вечернее сидение на крыше… то, как постепенно холодает с наступлением сумерек… первые комары… нет, о комарах лучше не надо!… Дом… Да, наш дом! Маленький, деревянный, всего в одну комнату и кухоньку, а такой родной, такой любимый. В сенях летом прохладно, в чулане иногда шуршат мыши, готовит бабуля летом на керосинке, а зимой- в печке, теплой, настоящей русской печке… Какая из нее картошка печеная выходит, с дымком и привкусом золы! У лежанки на бабушкиной кушетке зимой так хорошо погреть бока…

Единственное место на планете, которое я считаю своим настоящим домом!

По молодости лет я морщилась при словах «любовь к Родине» и «патриотизм». Думала, что это всего лишь официальная показуха. Какая же я была тогда дурочка! Когда я уехала, дом снился мне несколько лет подряд, почти каждую ночь. Это были мучительные сны. Особенно часто повторялся один из них: где я превращалась в листочек бумаги (не спрашивайте, как – на то это был и сон!), чтобы добраться до дома хотя бы в конверте, вместе с письмом… Просыпалась и плакала, пока никто не видел….

Я переворачиваюсь на другой бок, закрываю глаза и пытаюсь его себе представить. На улице меня звали Женя Угловая – потому что дом стоял на углу. Два окна с улицы и три со двора, сарай, яблонево-грушевый сад, две яблони перед домом, огород рядом с ним…

Помню все листочки щавеля на вкус на этом огороде, помню смолистый запах качелей, которые соорудил для меня дедушка из железнодорожных шпал, их пронзительный скрип, по которому бабушка точно знала, что я на огороде (веревки были привязаны к заржавелым металлическим подковкам, подвешенным на железную трубу вместо перекладины), каждую выбоинку на деревянном сиденьи качелей, которое я уносила вечером с огорода домой, чтоб не размокло от дождя или росы; то, как я раскачивалась чуть ли не выше перекладины и прыгала с самого верха, пролетая по воздуху через пол-огорода и приземляясь на грядке с картошкой. Помню, как надо плести венки из одуванчиков. Как пачкают они твою одежду своим белым соком, за что тебя журит бабушка – потому что он никакими силами не отстирывается. И как надо правильно оборачивать стебель крапивы лопухом, чтоб не обжечь руки, когда вступаешь в крапивную битву. Крапива использовалась в наших играх в войну, когда надо было идти в штыковую атаку… Помню то, как мама в жаркий день собирала на огороде колорадских жуков в баночку – я даже помню, когда они у нас впервые появились. Свой дубок, который я сама посадила в конце огорода, когда была первоклассницей – из проросшего желудя, найденного мной в парке, когда мы там были с классом на экскурсии….

За огородом – канава, в которой весной клокочет талая вода, за ней – насыпь, а по насыпи тянется железная дорога. В детстве я ужасно боялась паровозных гудков, не знаю, почему. Один раз вышла погулять зимой, а по линии идет паровоз, да как загудит! Я с воплем не глядя нырнула головой в сугроб… Потом мои родные вышли на крик, а из сугроба только валенки торчат! Томочка (да будет земля ей пухом!) придумала даже присказку такую для меня – «Машинист, не гуди, и Женюшку не буди!», что мне ужасно нравилось…. А поездов я побаивалась всю жизнь – потому что хорошо знаю, какие они огромные, если встать с ними рядом. Одни колеса- выше тебя ростом! Б-р-р-р… Когда живешь рядом с железной дорогой, привыкаешь к их грохоту. Даже спишь под него, не замечая. В 1976 году, когда в Румынии было силное землятресение, докатились его отголоски и до нас, но мы этого даже не заметили: с такой силой у нас дома все тряслось регулярно!

Один раз подружка уговорила меня пойти на линию: за ней якобы остановился цыганский табор, который оттуда можно было увидеть. Мне было 5, ей- 4. Поездов мы не боялись, я была уверена, что если пойдет поезд, мы успеем его заметить и с рельсов уйдем. Мы сидели на рельсах на корточках и пытались разглядеть табор за деревьями. В это время мама моя возвращалась с работы и издалека, с горы еще нас увидела… По ее словам, она сама не помнит, как она до нас добежала! Поезда не было, но это был единственный в моей жизни случай, когда она меня отшлепала. Было очень обидно: неужели она действительно думает, что я поезда бы не заметила? Но к линии я больше в жизни никогда без взрослых не подходила.

За линией- свалка и лес, не нормальный русский лес из березок, а лесопосадка хрущевских времен (Никите Сергеевичу не по душе было, что народ самовольно сеял для себя на берегу реки картошку, и поле засадили страшнейшим деревом – американским кленом, размножающимся быстро как джунгли). Когда-то мы ходили туда с дедушкой, потом я перестала, а он ходил по-прежнему: за дровами. За лесопосадкой – наша река, медленная, средней широты, спокойная, которая когда-то, еще до моего рождения, была чистой. При мне уже купались в ней только самые отчаянные! Весной она мощно разливалась, и мы (обязательно с взрослыми!) ходили на линию бросать в талую воду камешки. Один раз, когда мне было года три, она разлилась так, что у нас дома воды было по колено. Мы все ушли ночевать к Тамарочке, и поэтому я воспринимала происходящее как одно большое приключение! Дедушке, конечно, было не до смеха…

Зимой за линией катались на лыжах и санях с дамбы. Летом ее склоны народ засевал картошкой, и очень редко когда (только в неурожайный год) ее кто-то чужой воровал. А так – каждый просто знал, где его участок, и никто другой его не трогал. Никакой тебе охраны, колючей проволоки, никаких собак. Охранников в магазинах я впервые в жизни увидела лет 15 назад, на Антилах. Вот до какой цивилизации наконец доросли теперь и мы! Ой, куда это меня опять понесло?… Так я никогда не засну! А на работу вставать рано…

Просыпаться с чувством счастья. С ожиданием чуда. Вот чего я лишена с тех пор, как не стало Советского Союза. Неужели я так многого хочу от жизни? И кому это так помешало, что я и миллионы других людей просыпалась с тихим и умиротворенным чувством счастья?…

С чувством счастья мне больше не проснуться никогда. С тхе пор, как заболела Лиза. Последние несколько месяцев были сплошным кошмаром из мыльной оперы. Я только сейчас отхожу от него. Но как от такого отойдешь?

.. Весна, весна… май… после 9 мая недалеко уже и до годовых контрольных, от которых, хотя я хорошо училась, у меня всегда уходил в пятки желудок. А в конце мая вдруг холодает – начинает цвести черемуха… Я крепко зажмуриваюсь и почти чувствую ее приторно-сладкий запах. И сон, вместе с ароматом черемухи, нарисованным моим воображением, наконец окутывает меня…

… А это что? Почему я опять в Роттердаме? Откуда он взялся, этот треклятый Роттердам? Вот он, Сонни, со злым красивым лицом, ищет нас с Лизой… я прячусь вместе с ней в магазине и про себя молюсь, чтобы он в него не зашел! Вот он разворачивается и медленно, как это бывает только во сне, направляется к магазинной двери.. А-а-а-а!